Том 12. Письма 1842-1845

<Гастейн. 18/6 августа 1842.>

Черновая редакция

Я получил ваше милое письмо и уже несколько раз прочел его. Я уже было соскучился, не имея[1653] от вас никакого известия, и неделю тому назад послал форменный запрос вам.[1654] Теперь я утешен.[1655] Но письмо Ольги Семеновны, посланное, как вы говорите, за три дня до вашего, <не дошло до меня>. Все ваши известия мне равно любопытны, и всё до последнего слова читал я с наслаждением. Впечатленье Мерт<вых> душ именно почти то, как я подозревал.[1656] Толки неопределенны,[1657] и притом поспешность прочесть и ненасыщенная пустота после прочтенья. Плоскость жизни, и горько и мелочно сквозящая сквозь всё, одно оставляет только в светском читателе,[1658] который схватил[1659] было в руки бедную мою книгу как увлекательный <роман>[1660] с тем, чтобы насладиться и как до сего <?> увлечься, и опустил потом руки утомленный. Утешительное из нее может выступить только после и[1661] только тому, кто захочет понимать. Бог одарил меня проницательностью, и я уже[1662] видел в то время, когда читал вам,[1663] в какой мере <на> каждого из вас произвела впечатление. Но все толки и мнения мне важны, потому что в ней есть много недостатков. Многие я уже вижу. Первые впечатления равно важны, так же как и вторые и третьи. Блажен тот, кто не пренебрегает ничьими замечаньями, но всё обращает в свою пользу. В замечаниях какого-то С. В. П-ва — я по именам нетвердо знаю моих знакомых и потому не зная приятеля иного <?> г. П. подумал[1664] чуть не о Перевощикове,[1665] но кто бы он ни был — в замечаньях его есть справедливое: <что> употребление руссицизмов вставочное, не выливается из места, есть справедливость.[1666] Потом <что> сальности как будто нарочно помещаются[1667] автором. Это имеет тоже основание, и признаюсь,[1668] некоторые из того, что называют в свете сальностью, я нарочно вклеил в минуту негодованья на тех, <которые> слова сальные считают неприличными, а сальные поступки ничуть. Словом, в этих замечаниях слышно чутье. Вот как может быть тонко простое чутье. Ваши впечатления мне было приятно слышать, тем [более, что] они благоприятны.[1669] Но они[1670] были <бы> мне всё так же приятны, если бы и не были в пользу меня, они бы в последнем[1671] случае были приятны, потому что были <бы> на пользу. Теперь о впечатлениях собственно ваших. Но я их почти знал прежде. Бог одарил меня проницательностью, и я прочел[1672] на лице вашем во время чтения[1673] почти всё, что мне было нужно. Я не рассердился на вас за неоткровенность, за то, что вы не сказали мне прямо в глаза, какого сорта [были] впечатленья. Я знал, что у всякого человека есть внутренняя нежная застенчивость, воспрещающая ему сделать замечание насчет того, что по мнению <его касается> слишком чувствительных[1674] струн, что может оскорбить самолюбие, и самая искренняя дружба не может совершенно изгладить этой застенчивости. Я знаю, что много еще протечет времени, пока узнают меня,[1675] пока узнают, что мне всё, что имеют в душе, можно говорить, что чем чувствительнее струны, которые раздражаются при малейшем прикосновении, что это доставляет радость душе моей.[1676] Иногда бывает[1677] даже у многих людей страх компрометировать[1678] себя, показать себя не понявшим,[1679] а иногда и невинное желанье показаться на один вершок умнее, чем есть. Но как жестоко и жалко[1680] они обманываются,[1681] как они становятся через то ниже себя.[1682] Но в чем здесь опасность? Человек должен помогать друг другу.[1683] В душе человека есть столько прекрасного, что он никогда не должен стыдиться обнаружить ее. Вопрос, погибающий в душе, есть преступление.[1684]

