Входим в Успенские ворота. Окна собора уже светятся. Кто собрался исповедоваться утром, жмутся к ступенькам Предтеченского храма. В этот ранний час народу меньше, меньше и сутолоки. Служат обычно многое множество приезжих отцов-протоиереев. Во главе — кто-нибудь из лаврских архимандритов. Поют семинаристы, что тоже неотъемлемая часть лаврского торжества, хотя позже будет служба и со смешанным хором. Здесь в такой день его вовсе не хочется слышать. В храме, особенно во время причащения, неизбежное движение, разговоры. Это, конечно, мешает, но это и радует: люди приехали к Преподобному, люди тянутся к празднику, праздник неотделим от причащения, и слава Богу — есть куда приехать.

Мы после ранней идем на электричку. У меня мечта: побыть в тишине, на природе — то есть выбраться в лес. Выпиваю наскоро чай и еду в Лосиноостровский заповедник. Там ищу неведомые края. Неожиданно нахожу одинокую дорогу, по которой иду час — и ни души. Красота несказанная! Тишина. Души, конечно же, есть, но не часто встречаются, гуляют сами по себе, никому не мешая. Один встречный поинтересовался, какая здесь ближайшая станция железной дороги. От него узнала, что это территория больничного комплекса. Дорожка асфальтирована, лес — рядом (правда, очень сыро), впереди поворот на Ярославское шоссе. Мне казалось, что это шоссе совсем близко, но до него пришлось идти несколько километров. Здесь еще глуше. Уж тут, действительно, ни души не попалось мне. Иду и радуюсь ясному дню, чистому лесу, безлюдью и... ромашкам. Живые, крупные ромашки, уцелевшие в это время каким-то чудом. Вот-вот могут ударить морозы, потому нельзя пройти мимо и не набрать себе букет. Дорога огибает бетонные плиты глухого забора, который охраняет колючая проволока. За забором, надо полагать, военчасть. От колючей проволоки как-то не по себе. Показались жилые дома-коробки, оглядываю невзначай и читаю: «Владение N... Проход и проезд запрещен». Если б такая надпись встретилась мне на повороте, я бы предпочла вернуться, но ничего не было, никого не было. Потому и ромашки уцелели, и гуляющих не было видно, и пустынно, глухо, тихо было. В другой раз не пойдешь, а тогда, когда я ничего этого не знала, было хорошо. Очень хорошо, будто в рай пригласили ненадолго ради праздника Преподобного. Лес этот ему знаком, ведь дорога-то эта — Ярославское шоссе —Троицкая. Ею или где-то близко от нее не раз ходил сам Преподобный в Москву, ею шли к нему веками тысячи богомольцев. Шли с молитвой, с покаянием, с надеждой. В дороге оседала муть житейских попечений, отдыхала душа, подкреплялась. Упование на близость Преподобного, его молитвы, его защиту множило силы и терпение. И мы, слава Богу, могли побывать в Лавре на службе, да еще душу отвести путешествием в мир красоты на лоне природы. И день был на редкость светлый, радостный, золотой день поздней осени, теплый и ласковый.

А к вечеру можно было поехать в Донской монастырь, где будут особенно вспоминать Патриарха ТихонаCXXXIX. Память его празднуется на второй день Сергиева торжества.

Малый собор, посвященный Донской иконе Матери Божией, как и Большой, стал больше известен как Сергиевский. Такое не раз бывало в истории. Праздник преподобного Сергия там чтится, и туда собираются многие из тех, кому обстоятельства помешали поехать в Лавру. Праздничным вечером, хотя внимание уже переключилось на святителя Тихона, но память о Преподобном еще не отступает, сосуществует. Да и святитель Тихон любил Преподобного, любил Лавру, болел душой, когда ее закрывали, пытался сделать все, что мог; но бывают периоды в жизни человека и целого общества, когда остается только терпеть и каяться. И конечно, молиться, чтобы Господь укрепил веру и зажег в душе надежду.

К сожалению, в тот день Малый собор был закрыт. Говорят, что там ремонт. Все равно хорошо было побывать в этом древнем монастыре, порадоваться, что его вернули Церкви, постоять и послушать всенощную, благодаря Господа и святых Его за великое благо — быть в Церкви.

