Сергиев день

8 октября 1991 года

В этом году нам удалось перед праздником преподобного Сергия побывать в Дивеево. Когда вернулись оттуда — а были мы там всего два дня — еще острее ощущалось то, что вот здесь мы, тем более в Лавре, дома. К этому дню мы все получили подарок: ко всенощной на фасаде вокзала укрепляли щит, где крупными буквами, немного стилизованными под славянскую вязь, было написано: Сергиев Посад. Нельзя не вспомнить при этом наших русских монахов на Афоне, борющихся за особое внимание к звучанию дорогого Имени. Пусть они не сумели оформить это строго по форме, но смысл их стремлений понятенCXXXVIII. Поневоле в звучании дорогого имени слышится особая глубина. Даже в электричке услышанное объявление: «Поезд следует до Сергиева Посада» радует. И пусть никто в Лавре не ждет, не встретит, не приветит, но от самого Аввы вопреки здравому смыслу ждешь чего-либо хорошего, какого-либо подарочка в утешение. Утешения хочется, чтобы хоть немного приподнять крылышки, отяжелевшие от налипшего мусора ежедневных огорчений, переживаний, назойливых печальных воспоминаний.

Чтобы от всего оторваться, переключиться, забыть текущее, несколько километров до Лавры иду пешком. Местами удивительно хорошо, особенно там, где озеро. Народу мало, лесная дорога пустынна. Зеленые ели приветствуют тишиной и запахом хвои, синички — радостным писком и неунывающим характером. Все кажется сказкой, особенно приятной, если долго не видишь эти края. К пяти часам со всех концов собираются богомольцы в тесную кучку у входа в Троицкий собор. Снова та же тревога: пустят — не пустят. Хочется не думать об этом, но трудно отвлечься, ведь в этот день особенно хочется к Преподобному. Вскоре стали пускать понемногу. Опять душа неспокойна: успеешь ли просочиться? В любой момент может прийти другой распорядитель и приказать закрыть дверь, чтобы никого не пускать. Так и было, но, слава Богу, уже после того, как мы попали в притвор и даже, к великому нашему удивлению, в сам храм, как всегда в такие дни защищенный громоздкой стасидией.

В этот вечер, может быть, еще и после фанерного, без икон, иконостаса в Дивеево наш, Троицкий, заиграл таким богатством красок, от которого захватывает дух. Не устаешь удивляться, как щедро и продуманно, ненавязчиво оформлены тябла иконостаса, как гармонирует с его серебром сияние разноцветных лампад. И еще одна особенность замечена: в момент прилива грустных мыслей, горестных воспоминаний те же, бесчисленное число раз виденные иконы в иконостасе начинают ярче светиться, будто они действительно окна, через которые проникает к нам свет незримый. Когда об «окнах» пишут в умных книгах, этому веришь, но умом, а вот сердцем увидеть дается, видимо, в утешение... Пока не начали праздничную вечерню, думаю, что не столько видеть глазами, сколько всей душой ощущать красоту,— дар Божий. Можно смотреть и не видеть, не отзываться ни на какое проявление красоты. Это так знакомо, видимо, большинству. Когда читали шестопсалмие и погасили свет, я обратила внимание на то, что и тогда краски икон не подернулись серой пеленой полумрака, но продолжают гореть удивительно слаженно, гармонично, радостно. Какое это благо всем верующим — Лавра! Служат в праздничные дни особенно быстро, после помазания тоже быстро выпроваживают на площадь. Мы к этому приучены и потому тянем, жмемся в углу сколько можно, чтобы подольше побыть на всенощной. Но дошла очередь и до нас, и мы оказались за дверью. Идем в Трапезный храм. Там только еще читают канон.

Решили заглянуть в Успенский. Из собора валит толпа. Значит, могут скоро начать общую исповедь. И начали. Вышел иеромонах и стал очень тихо читать молитвы перед исповедью. Хорошо, если они знакомы, а то не услышишь ни слова и, значит, не поймешь ничего. Пристраиваемся к единственному аналою, у которого стоит священноинок. Он отпускает своих «чад», которые, разумеется, подходят и подходят, не считаясь ни с кем. Возможно, пришли и другие отцы, но всех теперь окружает плотная толпа, так что надо ждать, терпеть, не теряя надежды. Дошла очередь, «простили» и нас.

