Стрельцов Артем Альберт 

Алексей Васильевич Шкуратов, дослужившись до звания майора медицинской службы, вышел в отставку в возрасте сорока пяти лет.

Дело быстро закрыли за отсутствием состава преступления, а Шкуратов после этого сильно изменился - пить бросил совсем и стал более замкнутым.

Алексей Васильевич был человеком крепкой военной закалки, на вид высокий и худощавый. Лицо у него было худое и скуластое, изъеденное морщинами, и на нем блестели большие, почти совсем круглые, зеленые глаза.

По своим взглядам и образу жизни он был убежденным коммунистом и холостяком. Холостяцкая жизнь его была обусловлена тем, что женщин он просто-напросто презирал и не видел ни в одной из них ничего такого, что могло бы вызвать в нем симпатии или хотя бы уважение. Злые языки говорили, что за этим кроется какой-то тайный порок или безответная любовь.

Превыше всего на свете он любил и ценил свою партию, в которой состоял без малого 20 лет и очень гордился принадлежностью к ней. Уже давно в стране бушевала демократия, уже давно не существовала официально той партии, в которую он вступил еще в советские времена, но Шкуратов словно не замечал этого - он никогда не изменял своим идеалам. Окружающие привыкли и махнули рукой на эти странности майора.

Книжек он не любил, с детского возраста они вызывали в нем отвращение, всех поэтов и писателей он считал бездельниками. Как-то раз, когда ему было лет 25, в его руки совершенно случайным образом попал томик со стихами Пушкина. Алексей Васильевич открыл книгу на странице, где была помещена ода "Вольность". Вот уж чего-чего, а вольностей, ни в каком их виде, он никому позволить не мог и сам их не допускал никогда, или почти никогда. Во всём он любил дисциплину и порядок. "Если каждый будет писать "Вольности", то куда мы тогда докатимся?!"- недоумевал он, забыв о том, что Пушкин давно уже помер, а потому Алексей Васильевич мог по ночам спать спокойно, потому что такие поэты у нас выродились и, по-видимому, можно было сказать определенно: "Больше в России Пушкиных не будет!" Единственной книгой, которую он мог иногда читать, был старенький сборник армейских уставов. Шкуратов берег эту книгу ещё с военного училища. Именно с тех пор у него осталась ещё одна привязанность - к гимну СССР "Союз нерушимый республик свободных". Давно уже слова гимна переписали, но Шкуратов бережно хранил у себя пластинку со старым вариантом гимна и периодически прокручивал ее на старой вертушке. В городе Н., где проживал майор после выхода в отставку, как и во всяком нормальном городе, была психиатрическая больница. Некоторое время власти города никак не могли найти для больницы главного врача. Алексей Васильевич узнал об этом, вспомнил свои старые знакомства, немного поистратился, и в конце концов его кандидатура устроила всех. В нем не ошиблись.Шкуратов отделал на втором этаже кабинет для себя и переехал в него жить. Именно такие помощники нужны были Алексею Васильевичу: непослушания и пререканий он бы не потерпел. Персонал обязан был следить за строгим порядком среди больных, а в случае его нарушения принимать незамедлительные меры по восстановлению тишины и спокойствия. Последствия этих мер ещё долгое время можно было созерцать на распухших лицах больных, но они никогда не жаловались. Алексей Васильевич имел своё мнение по поводу счастья. Он был твердо убежден, что путь к нему лежит через упорный труд и страдания. Именно поэтому личный состав (так он называл больных) при Шкуратове стал упорно трудиться и страдать, и с каждым днём счастья было всё больше - его количество возрастало прямо пропорционально количеству синяков и травм, полученных больными от помощников главврача, но больные любили Алексея Васильевича за то, что благодаря его заботам они стали хорошо кушать, получая в день трехразовое питание, состоящее в основном из тарелки кислых щей без мяса и куска черного хлеба (раньше и этого не было, больные умирали здесь от недоедания). За то любили, что их стали одевать в более-менее чистые халаты и позволили мыться раз в месяц. А работа чаще всего заключалась в бессмысленных действиях - сначала больные копали глубокие ямы, а потом закапывали, а еще они переносили кирпичи с одного места на другое. Алексей Васильевич видел в этом залог их хорошего самочувствия.