Я знаю, что придет наконец и такое время, что узнают, что мне ну<жно> даже сказать то,[1685] что скрывает от самого себя человек.[1686] Но эти слова — загадка.[1687] И потому разгадка всего отнесена к будущему времени. Вы говорите, что меня поймет лучше молодое поколение, нежели старшее, но горе было бы, если бы не было стариков.[1688] У молодого слишком много любви к тому, что восхитило его, он ему кадит. Старик глядит очами рассудка, и чем меньше подвигнуто его сердце, тем яснее глядит его рассудок, и он может сказать такую простую, но важную истину. Еще была бы моя беда, если бы сочинение произвело[1689] с первого разу эффект. Я бы никогда не почувствовал всех до последних оплошностей. Только в первую минуту, когда еще не вполне раскусили и узнали, в чем дело, когда еще не придаются вере в то, <что> неподвижно определен предмет, нужно ловить важные мелочи,[1690] которых не скажет потом человек. Тогда увидишь важнейшее<?> по весьма естественному закону, что занятому делами важнейшими некогда обращать внимание на мелочи. Вот почему мне так нужно было прочесть заранее вам трем — вам, Погодину и Константину для того, чтобы видеть первое впечатление, произведенное, <«Мертвыми душами»>, и эти впечатления мне уже на другой день принесли пользу,[1691] хотя бы они принесли мне еще <больше пользы>, если бы в силах был всякий отстранить свою застенчивость и весь до последнего изгиба душевного пересказать характер своего впечатления.

Человек, который отвечает[1692] на вопрос ограждающими словами: не смею сказать утверд<ительно>, не могу судить по первому впечатлению, делает хорошо, так повелевает правдивая скромность.[1693] Но человек, который может высказать все свои первые впечатления, не опасаясь ни компрометировать себя, ни оскорбить чем-либо нежной разборчивости, этот человек великодушен. Этот подвиг изображает верх его любви и доверенности к тому, которому он вверяется.[1694] Часто одолевает человека[1695] боязнь, сказавши такое-то вслух, через то пока<заться> глупее другого. Мы позабыли, что человек так создан, что требует вечной помощи других и что без откровенной помощи никогда не узнает вполне вещей, потому что всякий устроен иначе, у всякого не та нерва[1696] чувствительнее, чем у друго<го>, у всякого есть что-то, чего нет у другого, хотя бы он был совершенная мелочность и мог[1697] замечать одни только мелочи. Ошибаясь в главном, он может[1698] сказать тут же вскользь важную истину, и только дружный размен и взаимная помощь могут дать возможность всем увидеть с равной ясностью[1699] и со всех сторон предмет.

Что касается до мнения Конст<антина Сергеевича>, я не сомневался и знал, что много<е> он почувствует больше и глубже других, знал даже, <что>[1700] некоторые[1701] места, ускользнувшие вначале, он увидит потом, и твердо уверен, что его критика доказывает[1702] определительно значение поэмы. Но знаю также и то, что Погодин отчасти был почти прав,[1703] не поместивши ее. Я думаю прямо, не читав ее, что ей несколько рано быть напечатанной ныне. Молодой человек встретит слишком сильную оппозицию у старых. Уже вопрос, почему старые люди не могут почувствовать с первого раза Мертвых душ, один намек об этом оскорбит многих.[1704] Мой совет обождать с этой критикой и напеча<та>ть ее по крайней мере зимою, после двух или трех других критик, и рассмотреть ее слишком строго относительно вопроса, почему иные не могут понять, чтобы <не было>[1705] слышно:[1706] я первый понял.[1707] Чтобы слово <я> заменилось словом многие и чтобы никак не слышалось преимущества на стороне тех, которые с первого разу поняли. Люди не понимают,[1708] что нет в этом никакого греха и что это может случиться с самым глубоко образованным человеком, как случается в минуту хлопот и мыслей другим прослушать какое-<-нибудь> замечательное слово. Самое лучшее, если бы Кон<стантин> Серг<еевич>, переписавши бы эту критику на тоненькой бумажке, прислал бы заблаговременно ее ко мне в Рим.[1709] Ваше мнение: нет человека, который с первого раза понял вполне значение, совершенно справедливо и оно должно распространить<ся> решительно на всех, потому что многое понятно одн<ом>у только мне. <Не>[1710] испугайтесь <…>[1711] вашего первого впечатления, что восторженность во многих местах казалась <вам>[1712] д<о>[1713] ходившей до <зам>[1714] етного исступления. Это вероятно потому, что полное значение многих лирических <порывов> толь<ко>[1715] узна<ется>[1716] позднее из чтения.[1717] При всякой неблагоприятности первого впечатления[1718] на массу, которое[1719] я подозревал заранее,[1720] я чувствовал вместе с тем, что у меня будут новые читатели[1721] и что будут душевные сочувствия.[1722] Еще первое испытание получило<сь> самое благоприятное. Оно произведено было над цензором*. Второе после получения рукописи из цензуры Петерб<ургского> комитета. Я получил на другой день письмо от моего цензора Никитенка*. Оно уже мне было приятно потому, что[1723] заключало <случай> узнать прекрасную сторону в человеке. Я не был знаком коротко с Никитенком, считал его раньше за неглупого человека, несколько тяжелого в суждениях. И потому-то вы можете судить, <как> мне было <приятно> найти в душе <его> глубину чувства.[1724] Я не говорил о его письме, потому что это было неловко,[1725] и потом я не хотел, чтобы на вас подействовало как-нибудь невольно суждение другого. Мне хотелось, чтобы[1726] впечатление было чисто вашим. Теперь я могу сказать об этом и выписать[1727] его слова. Как видите, слышна искренность, вынудивш<ая> <1 нрзб.>

