Ясно, какая работа выпадала на долю того, кто захотел бы науку церковной словесности превратить из ряда мертвых формул в живое дело. Такая огромная задача выпала на долю молодого бакалавра Амфитеатрова, и он не убоялся предстоявшего ему дела, но с несказанной ревностью и любовью принялся за него. В основу русской проповеди он решил положить творения, беседы и речи святых отцов. «Вот где,– пламенно говорил он своим слушателям,– родное наше красноречие! Вот у кого учитесь писать! А французы и немцы нам не годятся...»

Плодом этих трудов явился вышедший в 1846 году двухтомник Иакова Косьмича Амфитеатрова, тогда уже профессора, «Чтения о церковной словесности, или Гомилетика». Вот что писал автору об этой книге ректор академии епископ Иннокентий: «Я сретаю Вашу прекрасную книгу как давнего и давно ожидаемого знакомого и приятеля. И прежде он стоил уважения, а теперь еще более. Всегдашняя благодарность Вам от всей учебной и ученой части нашей! Вы одолжили ее много и надолго трудом своим. Без Вас эта стезя, доселе мало удобная к проезду, может быть несколько разделана, но, по всей вероятности, наполовину немецкою киркою, наполовину французским топориком, а не русскою церковною мотыкою...»

Мы не ошибемся, если скажем, что книга Амфитеатрова создала целую эпоху в истории русского церковного красноречия и что отечественная гомилетика начинается именно с этого момента, а сам Амфитеатров бесспорно должен быть признан создателем, отцом этой науки у нас, в России. Книга Иакова Косьмича была замечена и Государем, и 26 марта 1848 года император Николай I пожаловал автору осыпанный бриллиантами перстень.

В истории русской проповеди Иаков Косьмич Амфитеатров замечателен не только тем, что он первый поставил ее на должную научную высоту, и не только тем, что он воспитал в духе премудрости и страха Божия целый ряд молодых, впоследствии знаменитых, проповедников,– с самого начала своей профессорской службы Иаков Косьмич еженедельно выступал с церковной кафедры в различных киевских храмах. Появление его на церковном амвоне было настоящим праздником для киевлян. Да и неудивительно: самые простые, самые обыкновенные жизненные случаи и примеры он умел обращать в предмет беседы, извлекая из них наставления и назидания; при этом о самых отвлеченных истинах христианского вероучения он умел говорить в высшей степени простыми и ясными словами, проникавшими до самой глубины сердец слушателей. Вот как пишет об этом современник и биограф Амфитеатрова, известный критик В. Аскоченский: «Просто, даже как бы неловко, всходит бывало он (Иаков Косьмич) на кафедру церковную; начинает по-видимому без одушевления; но чем дальше, тем прикованней к проповеднику становится внимание слушателя, тем обильнее пошло в душу его животворное слово. Вы слушаете его не с той горделивой осанкой, которую невольно придает вам красноречивый оратор, не с выражением критицизма, даже не с готовою на устах похвалою,– нет, при сказывании Амфитеатровым поучения никто, бывало, духу не переведет, с похвалою некогда собраться. Он сполна завладел вами и уже не выпустит вас из рук до последних, заключительных слов своих: “Ему же слава во веки веков, аминь”. Но вот уже нет властителя ваших дум благочестивых; он сошел с кафедры так же просто, так же неловко; вы проводили его благодарными очами и уже забыли личность проповедника. С вами осталось только живое, поражающее слово его, и вы осязательно чувствуете, как глубоко и благотворно пошло оно в душу вашу...»

Плодом такого живого, одушевленного проповедничества явились и предлагаемые «Беседы об отношении Церкви к христианам». Начиная с первых же шагов своей проповеднической деятельности, профессор Амфитеатров записывал все свои проповеди и поучения, но большинство из них света все-таки не увидели. Главной причиной тому удивительная, чрезвычайная скромность проповедника и высокая требовательность к себе. «Что вам мои проповеди,– отвечал обыкновенно он, когда к нему обращались с просьбой дать его произведения для переписки,– читайте лучше святого Димитрия Ростовского да святого Златоуста...»

