С отцом Сергием я просматривал метрику; и он многих христиан совсем не знает, где взять; ссылается на то, что так получил их от предшественника отца Иоанна Оно. А во многих ослабевших домах здесь он совсем не бывал; о некоторых знает, что они здесь, но не знает места жительства (9 человек); всех знаемых 190 человек; из них в настоящем году не исповедывались 99 человек. Я спрашивал: чем же это объяснить? Говорят ли катехизаторы о необходимости исповеди и вообще наставляют ли на путь благочестия? Отвечает, что говорят, но силой нельзя тащить. А я: слушателей из язычников нет, по крайней мере наблюдали бы за своими-то овцами. Отец Сергий говорит, что здесь христиане холодные, не то что на севере, на который он вообще часто указывает как на образец. Я с некоторым сердцем сказал, что нам пока нет дела до севера, мы в Осака.

С 6-ти часов с катехизатором я пошел к христианам. Сначала не застали Ювасе Анну; она массажистка и по целым дням ходит по больным. Потом пошли к Китадзима Стефану старику плотнику; теперь и его жена старушка слушает учение от отца Сергия и в Троицын день, вероятно, получит крещение. Очень бедные, но благочестивые. Я говорил им о спасительности для нас Христова учения, о том, как оно действительно спасительно делается для нас: это бывает через молитву, которою мы постепенно приближаемся к Богу, а в сердце складываем все доброе и им только постепенно начинаем жить. Просил и их в разговорах с соседями беседовать и об учении христианском; советовал хоть по очереди приходить в церковь; Стефан иногда приходит; и исповедь и причастие непременно принимает. У них очень хорошие смиренные сердца. Потом прошли к Мори Петру, жена Вера и маленький ребенок Александр, – его в Троицын день окрестят. Они в церковь ходят очень ревностно, почти постоянно. Я просил ходить их и других побуждать к ревности и таким образом делать дело Христово (Китадзима я говорил еще, чтобы и детям говорили о Христе: если себе желают спасения, то и другим, на ипаче детям того же должны желать; а дети живут в других городах и язычники). У Мори Петра я говорил об ослабевшем семействе Асадзума Акилы: сей, будто бы стыдясь за свою бедность и плохое кимоно, не выходит в церковь, так как-де осакские жители очень обращают внимание на кимоно; я и говорил, что это для Бога не оправдание; апостолы были ужасные бедняки, да они-то и провозвестили всем людям учение Христово; может быть, вначале и была правда в этой отговорке у Акилы, но он постепенно и совсем отвыкнет от церкви и всего касающегося веры, и уж тогда постепенно начнется леность и перейдет в полную сердечную холодность к делу веры. Как злой человек не поймет доброты доброго, ибо он привык жить и заботиться только для себя, так и человек, не трудящийся в деле веры, постепенно совсем охлаждается и утрачивает всякую веру, так что ему и трудно даже мыслить о Боге и о всем святом. Я и советовал Петру Мори как-нибудь видеться с Асадзума и убеждать его воспрянуть духом.

Оттуда я и пошел к Асадзума; у него жена Мария и сын Кирик (7 лет), а другой, Никон, живет у бабушки в Токио. Асадзума переселился из Токио сюда. Мария училась в нашей женской школе в Токио.