Вере Сергеевне скажите, что я был тоже очень рад, увидевши в Петербурге ее друга, [я разумею Карташевскую], и никак не жалею даже о короткости времени,[1728] потому что есть души, которые[1729] не закрыты [никакою] корою и блещут [как бриллианты], с первого <раза>[1730] их узнает[1731] взгляд ювелира, и я обыкновенно[1732] с ними спешу, мое сказавши от полноты души: слава богу, и влекусь по странному влечению к тем, которых душа скрывается корою и труден к ним <путь> и самому[1733] создателю. И мнения ее <о> Мертвых душах вы все-таки опишите, хотя об этом никому не сказывайте.[1734] Всё, что сказано челов<еком> от[1735] искренней души, во всем том останется много самой души, и потому вы <…>[1736]

Вас страшит мое длинное и трудное путешествие. Вы говорите, что не можете понять ему причины. Вы говорите, что хотели несколько раз спросить меня и останавливались,[1737] не решаясь навязываться на доверенность. Зачем же вы не спросили? Нет, никогда не нужно останавливаться, если душевная жажда спросить. Никогда сердечный вопрос другого не может быть докучен или неуместен. Самое большое, что я бы отвечал[1738] вам на это молчанием. Но вопрос ваш был всё бы приятен душе моей, потому что он сделан любящим человеком.[1739] И на молчанье мое вы бы не рассердились, потому что если[1740] на сердечный вопрос [друга] отвечают молчаньем и если молчание это светло и выражает спокойствие душевное, то, стало быть, оно уже ответ, и ничем другим не мог выразиться этот ответ. И что мог бы я вам сказать на это? Так нужно! Вы рассмотрите, что во мне вы нашли похожего на ханжу или на это[1741] добродушное богомольство и набожность, которую наша дышит добрая Москва,[1742] не думая и не стремясь быть лучше. Или слепую веру[1743] во все обычаи предков, не разделяя, на правде или на лжи основаны?[1744] Разве не довольно я хладнокровен, разве вы нашли во мне юношескую незрелость и пылкость в мыслях, разве вы видите во мне что-нибудь похожее на фанатизм и способность увлекаться? И если в этом огражденном и разумом, и летами, и темпераментом,[1745] одаренном знанием людей и жизни,[1746] и если в сердце такого человека заключается мысль предпринять такое[1747] путешествие и если так решительна эта мысль, то вероятно уже благодетельна такая мысль. Верно тут и ум, и разум, и сердце преклонились послужить,[1748] верно не следствие мгновенного порыва эта мысль[1749] верно она плод долгих соображений, верно опытом внушена, верно заключено в ней много благодетельного, верно это то, для чего вызвано в мир[1750] мое существованье.[1751] Разве вы не видите, что к ней я стремлюсь невольно, как стремится человек к лучшему. Но если бы и не заключено было никакой в этом мысли высокой, благодетельной,[1752] никакого подвига во имя любви к братьям,[1753] никакого дела во имя Христа, то разве вся моя жизнь не представляет уже достаточных причин для такого путешествия? Разве торжественная минута моей радости не стоит благодарности?[1754] Или вы думаете, у меня не бывает такой высокой радости,[1755] перед которой ничто всякая радость? Разве любовь, которая возрастает[1756] с каждой минутой, <не стоит благодарности>?[1757] Разве встреча с теми[1758] душами, с которыми прекрасна жизнь, <не стоит благодарности>? Разве я не нахожусь в небесном блаженстве и любви?<1>Разве вы не знали до сих пор, что в минуты сей торжественной любви, в сии торжественные минуты встречаемся всегда с Христом, что душа,[1759] двигаясь[1760] не чувственною, но высокою любовью, находя другую душу, уже находит[1761] в соединении сем Христа? Он <присутствует>[1762] незримо в сем высоком соединении.[1763] И везде[1764] в минуты самых чистых[1765] движений,[1766] самих откровений небесных[1767] предстанет в небесах Христос.[1768] И если сколько-нибудь только[1769] любовь[1770] оторвалась от чувственного, уже[1771] край мелькнул Христа. Ибо одна только чувственная любовь[1772] вследствие каких бы то ни было житейских отношений, привязанностей даже кровных, которая видит образ человека,[1773] а не образ[1774] божеств<енного>, одна только та любовь не встретит Христа.