Конфликт неустойчивости родительского отношения. Одной из наиболее частых причин конфликтов между родителями и подростками является неустойчивость родительского восприятия и отношения, отражающая реально противоречивый статус подростка в мире социальных отношений: «еще не взрослый — уже не ребенок». По сравнению со взрослым еще рельефнее проступают «несовершенства» ребенка — несобранный, нецелеустремленный, не способный к систематическим усилиям. Не в пользу подростка оказывается и сравнение с ребенком, особенно если в семье имеется еще и младший. Физический облик подростка — нескладность, угловатость, повышенная потливость, прыщавость — даже эти понятные для родителей и преходящие признаки переходного возраста делают тем не менее его малопривлекательным. Родителей раздражает «неопрятность», «неаккуратность», «нежелание следить за собой», «выполнять элементарные гигиенические требования». Малосимпатичный на вид, подросток становится и малоудобным в общежитии: «Уже большой, а не проследишь — уроки сам не приготовит, чашку за собой не вымоет», «Мог бы побольше помогать по дому, а тут хлеба купить не допросишься». В результате положительные качества подростка не видятся или недооцениваются, зато недостатки, скорее несовершенства, выглядят чуть ли не сложившимися пороками.

…Родители Вити жалуются на потерю контакта с 14–летним сыном. В семье есть еще 6–летняя дочка, желанный ребенок, «маленькая кокетливая женщина», которую мать с отцом обожают. К Вите родители испытывают временами такое чувство гнева, порой ненависти, что это пугает их самих. С точки зрения отца, у них с сыном — разные идеалы: у Вити абсолютно нет никакого интереса к математике, а отец увлекается механикой. Мама допускает, что все дело в их разном отношении к сыну и дочери, так как именно в этом их Витя и упрекает, однако в этом мама склонна видеть ребячество сына. «Невозможно доказать, что равенство в семье — миф, а он хочет уравняться в правах с сестрой, считает, что мы с ним несправедливы». У Вити, по словам мамы, абсолютно отсутствует чувство дома, правда, он моет посуду, ходит в магазин, выносит помойное ведро, играет с сестрой, но все это, жалуется мама, «делает без всякой инициативы, кое–как», «у него совершенно нет привычки делать все с любовью и до конца». Отец замечает, что всегда был очень требователен к сыну, может быть даже суров, но ему казалось, что мальчика так и надо воспитывать.

Анализ этого случая позволяет иллюстрировать один из неблагоприятных типов родительского отношения — сочетания сверхтребовательности, гиперсоциализации с эмоционально холодным, отвергающим отношением. Витя улавливает эти нюансы родительского отношения, страдает, по–своему старается приспособиться к нему.

Временами, признается Витя, на него находит ужасное чувство вины из–за того, что «мама так много для меня делает, а я совсем немножечко». Тогда он с удвоенным старанием выполняет свои домашние обязанности. У Вити до сих пор сохранились детские привычки — обожает играть с солдатиками, любит жаться к маме, сосет палец. У мамы эти привычки вызывают легкое снисходительно–презрительное отношение и жалость, тогда она старается приласкать Витю. Немаловажную роль в потере контакта с сыном сыграла, по–видимому, излишняя строгость отца, которым Витя очень гордится («Он всё–всё знает про компьютеры»), но и ревнует к сестренке и к маме. В рисунке «Моя семья» себя он рисует очень близко к маме, сестренку же отгораживает мебелью и телевизором, а папу не рисует вовсе. Добиться некоторого улучшения отношений в этой семье удалось в результате более ясного осознания родителями тех противоречивых чувств, которые они испытывают к сыну, и хотя любви и симпатии к сыну, может, и не прибавилось, но возникла более объективная оценка его качеств, его роли реального помощника в семье. Требовательность дополнилась признанием Витиных заслуг, стала более сбалансированной система обязанностей и прав.

Конфликт сверхзаботы. Неправильное отношение к ребенку иногда возникает на почве сверхзаботы о нем, мать живет «как бы за свое детище».

…Миша был желанным ребенком, хотя перспектив создания полной семьи у его матери не было. Мальчик родился раньше срока, слабеньким, много болел, так что детство прошло в постоянном страхе за его жизнь. С поступлением в школу мальчик стал крепче, однако в отношениях со сверстниками был робок, нередко оказывался козлом отпущения, не умея драться, старался всем угодить (по словам мамы, «отличался абсолютным отсутствием гордости и самолюбия»). Первые годы учебы мама или бабушка не только провожали Мишу в школу и обратно, но нередко просиживали в школе и все время занятий — мальчик боялся оставаться один, опасался, что не справится с ребятами. Задания привыкли делать вместе, так как Мише трудно было сосредоточить внимание на уроках. При обращении в психологическую консультацию мама жаловалась на безынициативность сына, отсутствие интереса к школьным предметам, робость, неумение самостоятельно работать, нежелание помогать хоть в чем–то по дому, безответственность. Наблюдая за поведением мамы и сына, психологи смогли выявить неадекватные формы общения. Например, при совместном выполнении одного из психологических тестов мама буквально старалась все сделать за сына. Попытки сына самостоятельно найти ответ, как правило, не поддерживались, а чаще всего просто дискредитировались как негодные. При этом возникало впечатление, что мама даже гордилась тем, что она так активно «помогает» сыну, однако она совсем не замечала, что к концу их совместной работы, казалось столь успешной, сын совершенно сник, перестал предлагать собственные варианты выполнения задания, а лишь покорно соглашался с мамиными.

