Этические следствия пантеизма

Итак, "чистый разум" задает вопросы, на которые пантеизм не в силах дать удовлетворительный ответ. Но гипнотические чары "всеединства" поспешает прорвать и этический, "практический разум". Он отказывается обожествлять преступления и людоедство. Отождествление Бога и мира, духа и природы способно привести человека к полной нравственной дезориентации; ведь природа не знает различения добра и зла. Все, что есть в жизни – есть; оно просто существует и не обременяет себя поиском смысла своего существования. И если человек ищет смысл жизни, значит, он ищет чтото по ту сторону жизни. Но "по ту сторону жизни" не значит – "в смерти"; нет, он ищет то, что выше его жизни и что своей высотой может освятить и оправдать его конкретное существование. Человек живет ради чегото.

И если человек ищет это чтото – значит, "надмирное" уже есть, потому что поиск смысла или даже ощущение нехватки смысла есть уже нечто такое, что не укладывается в обычное течение событий. "И нам, по крайней мере, смутно мерещится, что этот, с точки зрения предметного эмпирического мира, столь ничтожный и мелкий факт, как неспособность двуногого животного, именуемого человеком, спокойно устроиться и жить на земле, и его муки от непонятной внутренней неудовлетворенности, есть – для взора, обращенного внутрь и вглубь, – свидетельство нашей принадлежности к совсем иному, более глубокому, полному разумному бытию. Пусть мы бессильные пленники этого мира, и наш бунт – бессмысленная по своему бессилию затея, но все же мы – только его пленники, а не граждане, у нас есть смутное воспоминание об иной, подлинной нашей родине, мы не завидуем тем, кто мог совсем о ней забыть".

То, ради чего я как разумное существо должен жить, должно быть разумно и осмысленно, должно иметь в себе все основания своего осмысленного бытия и при этом както соотноситься со мной. Ибо если с точки зрения высшего смысла я сам не могу быть различим, если человек слишком ничтожен sub specie aeternitatis – значит, такая философская система предлагает нечеловеческий смысл жизни. То, что я сейчас изложил – это конспект рассуждений Владимира Соловьева ("Оправдание добра"), Евгения Трубецкого ("Смысл жизни"), Семена Франка ("Смысл жизни"). Главная их мысль: наличие в человеке нравственного измерения его жизни показывает, что мир не прост, что в бытии есть разделение на Высший (духовный, идеальный) и низший порядок бытия. Высшее начало действует, притягивает к себе низшее, но они не тождественны. Человек не равен миру (потому что стремится прочь от него в порыве к Богу), и Бог не равен миру (потому что человек, живя в мире, тяготится им), и человек не равен Богу, потому что стремится к Нему, а, значит, ощущает свою отдаленность от Него. Другой русский мыслитель, М. Бахтин, так писал об открытии той же сложности, многоуровневости Бытия: "Противопоставление вечной истины и нашей дурной временности имеет не теоретический смысл; это положение включает в себя некий ценностный привкус и получает эмоциональноволевой характер: вот вечная истина (и это хорошо), – и вот наша преходящая дурная временная жизнь (и это плохо). Но здесь мы имеем случай участного мышления, стремящегося преодолеть свою данность ради заданности, выдержанного в покаянном тоне… Такова концепция Платона". С. Аверинцев так комментирует эту мысль Бахтина: "Бахтин хочет сказать – с полным основанием – что учение Платона, противопоставляющее незыблемость "истинносущего" и зыбкость мнимосущего, меона, имеет целью вовсе не простую констатацию различия онтологических уровней, но ориентацию человека по отношению к этим уровням: от человека ожидается активный выбор, то есть, побахтински, "поступок" – он должен бежать от мнимости и устремляться к истине". Согласно Е. Рерих, "проявленная Вселенная в зримости и незримости своей являет нам лишь бесчисленные аспекты сияющей материи, от самого высокого до самого низкого". По мысли же русских христианских мыслителей, кроме "бесчисленных аспектов материи" есть еще человеческая мысль и жажда смысла, которые и приводят человека к Богу, бесконечно возвышающемуся над миром материи и детерминизма (пусть даже "кармического"). Надо признать, что эту двууровневость бытия знает любая серьезная метафизика, в том числе и восточная. Но ведическая мысль предпочитает просто отрицать реальность низшего мира, давая ему лишь статус иллюзии – "майи". Европейская мысль менее склонна растворять полноту мироздания в философских концептах. Она признает, что Бог, поддерживая существование мира, тем не менее не растворяет мир в Себе, и, значит, история мира не есть история Абсолюта. Бог позволяет человеку и миру существовать в качестве самостоятельных источников своих действий: мы сами можем определить, в каком именно деле и как мы приложим те энергии, что свойственны нашей природе. Но за Собой Бог как бы оставляет возможность не отождествлять с Собой те или иные неверные наши выборы. Так для религиозного сознания открывается возможность для осуждения греха. Если в мире существуют такие события, которые произошли по воле человека, но не Бога – значит, они могут быть религиозно отрицаемы. Мир не есть Бог – и, значит, грех может быть назван грехом, а не "инобытием Абсолюта". Признание Бога творцом предполагает, что есть сущностная разница между Ним и миром. Если человек творит чтото – созданное им не тождественно ему самому. Книга, написанная им, не есть он сам. Если бы Бог рождал мир – мир был бы Богом. Если бы Бог изливался в мир –мир был бы Богом. Но коль скоро Бог творит мир – мир радикально отличен от Творца, и, значит, мировая грязь не чернит Его Лик. "Наша вина, то есть нехотение или недостаточное хотение, и есть та самая немощь, в которой многие правильно видят самую суть греха… Не стремись свалить вину свою на Бога, не лукавь! Сознайся, что в неполноте Богоявления виноват ты сам и виноват тем, что недостаточно стремился к Богу, а был косен и ленив", – так пишет Л. П. Карсавин, не соглашаясь считать, будто зло рождается оттого, что единое божество, живущее в человеке, недостаточно осознает себя единым божеством.