[1775] Но только <та>, которая истекла из обязанностей непреложных человеков видеть в себе Христа. Мы любим тогда божественные свойства души нашей, стало быть, думая любить[1776] душу друг друга, любим[1777] Христа. Где вас двое, там и церковь моя, сказал он, на<ш> божественный [учитель], когда его спросили, где церковь его. Любовь эта неизменна, тут нет утраты, нет разлуки, нет несчастий, нет смерти. И что в мире может лишить нас[1778] этих радостей? Итак, как же вы хотите, чтобы не родилось в глубине души моей тайное желание[1779] поглядеть на землю,[1780] где проходили небесн<ые> ноги того, кто заключил в себе всё то, выше чего не слышал человек, кто сказал речи, чудеснее которых не говорил еще человеческий <ум?>, виновника вкушаемых небес на земле, для которых нет слов.<2>И разве, разве в сих небесных минутах радости не присутствует Христос? Разве в этом высоком[1781] союзе душ не присутствует[1782] сам Христос? разве эта любовь не есть сам Христос? Разве в этом движении глубокой сердечной благодарности не светится сам Христос? Разве всё, что только на один миг оторвется от земли, не есть уже Христос? Разве в любви,[1783] которая сколько-нибудь оторвалась от чувственной любви[1784] <не> мелькнул край божественной одежды Христа? <Разве> в высоком стремлении,[1785] которым влекутся прекрасные души, влюбленные[1786] в божественные свои качества,[1787] не есть уже стремление к Христу и царству его? Где вас двое, там и церковь моя. Мы до сих пор не слышим значенья сих небесных слов. Только чувственная любовь, привязанная к видимым образам,[1788] к лицу, к видимому и стоящему пред нами человеку, та любовь только не зрит Христа.[1789] Зато она временна, подвержена страшным несчастьям и утратам. И да молится вечно человек, чтобы спасли его небесные си<лы>[1790] от сей ложной и превратной любви.[1791] Но любовь души это вечная любовь, тут нет утраты, нет несчастий, нет разлуки, нет смерти.[1792] Всякий прекрасный образ,[1793] встреченный на земле, здесь уже бессмертен и живет вечно. Что умирает на земле, и для друг<их>, то живет вечно там в этой любви и ей нет конца,[1794] как нет конца истинному блаженству. Итак, неужели это всё само собою уже не представляет достаточных причин для того, чтобы взглянуть на ту землю, где проходили божественные стопы того, который произнес человекам святые слова сей вечной любви.[Мы движемся благодарность<ю>] к поэту, подарившему нам наслажден<ия> душ<и> великими творени<ями>,[1795] и спешим принесть дань уваженья,[1796] посетить его могилу.[1797] Никто не спрашивает[1798] о причине такого поступка, никто не удивляется. Сын спешит на могилу отца своего, и никто не спрашивает, зачем он спешит, чувствуя, что дарованье жизни на свет стоит благодарности. А тому, кто подарил всему миру бессмертную жизнь души, не считается надобностью принесть такую благодарность, и всякий с изумленьем спрашивает, зачем он туда отправился, что за причина тому. Да, мой друг, если уже вы взвесите только ту любовь, которая заключена в собственной душе вашей, если вы оцените <ее>, если вы ей определите меру просто одними беспристрастными очами рассудка, благодарные слезы хлынут из очей ваших и вы уже не спросите, зачем я предпринимаю[1799] такое дальнее путешествие, и никогда дерзновенный ропот на какое бы то ни было несчастье не зародится в вашу душу.Вы видите уже, что любви много заключено в душе моей.[1800] Но любовь бесконечна и она обтекает большой круг.[1801] Человек давно позабыл о том, что[1802] он должен жить этой любовью, ограничил[1803] любовь свою и скупо изливает ее на окружающих. Отец думает, что он всё доставил, если доставил счастье только одному своему семейству. Сын думает, что он всё исполнил, если он только привязан к своим родителям. А другие и больше того[1804] ограничивают любовь свою. О распространении любви на брата <мы> не беспокоимся <?> и немудрено, что без презрения слышим, как слова веры превратили <в> зло.