Мы выходим в ночь, идем Посадом. Погода на редкость хорошая для такого времени года. Чья-то или ничья большая собака холодным носом касается руки. В этом движении чувствуется доверие, и даже от этого собачьего доверия теплеет на душе. Нам обещали крышу, где вряд ли удастся заснуть, но можно будет хотя бы полежать, дать отдых ногам. Темно и тихо на окраине Посада. И пришли мы во тьме, и уходим так же. Надо успеть к ранней литургии, которая начинается в 4.45.

Входим в Успенские ворота. Окна собора уже светятся. Кто собрался исповедоваться утром, жмутся к ступенькам Предтеченского храма. В этот ранний час народу меньше, меньше и сутолоки. Служат обычно многое множество приезжих отцов-протоиереев. Во главе — кто-нибудь из лаврских архимандритов. Поют семинаристы, что тоже неотъемлемая часть лаврского торжества, хотя позже будет служба и со смешанным хором. Здесь в такой день его вовсе не хочется слышать. В храме, особенно во время причащения, неизбежное движение, разговоры. Это, конечно, мешает, но это и радует: люди приехали к Преподобному, люди тянутся к празднику, праздник неотделим от причащения, и слава Богу — есть куда приехать. Мы после ранней идем на электричку. У меня мечта: побыть в тишине, на природе — то есть выбраться в лес. Выпиваю наскоро чай и еду в Лосиноостровский заповедник. Там ищу неведомые края. Неожиданно нахожу одинокую дорогу, по которой иду час — и ни души. Красота несказанная! Тишина. Души, конечно же, есть, но не часто встречаются, гуляют сами по себе, никому не мешая. Один встречный поинтересовался, какая здесь ближайшая станция железной дороги. От него узнала, что это территория больничного комплекса. Дорожка асфальтирована, лес — рядом (правда, очень сыро), впереди поворот на Ярославское шоссе. Мне казалось, что это шоссе совсем близко, но до него пришлось идти несколько километров. Здесь еще глуше. Уж тут, действительно, ни души не попалось мне. Иду и радуюсь ясному дню, чистому лесу, безлюдью и... ромашкам. Живые, крупные ромашки, уцелевшие в это время каким-то чудом. Вот-вот могут ударить морозы, потому нельзя пройти мимо и не набрать себе букет. Дорога огибает бетонные плиты глухого забора, который охраняет колючая проволока. За забором, надо полагать, военчасть. От колючей проволоки как-то не по себе. Показались жилые дома-коробки, оглядываю невзначай и читаю: «Владение N... Проход и проезд запрещен». Если б такая надпись встретилась мне на повороте, я бы предпочла вернуться, но ничего не было, никого не было. Потому и ромашки уцелели, и гуляющих не было видно, и пустынно, глухо, тихо было. В другой раз не пойдешь, а тогда, когда я ничего этого не знала, было хорошо. Очень хорошо, будто в рай пригласили ненадолго ради праздника Преподобного. Лес этот ему знаком, ведь дорога-то эта — Ярославское шоссе —Троицкая. Ею или где-то близко от нее не раз ходил сам Преподобный в Москву, ею шли к нему веками тысячи богомольцев. Шли с молитвой, с покаянием, с надеждой. В дороге оседала муть житейских попечений, отдыхала душа, подкреплялась. Упование на близость Преподобного, его молитвы, его защиту множило силы и терпение. И мы, слава Богу, могли побывать в Лавре на службе, да еще душу отвести путешествием в мир красоты на лоне природы. И день был на редкость светлый, радостный, золотой день поздней осени, теплый и ласковый. А к вечеру можно было поехать в Донской монастырь, где будут особенно вспоминать Патриарха ТихонаCXXXIX. Память его празднуется на второй день Сергиева торжества. Малый собор, посвященный Донской иконе Матери Божией, как и Большой, стал больше известен как Сергиевский. Такое не раз бывало в истории. Праздник преподобного Сергия там чтится, и туда собираются многие из тех, кому обстоятельства помешали поехать в Лавру. Праздничным вечером, хотя внимание уже переключилось на святителя Тихона, но память о Преподобном еще не отступает, сосуществует. Да и святитель Тихон любил Преподобного, любил Лавру, болел душой, когда ее закрывали, пытался сделать все, что мог; но бывают периоды в жизни человека и целого общества, когда остается только терпеть и каяться. И конечно, молиться, чтобы Господь укрепил веру и зажег в душе надежду. К сожалению, в тот день Малый собор был закрыт. Говорят, что там ремонт. Все равно хорошо было побывать в этом древнем монастыре, порадоваться, что его вернули Церкви, постоять и послушать всенощную, благодаря Господа и святых Его за великое благо — быть в Церкви. Праздник Преподобного