В «Беседах об отношении Церкви к христианам» мы видим плоды зрелого ума и вполне расцветшего проповеднического дарования. Все, чем дорога была речь Амфитеатрова его почитателям: необычайная сила слова, потрясающая сердце, редкая умилительность, увлекательность, способность в кратких словах, но ясно и всесторонне охватить весь затронутый вопрос и при всем этом та «помазанность» слова, которая так располагает всякого слушателя,– все это заключают в себе «Беседы». Предметом их содержания, как видно из заглавия, служат отношения Церкви к христианам. Само содержание не может не поражать новизной и оригинальностью. До Иакова Косьмича еще никто из наших отечественных проповедников не избирал отношения Церкви к ее чадам главным предметом такого полного и всестороннего исследования. Иаков Амфитеатров со всей силой присущего ему ораторского таланта шаг за шагом показывал, как Церковь, подобно любвеобильной матери, с необычайной нежностью заботится о своих чадах-христианах, об их благоденствии, с необычайной внимательностью следит за каждым шагом их жизни и во всяком затруднительном случае, во всякой потребе приходит им на помощь своими пламенными молитвами, своими установлениями, чинами и последованиями, приуроченными к каждому случаю. Вместе с тем автор хочет научить и самих чад Церкви – христиан, как во всех затруднительных жизненных случаях они могут находить наставление и утешение, отраду и благопотребную помощь в святых уставах и учреждениях Церкви. В «Беседах» показана вся важность и благотворность единственного верного и спасительного руководства в жизни верующих – руководства Святой Церкви: чрезвычайно ясно проведена мысль, что Церковь есть любвеобильная матерь своих нежно любимых чад – христиан, и вместе с тем указывается, как в разных случаях следует этим чадам прибегать к помощи и заступлению своей матери-Церкви. «Люди с земными помыслами, с плотскими взглядами на жизнь человека,– говорит автор в одном месте своих “Бесед”,– привыкли находить в этой жизни, в этом великом даре Божием, гораздо более обстоятельств простых, случаев мелких, потребностей неважных, чем важных. Пред очами Церкви, пред ее матернею любовью ко своим благодатным детям ничего нет простого, мелкого, неважного в жизни христианина. Ее прозорливый и попечительный взор на все обращен с одинаковым вниманием и заботливостью. И чем житейские потребности наши по-видимому маловажнее, чем случаи проще и обыкновеннее, тем глубже открываются ее заботы, тем нежнее и величественнее является любовь ее».

Книга И. К. Амфитеатрова была встречена с огромным интересом, она переиздавалась десять раз и неизменно привлекала читателей.

Еда забудет жена отроча свое, еже не помиловати изчадия чрева своего? Аще же и забудет сих жена, но Аз не забуду тебе, глаголет Господь. Се на руках Моих написах стены твоя, и предо Мною еси присно. (Ис. 49:15–16)

Еда забудет жена отроча свое… Я прочел сии слова Господни для того, чтобы ими начать беседы мои о тех святых отношениях, о той великой любви, которую Церковь Божия имеет к нам, христианам. Не буду входить в отвлеченные размышления о сем предмете; поищу в нем таких строк, которые ближе к нам, ближе к житейским и домашним потребностям христианина. Часто слышим, что Церковь называют матерью. Остановлюсь на этом простом понятии – на понятии о Церкви Божией как о матери нашей – и постараюсь объяснить, что она действительно есть мать всем нам: что она рождает нас, воспитывает нас, хранит и промышляет о нас как о собственных детях. Она мать по святому праву возрождения, по святому праву духовного воспитания, по святому праву хранения и промышления.

Иаков Амфитеатров

Беседа первая. О том, что Церковь есть матерь наша по праву возрождения в Таинстве святого Крещения

В нынешней беседе изложу только первую мысль: Церковь есть матерь наша по святому праву рождения, и то в одном отношении – в отношении к святому Таинству Крещения.

Все мы как христиане имеем двоякое рождение: одно естественное, другое благодатное. Первым рождают нас плотские родители наши, вторым – Церковь. И то, и другое суть весьма важные события в нашей жизни: первое рождение есть высокое торжество природы, второе есть высокое торжество благодати Божией. О первом рождении говорит Спаситель наш: жена, егда раждает, скорбь имать, яко прииде год ея, егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир (Ин. 16, 21). Так, братие мои, наши матери скорбят и болезнуют в годину рождения, потому что все наши матери в ту минуту, как начинают быть матерями, необходимо должны испытывать над собою всю силу Господня слова, еще в раю сказанного им: в болезнех родиши чада (Быт. 3, 16). И вот жена, егда раждает, скорбь имать. Но эта скорбь великая скоро обращается в неизъяснимую радость, потому что жена делается тем, чем она больше всего на свете желает быть,– делается матерью, получает такое значение, которое возвышает ее и в собственных глазах, и в глазах других, получает право, которое сильнее законов и оружия может защитить ее, получает имя, которое достопочтеннее многих имен, какими украшается суетная пышность света,– имя и значение, которые заставляют ее забыть все скорби и муки рождения, как бы ни были они ужасны. Егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир,– явилась от сердца матери как бы вторая жизнь ее, в великом мире Божием явилось новое существо, которое по сану и месту своему выше всех видимых тварей,– родися человек в мир.