В данном случае мы имеем дело с явными ошибками родительского воспитания, неправильной тактикой поведения, которые в литературе обычно называют сверхконтролем и сверхопекой. Может быть, уместная в более раннем возрасте, теперь она становится тормозом для развития у Миши самостоятельности, инициативы, самоконтроля и чувства уверенности в себе. Как же получается, что мать этого не видит и, желая воспитать своего сына «настоящим мужчиной», в действительности продолжает обращаться с ним как с малышом, не давая пробиться росткам самостоятельности?

Одна из причин психологической слепоты родителей состоит в их бессознательном стремлении сохранить ту эмоциональную близость с ребенком, которой характеризуются отношения матери и ребенка в раннем детстве. Платой за эту близость оказывается крайняя взаимозависимость матери и сына; отчасти она удобна обоим: мама чувствует себя нужной, неодинокой, а сын удовлетворяет свою потребность в душевном комфорте и безопасности.И вот уже Миша предпочитает сидеть дома, потому что с мамой уютно и спокойно; без мамы не садится за уроки, без указаний не сходит в магазин за хлебом и не уберет за собой чашку. Правда, маму уже раздражает такая безынициативность и зависимость Миши, но то, что эти черты она сама воспитала и продолжает способствовать их дальнейшему развитию, мама не замечает. В этом, как и во многих других случаях, необходим настоящий переворот в поведении матери, в ее видении другого человека, отношении к нему. Закрепление, фиксация действительных трудностей роста ребенка лишает подростка стимулов развития, мешает сбросить кожу с себя — маленького.Родительская любовь питает, растит, но может и поглощать, пожирать ребенка. Нередко это случается, когда в силу определенных жизненных обстоятельств мать видит в ребенке единственно близкое ей существо или отец — свое второе «я».Подобная любовь может стать тяжким бременем для обоих, особенно если ребенок не способен реализовать родительские ожидания.…Мама 15–летней Кати страдает из–за отчужденности с дочерью: «Думала, растет родная душа, близкий мне человек, будет с кем поделиться знаниями, опытом, к кому прислониться. Теперь вижу — вырос и живет со мной чужой человек». Маме очень хотелось посещать с дочерью концерты, вместе прочитывать и обсуждать любимые книги — дочка же предпочитает компанию сомнительных, по мнению мамы, друзей, учится посредственно, читать не любит. Мама росла в семье, где девизом было «надо и должно», а дочка «предпочитает жить иначе — легко, интересно». Сама мама была благодатным, послушным материалом в руках своей властной, деспотичной матери. И вот спустя многие годы, став матерью, попробовала воспроизвести уже известную ей воспитательную схему, но вот беда — дочка сопротивляется, абсолютно не переносит нажима, просто впадает в бешенство. Подвижная, веселая, общительная, она любит готовить, шить, в школе с удовольствием занимается общественной работой, а духовные интересы у нее, по мнению матери, не развиты.Известно, что семейные воспитательные традиции передаются из поколения в поколение. Однако индивидуальность ребенка порой ставит под сомнение пригодность семейных традиций по отношению к данному конкретному ребенку. Отказ от прародительской позиции так труден еще и потому, что в ка–ком–то смысле означает признание собственной несостоявшейся судьбы, требует нового «жизненного сценария», опирающегося на совершенно иные жизненные цели. Не многие родители способны на такой шаг, но если он совершается, то может оказаться, что приобретения гораздо выше потерь, что расстаются на самом деле с ложными представлениями о себе. Близость с ребенком становится возможна, только нужно перестать обвинять его в том, что он не такой, как хотелось бы. А какой, оказывается, чуткой, ласковой может быть дочь — и разве не этого в конечном счете больше всего недостает образованной, правильной, но недолюбленной и недолюбившей матери? Стоит ли тогда идти наперекор природному складу ее характера, если в результате — потеря привязанности, холод одиночества?Конфликт неуважения прав подростка на самостоятельность. Подросток — интуитивный психолог, он чувствует, что утвердить свою значимость можно через утверждение своего права собственности на многие вещи. «Мое» — говорит он, имея в виду душевные переживания; «мое» — машинки, ручки, карандаши, фантики; «мое»— друзья, телефонные разговоры и т. д. Подростки больше собственники, чем их родители, просто им давно известно, что реальная власть в семье у того, в чьих руках собственность. Ведь родители считают, что могут распоряжаться судьбой детей именно потому, что они их родили и тем самым приобрели навечно право собственности. «Моя мама считает, что даже моя кожа принадлежит ей, ведь она меня родила», — с горечью говорит 13–летняя девочка. Исполненные сознания своих прав, мы редко уважаем права других. «Посторонним вход воспрещен!» — предупреждает подросток, но взрослый с легкостью вторгается на чужую территорию, в чужую душу. Тогда подросток замыкается в себе — буквально врезает замок в своей комнате и бросается с кулаками на непрошеного посягателя на его душу. Ученые–зоопсихологи обратили внимание, что у крыс в условиях перенаселенности резко возрастает агрессивность. Так же, по–видимому, обстоит дело и с людьми. Во всяком случае известно, что в семьях, где не уважаются границы личного пространства каждого, конфликты и ссоры — явления довольно обычные.