Одна из причин психологической слепоты родителей состоит в их бессознательном стремлении сохранить ту эмоциональную близость с ребенком, которой характеризуются отношения матери и ребенка в раннем детстве. Платой за эту близость оказывается крайняя взаимозависимость матери и сына; отчасти она удобна обоим: мама чувствует себя нужной, неодинокой, а сын удовлетворяет свою потребность в душевном комфорте и безопасности.

И вот уже Миша предпочитает сидеть дома, потому что с мамой уютно и спокойно; без мамы не садится за уроки, без указаний не сходит в магазин за хлебом и не уберет за собой чашку. Правда, маму уже раздражает такая безынициативность и зависимость Миши, но то, что эти черты она сама воспитала и продолжает способствовать их дальнейшему развитию, мама не замечает. В этом, как и во многих других случаях, необходим настоящий переворот в поведении матери, в ее видении другого человека, отношении к нему. Закрепление, фиксация действительных трудностей роста ребенка лишает подростка стимулов развития, мешает сбросить кожу с себя — маленького.

Родительская любовь питает, растит, но может и поглощать, пожирать ребенка. Нередко это случается, когда в силу определенных жизненных обстоятельств мать видит в ребенке единственно близкое ей существо или отец — свое второе «я».

Подобная любовь может стать тяжким бременем для обоих, особенно если ребенок не способен реализовать родительские ожидания.

…Мама 15–летней Кати страдает из–за отчужденности с дочерью: «Думала, растет родная душа, близкий мне человек, будет с кем поделиться знаниями, опытом, к кому прислониться. Теперь вижу — вырос и живет со мной чужой человек». Маме очень хотелось посещать с дочерью концерты, вместе прочитывать и обсуждать любимые книги — дочка же предпочитает компанию сомнительных, по мнению мамы, друзей, учится посредственно, читать не любит. Мама росла в семье, где девизом было «надо и должно», а дочка «предпочитает жить иначе — легко, интересно». Сама мама была благодатным, послушным материалом в руках своей властной, деспотичной матери. И вот спустя многие годы, став матерью, попробовала воспроизвести уже известную ей воспитательную схему, но вот беда — дочка сопротивляется, абсолютно не переносит нажима, просто впадает в бешенство. Подвижная, веселая, общительная, она любит готовить, шить, в школе с удовольствием занимается общественной работой, а духовные интересы у нее, по мнению матери, не развиты.

Известно, что семейные воспитательные традиции передаются из поколения в поколение. Однако индивидуальность ребенка порой ставит под сомнение пригодность семейных традиций по отношению к данному конкретному ребенку. Отказ от прародительской позиции так труден еще и потому, что в ка–ком–то смысле означает признание собственной несостоявшейся судьбы, требует нового «жизненного сценария», опирающегося на совершенно иные жизненные цели. Не многие родители способны на такой шаг, но если он совершается, то может оказаться, что приобретения гораздо выше потерь, что расстаются на самом деле с ложными представлениями о себе. Близость с ребенком становится возможна, только нужно перестать обвинять его в том, что он не такой, как хотелось бы. А какой, оказывается, чуткой, ласковой может быть дочь — и разве не этого в конечном счете больше всего недостает образованной, правильной, но недолюбленной и недолюбившей матери? Стоит ли тогда идти наперекор природному складу ее характера, если в результате — потеря привязанности, холод одиночества?

Конфликт неуважения прав подростка на самостоятельность. Подросток — интуитивный психолог, он чувствует, что утвердить свою значимость можно через утверждение своего права собственности на многие вещи. «Мое» — говорит он, имея в виду душевные переживания; «мое» — машинки, ручки, карандаши, фантики; «мое»— друзья, телефонные разговоры и т. д. Подростки больше собственники, чем их родители, просто им давно известно, что реальная власть в семье у того, в чьих руках собственность. Ведь родители считают, что могут распоряжаться судьбой детей именно потому, что они их родили и тем самым приобрели навечно право собственности. «Моя мама считает, что даже моя кожа принадлежит ей, ведь она меня родила», — с горечью говорит 13–летняя девочка. Исполненные сознания своих прав, мы редко уважаем права других. «Посторонним вход воспрещен!» — предупреждает подросток, но взрослый с легкостью вторгается на чужую территорию, в чужую душу. Тогда подросток замыкается в себе — буквально врезает замок в своей комнате и бросается с кулаками на непрошеного посягателя на его душу. Ученые–зоопсихологи обратили внимание, что у крыс в условиях перенаселенности резко возрастает агрессивность. Так же, по–видимому, обстоит дело и с людьми. Во всяком случае известно, что в семьях, где не уважаются границы личного пространства каждого, конфликты и ссоры — явления довольно обычные.