Праздник Преподобного

18 июля 1996 года Лавра! Как всегда, она живым чудом стоит на нашей земле, возвышаясь над всякой житейской суетой устремленностью в небо золотых крестов. Лавра — это место подвигов, молитв Преподобного, место, освященное благословением Богоматери. Этим, прежде всего незримым образом, своего Игумена она привлекает доселе. И вполне может быть, что суета житейская, человеческие слабости и общая духовная расслабленность не миновали современных насельников (не утверждаю, а лишь допускаю), но ничего подобного не несет сам образ основателя. Слава Богу! Он, более всего он сам, влечет сердца многочисленных паломников в свою Лавру. Может быть, кому-то хотелось ощутить себя в самой гуще паломников, почувствовать рядом неведомых, но того же ищущих, кто-то хотел особенно усердно помолиться о своем наболевшем, кто что хотел, но любое желание было неизменно связано с образом Преподобного. И это — главное. Им полна Лавра, а что сверх того — то от лукавого. Мы рады, что Троицкий собор открыт вечером. Открыт для входа. Нельзя уже подойти к раке Преподобного, но зато можно пробраться в уголок и слушать всенощную. Не буду говорить о гостях, которые с разных сторон прилетели (в том числе из Америки — митрополит ФеодосийCXL, члены яковитской церквиCXLI, не считая архиереев нашей страны, которая раскинулась на многие тысячи километров),— об этом сообщит ЖМП. Дороже то, что в уголке древнего храма сиянье свечей и лампад несет Преподобному память любящих душ. Многим стало труднее добираться сюда — и дороги дороги, и хлопот больше из-за глупых разделений на «заграничных» православных из Украины, Белоруссии и других «стран» бывшего Союза. Да и здесь нельзя рассчитывать ни на какие минимальные условия, разве что уголок на полу в храме ночью да глоток воды из Сергиева источника. Справедливости ради надо сказать, что теперь под Трапезным храмом кормят паломников. Мы не ходили туда, потому что мы «не дальние», всего-то 70 километров до нашей столицы. Нам совестно пристраиваться к действительно проголодавшимся и дальним, приехавшим из разных уголков страны. И все-таки людей много. В Троицком, когда подходили к Преподобному, на многих одежду хоть выжимай, в Успенском — битком народу, в Трапезной церкви поменьше, но и она не пустовала. И в Покровском храме Духовной Академии был народ, тоже почти полный храм, хотя и без давки. Вечером многие остались на исповедь. Общее «слово» перед исповедью не прозвучало так, как хотелось бы, но... покаяться можно, слушали всех. Утром мы собрались было пойти в Успенский храм, уже пришли, присели на приступок у стены, пока не начинали часы, но, увидев, что подходит смешанный хор, быстренько направились в Трапезный храм. Пусть он и правильно поет, но звучание этого хора превращает лаврский храм в приход. Возможно, это неверно, но ничего не могу поделать с этим ощущением. Привычка ли, понятия ли такие... но вот подавай мне здесь мужской хор! В Трапезном пели учащиеся Духовных школ не так мощно, как на всенощной у Преподобного в Троицком, но вполне подходяще. Службу возглавлял Святейший. Литургия прошла, как обычно в такие дни. Вышел отец АндроникCXLII говорить проповедь. Говорил грамотно, даже интересно, в плане постановки вопроса: он подчеркнул, что преподобный — это выражение высшей степени подобия человеческой души Богу, заданное еще в Ветхом Завете как цель человеческих стремлений. Когда прозвучало: «С миром изыдем» — и молитва затем, мы вышли на площадь, со вчерашнего вечера огороженную железными сборными решетками, всегда и везде мне ужасно не нравящимися! Идея эта неприятна: решетки, милиция. Загородили такое пространство, что можно и молебен не услышать. Слава Богу, устроили «техпомощь» — теперь будет слышно во всяком уголке. В Успенском служба еще не кончилась. Из Трапезной церкви вышло духовенство во главе с тринадцатью архиереями, из Троицкого (говорили, что всего сорок архиереев примет участие в торжествах) ждут Патриарха с со-служащими. Громогласный протодиакон запевает «Верую». Микрофон усиливает его мощный голос, и пение Символа веры будит каждого — молящегося и просто любопытного, привлеченного слухом о лаврском празднике. После духоты храма на просторе площади перед надкладезной часовней даже прохладно. Поднимается ветерок, уносит тепло солнечных лучей, щедро льющихся с ясного, чистого, высокого голубого неба. Вчерашний ливень промыл каждый листик на деревьях и кустарниках. Небо, белые легкие облака, зелень, здания удивительно хороши вместе. Вот здесь, рядом, сейчас. И когда зазвучала колокольня, когда из Успенского собора вынесли высокий, в рост, образ преподобного Сергия, когда все духовенство заблистало парчой облачений, золотыми бликами окладов, рипид, митр, то даже самый равнодушный человек, здесь стоящий, не смог бы отрицать, что красота — великая сила, живительная и животворная. Подтверждали это и ласточки, со щебетом носящиеся над этим собранием. Этот молодняк радовался жизни. Их здесь много. Еще бы одно — не смешанный, а ребячий хор — и лучшего желать нельзя! И все-таки это непрестающее чудо — Лавра преподобного Сергия! Когда в толпе говорят о благодати (намяли бока, чуть живым выбрался человек — какая благодать!), то нельзя не сказать с некоторой долей грусти: благодати надо еще уметь открывать душу, чтобы не была она, как асфальт или железная крыша, по которой сбежит дождик, не изменив ничего. Как в Евангелии: дорога утрамбованная, сорняками заросшие ложбины, кое-где кочки с тонким слоем земли и хорошая, обработанная земля. Только четверть всей площади годится для посева. Нам бы благодать везде и готовый чудесный результат без труда и терпения. Что унесем мы в свои края, покидая Лавру? Будет ли душа полна благодарности и решимости изменить себя к лучшему, чтобы образ Преподобного засиял еще ярче лучами незримого света и жизнь стала серьезнее и строже? О паремиях в день памяти преподобного Сергия Радонежского