8. Из литературы о платоновском подражании

В заключение обширной литературы о платоновском подражании скажем о некоторых важнейших работах.

Самая старая из них принадлежит В. Абекену. Абекен{17} формулирует традиционное сопоставление о противоположности взгляда Платона и Аристотеля на подражание: у Платона подражание относится к эпосу и драме, а у Аристотеля ко всей поэзии в целом. У Платона идеи находятся вне материи, у Аристотеля же они - в самой материи. Наше предыдущее изложение свидетельствует, что вся эта проблематика у Платона гораздо сложнее и что, следовательно, Абекен рассуждает здесь слишком упрощенно. Полезным является у Абекена{18} взгляд на то, что Гомер изгоняется у Платона из идеального государства не из-за плохого качества его поэзии, но из-за размягчения душ, которое он создает. В целях анализа платоновского подражания

Абекен привлекает ряд важных текстов - Theaet. 152 de; R. P. X 595 c, 607 c; Phaed. 95 a; Legg. III 682 a, VI 776 e; Phileb. 62 d. Насколько продвинулось вперед и углубилось научное понимание платоновского подражания в течение прошлого века, можно судить по работе Э. Штемплингера{19}. Этот автор, вслед за Э. Целлером, утверждает, что Платон в своих воззрениях на сущность и роль искусства вернулся к более ранней позиции, чем софисты, которые ввели антитезу "природа - искусство". Именно Платон в этой проблеме непосредственно зависит от дорийского мелоса в Сицилии, и самое слово "мимезис" впервые употребляется только у Пиндара, Феогнида и других дорийских поэтов. Платон недаром возражает против эпоса и драмы, которые характеризуются методом подражания, а признает, скорее, лирику, поскольку она является непосредственным излиянием мыслей и чувств человека, и признает прежде всего дифирамб. С другой стороны, Платон, согласно Э. Штемплингеру, оказался ближе к старому и народному представлению о том, что лишь вселенная и природа всего является произведением искусства в чистом виде; искусство же смертных - лишь маловажное, бледное отражение первого космического произведения искусства{20}. Э. Штемплингер сопоставляет с этим тот факт, что ни у Гомера ни у Гесиода слово "мимезис" не встречается. Говоря в основном о мимезисе в литературе, Штемплингер считает, что соответствующее учение Платона имеет много пустот и противоречий. Но тот факт, что Платон отказывал поэтам в созидательном творчестве, находит параллель в другом положении Платона, а именно, что даже демиург не обладает у него силой созидания (R. Р. VII 514 слл.). Не признает Платон и созидательной силы фантазии, хотя сам в своих работах пользуется ее плодами (Soph. 266 b слл.). Критика, направляемая им против художников (R. Р. X 595 а), - не эстетического, а этического порядка: не сам по себе их метод - подражание - плох; плохо то, что они поглощены видимой стороной вещи, пренебрегая ее содержанием.

Традиционное художественное подражание, согласно Платону в понимании Э. Штемплингера, не дает "знания" (episteme). Таково гносеологическое рассуждение Платона в "Государстве" (X 595 с - 602 b). Поэтому Платон всякое искусство трактует как "отобразительно-творческое" (eidolopoiice). Но Э. Штемплингер не приводит соответствующих мест из "Софиста", где этот термин чаще всего встречается (у нас выше, стр. 37). Риторика, по Платону, тоже есть "идол", то есть "отображение", "политического момента" (Gorg. 463 d). Искусство, поэтому, есть просто детская игрушка (R. Р. X 602 b; ср. Legg. II 656 с, X 889 d), создаваемая ради низких вкусов толпы (Legg. II 667 b). При этом

Э. Штемплингер ошибается, думая, что художники у Платона без всякого подражания, а только на основании чисто иррационального вдохновения могут постигнуть и изобразить идеальный мир{21}. Выше (стр. 40) мы уже доказали, что абсолютная иррациональность не пользуется у Платона ясно выраженным признанием. В целом в работе Э. Штемплингера высказаны некоторые существенные соображения о платоновском мимезисе, но доплатоновские корни этого мимезиса указаны у этого автора слишком бегло и слишком в общей форме.