Андрей грубит матери, бабушке и тете, может в гневе пустить в ход руки, учиться не хочет, зато с удовольствием занимается радиотехникой, домашние заботы проходят мимо него. Андрей прожил свои 14 лет в окружении трех любящих женщин. Все трое всегда старались сделать для него что–нибудь хорошее: мама учила с ним стихи и готовила школьные задания, бабушка пекла его любимые пончики, тетя могла объездить весь город в поисках нужной радиодетали. Женщины в семье также очень любили друг друга, каждая была посвящена в жизнь другой, да не было у них никаких особых тайн, а была одна общая радость — Андрей. И вдруг такое — хоть ставь на учет в милицию!Попробуем помочь этой семье нормализовать отношения. Для начала введем некоторые простые правила общежития, которые должны неукоснительно соблюдаться: не входить друг к другу в комнату без стука или в отсутствие хозяина; не трогать личные вещи, не подслушивать телефонные разговоры. Напомним, что кроме обязанностей по отношению к подростку есть у каждой из женщин еще множество других дел. (Бабушка давно собиралась закончить свои мемуары, разобрать старые семейные фотографии. Маму ждет неоконченная диссертация. Тетя, заядлая театралка, совсем оторвалась от культурной жизни, и теперь ей необходимо просмотреть ряд новых спектаклей.) Андрей в таком случае может чаще оставаться дома один, он будет очень доволен, что наконец–то перестали «закармливать маминой кашей» — попросту отстали от него.Конфликт отцовского авторитета. Многие отцы хотят воспитать сына настоящим мужчиной.Мы наблюдали 15–летнего Сережу, к которому папа предъявлял следующие претензии: «абсолютно лишен собственного мнения, ничем не интересуется, безынициативный». Из беседы удалось в самых общих чертах воссоздать семейную ситуацию Сережи. Единственный ребенок в семье, Сережа рос мягким, ранимым мальчиком, походил на девочку — каштановые кудри, темные большие глаза с длинными ресницами. С самого рождения отец решительно отстранил от воспитания маму («ты вырастишь из него девчонку!») и принялся за воспитание «настоящего мужчины». Закалял — обливал ледяной водой, заставлял бегать босиком по снегу, независимо от того, был Сережа здоров или простужен, не допускал пропусков школы, даже если мальчик температурил. Малейшее проявление слабости в сыне подвергал осмеянию.Случай, подобный описанному, мы встречали в практике консультативной работы не раз и нередко убеждались в том, как трудно изменить подобную практику воспитания, которую можно было условно назвать шоковой. Дело в том, что Сережу почти никогда не хвалили («А за что?» — искренне удивился папа), не отмечали его успехи, зато за каждый промах больно стегали по самолюбию. Отец мог прямо сказать: «Ты не мужчина, я тебя презираю!» Таким образом, в родительском отношении к Сереже не только налицо был дисбаланс поощрений и наказаний, но и сами наказания приобретали форму тотального клеймения, наказания посредством лишения отцовского уважения, что особенно ранило Сережу, наводило на мысль о полной недостижимости идеала мужчины, воплощенного в отце. Беседы с сыном на воспитательные темы, как правило, начинались словами: «Я в твоем возрасте… Я бы на твоем месте…» и т. д. Сереже даже не приходило в голову спорить, не соглашаться с отцом, отстаивать свое мнение. И конечно, ни отец, ни мать не могли пожаловаться на поведение сына — Сережа никогда не позволял себе никаких грубостей, выполнял все родительские требования и в общем, по мнению родителей, был хорошим, послушным, любящим родителей сыном. Как бы удивились они, узнав о том, какие чувства отчаяния, бессильной ярости и обиды охватывают их благополучного сына, о тех мучительных и безысходных мыслях, в которых один на один барахтается их сын, доходя до заключения о полной бессмысленности собственной жизни. Пример родителей, конечно, одно из сильнейших средств воспитания, однако вряд ли разумно требовать от ребенка абсолютного подражания одному из родителей, делать из себя идеальный эталон для воспроизведения, вытеснив из своего сознания тот факт, что сами мы далеки от совершенства. Так, стремление сделать из сына настоящего мужчину во многом проистекало от неосознанной неуверенности отца, тревожности по поводу собственной мужественности. Воспитание в ребенке недостающих у него самого качеств позволяло ему компенсировать чувство неуверенности в себе. В психологии подобная ошибка воспитания получила название делегирования.Изменить отношение к сыну в данном случае отец может, только изменив себя. Став более уверенным в себе, отец будет более терпимым к сыну, что выразится в большем уважении и приятии в Сереже черт, отсутствующих у него самого. Сережа, в свою очередь ощутивший, что он не так уж виноват в том, что не такой, как папа, станет безбоязненно проявлять свои собственные вкусы, интересы.Вместо заключения