В. Вердениусу{22} удалось доказать, что во взглядах на искусство Платон был отчасти близок к современной эстетике, когда в ряде диалогов говорил о следующих аспектах искусства: художник творит, когда им руководит вдохновение. Тем не менее он привносит в свой образ многое от своей личности. Материал, которым пользуется художник, тривиален. Содержание, вытканное им из этого материала, высоко. Искусство есть "мечта и сон" (Soph. 266 с). Неправильно понятое искусство может нанести большой вред душе; поэтому к нему надо относиться осторожно (R. Р. X. 608 а; Legg. III 669 bc).

В. Вердениус считает, что учение Платона о подражании тесно связано с иерархической картиной мира. Эмпирический мир не представляет собой истинных вещей, он - только приближенное подражание им. Наши мысли и доказательства есть подражание реальности (Tirn. 47 bc; Critias. 107 bc), слова суть подражания предметам (Crat. 423 е - 424 b), звуки - подражание божественной гармонии (Tim. 80 b), время подражает вечности (38 а), законы подражают истине (Politic. 300 c), человеческая власть есть подражание истинной власти (Politic. 293 а, 297 с), верующие стараются подражать своим богам (Phaedr. 252 с, 253 b; Legg. IV 713 е), видимые фигуры - подражания вечным фигурам (Tim. 50с) и т.д. Но, говоря почти одновременно о imitatio, подражании, и imago, образе, В. Вердениус нигде не указывает прямо, что в платоновском контексте первое можно понимать в свете второго, а именно как "сотворение образа", "изображение", "представление", "воплощение". Поэтому явную нелепость, возникающую от неадекватного перевода (на самом деле, как время может "подражать" вечности?), Вердениус объясняет тем, что у Платона будто бы под "подражанием" понималась лишь приближенная, а не точная копия{23}. Приводимые в подтверждение этого мнения места из "Кратила" не могут выполнить своей цели, так как там говорится именно об образе, а не о мимезисе (423 b-d). Если, однако, не придираться к отдельным выражениям Платона, то, действительно, его подражание необходимо будет понимать гораздо сложнее, чем просто буквальное воспроизведение. В нем имеется и достаточно интенсивно выраженная субъективная жизнь художника, и наличие художественно обработанной образности, и способность бесконечно разнообразного приближения к подражаемому предмету. Все подобного рода особенности платоновского подражания дают основание В. Вердениусу понимать его как в основе своей здоровый художественный метод и потому безусловно близкий к теперешним художественно-теоретическим исканиям.

Центральным вопросом "мимезиса" Р. Лодж{24} считает загадку двойственного отношения Платона к нему: с одной стороны, миметическое искусство через вдохновение художника открывает людям тайну богов, оно необходимо при воспитании; с другой стороны, оно изгоняется из идеального государства. Вместе с тем Р. Лодж не считает, что у Платона здесь противоречие: подражание низким вещам действительно недостойно гражданина, подражание же высоким - похвально. Он ошибочно считает, что термин "мимезис" употреблялся в эпической поэзии, например у Гомера{25}, и не допускает возможности иного истолкования термина. Общая тенденция книги свидетельствует о том, что Р. Лодж по преимуществу излагает вольным языком общеизвестные теории Платона и ссылается на массу текстов, не подвергая их специальному анализу.

Как показывает подзаголовок книги Г. Коллера{26}, этот автор отказался от традиционного перевода термина "мимезис" как "подражание". Дать новый перевод для понятия мимезиса Г. Коллера заставили десятки случаев, когда мимезис встречается в значении, никак не укладывающемся в "подражание", а также потому, что соответствующий глагол "подражать" употребляется в греческом с прямым дополнением{27}. Вот один из этих примеров. У Аристофана (Thesm. 850 сл.) Мнесилох ищет глазами Еврипида, который еще к этому моменту не появился, вероятно, потому, что стыдится своего скучного "Паламеда". Мнесилох говорит:

Каким спектаклем я его сюда заставлю прийти?

А, придумал,