Акила выделывает гребенки для женской школы в Токио. Я прямо и спросил: почему они не ходят в церковь? Оправдывается слабостью здоровья. Я сказал, что нездоровье не всегда же бывает и что это так, простая только оговорка. Говорил о необходимости, важности и единственно существенной пользе молитвы для нашей веры и, следовательно, для всей духовной жизни, для спасения. В Церкви повсюду неисчислимые сокровища, а мы от них бегаем. А бегая, постепенно и совсем удаляемся от Бога, и вера потухает. Он в этом и сознался. А тогда для нас совсем кажется непонятным и является недоступным все, касающееся веры и спасения, как не понять злому человеку доброго. Для нашего только спасения Сам Сын Божий приходил и претерпел крест, а мы презираем и отталкиваем от себя эту Его неизреченную и превосходящую все любовь. А если бы дети презирали любовь своих родителей, не приходили к ним, не исполняли их волю, то как бы это было печально и больно для родителей. Тем более скорбны Богу наши грехи и удаление от Него, – так мы вторично Ему составляем крест своими грехами и холодностью. Они и исповеди не совершали; почему я и сказал: кончено, мы, может быть, и не имеем никаких грубых грехов, но в жизни-то постоянно удаляемся от Бога и забываем Его; вот в этом-то и имеем нужду постоянно и искренно каяться, чтобы возвращаться к Богу и на Его только силу надеяться. Оказывается, в Токио живя, он весьма усердствовал разными способами для Церкви; я и советовал вспомнить все это доброе старое и воспрянуть духом, а к этому взаимно побуждать им друг друга. Говорил о приближающемся празднике Святого Духа и призывал придти к этому великому торжеству Церкви; кстати, в этот день будут креститься трое или четверо. А в посту апостольском советовал и исповедоваться и причаститься и сказал со слов Христа о важности и непременной обязательности для нас сего таинства, если желаем войти в живот вечный. Кратко рассказал о том, как в Токио встречали ныне Пасху, сколько было народу, о язычниках, собравшихся на это наше торжество, и о всеобщей радости в этот праздник. Говорил, что семинаристы весь вечер говорили проповеди, а инспектор Кавамото показывал картины из Палестинской жизни и природы с рассказами об этом; народ усердно и внимательно слушал все это. Так как у Асадзума нет молитвослова и календаря церковного, то я советовал катехизатору завтра же снести это им. Дай Бог, чтобы они приняли к сердцу мои слова. Домой я возвратился уже в двадцать минут десятого. После целодневного и только к вечеру прекратившегося дождя пришлось ходить по грязи; хотя в крайней части города дождя совсем не было и грязи нет.

Мая 20/1 июня. Вчера вечером я не ходил к христианам, так как принимал ванну, да и христиане теперь большею частью заняты рас четами с хозяевами или работниками, по случаю конца месяца. Сегодня с 6-ти часов вместе с Павлом Сакума я и пошел сначала к Исида Павлу. Застал только жену его Марину. Они очень верующие христиане, но в церковь совсем почти не ходят, а в нынешнем году даже и не исповедывались еще. Я и говорил, что так и совсем постепенно отвыкнете от церкви и от Бога: если я редко буду читать книжку, то и совсем разучусь понимать ее; так и молитва, и вся наша жизнь христианская; мы называемся христианами, а поэтому и должны всячески стараться как можно ближе встать ко Христу, чтобы потом быть в Его Царствии. Если не грамотный пойдет в школу, то там он ничего не поймет из всех уроков; так и мы, постепенно отвыкнув молиться Богу и радоваться Его радостью, радостью веры, потом после смерти тоже не поймем ничего в Царствии Божием, так как и не думали о нем как следует, а потому и будем жить не в свете его, а в печали и страданиях.

Я и советовал вообще хоть по очереди ходить им в церковь, а особенно призывал на Троицын день, так как это праздник великий, с него началась проповедь о Христе; а в посту советовал исповедаться и причаститься, чтобы жить вместе с другими христианами одной жизнью; ведь как приятно бывает проводить время в задушевном обществе дорогих друзей: тут за задушевными разговорами забываются всякие печали, душа только радуется; так и в церкви: если бы все христиане согласно и дружно собирались в церковь на молитву и вообще все церковное делали сообща, то какая бы была это сила и сколько радости в этом для всех. Это все я просил ее пересказать и мужу Павлу, и родным – семейству Хрисанфа Исида, и просил тоже расположить их хоть по очереди ходить в церковь. Марина во время разговора по поводу того, что она не причащалась и в церковь не ходит, как-то покраснела и потом сказала: теперь я постараюсь как-нибудь ходить в церковь. И вообще как-то очень расчувствовалась. От предложения принять удон (японский рыбный суп) я отказался и пошел в дом Киносита Симона; но он с семьей живет в Вакаяма, а здесь только жена Варвара с маленьким, еще не крещенным, ребенком.

Она в церковь тоже не ходит, да, может быть, и трудно ей одной-то; а живет весьма бедно, в доме у язычников. Она прямо созналась, что и дома теперь иногда совсем не молится за суетою; я и говорил, что Богу не нужно наших многих слов, а нужно только одно сердечное пред Ним сокрушение, хоть краткая, но действительно от сердца исходящая молитва; и если мы действительно так будем молиться, то действительно поймем силу молитвы для нас и радость от этой молитвы. А все чаще и чаще небрежно совершая это дело и все чаще и чаще удаляясь от церкви, постепенно и совсем забываем церковь и все Божие, а потом и совсем охладевает в нашем сердце вера, а вместе и сами совсем охладеваем для Бога и становимся весьма далеки от Него; тогда уж мы совсем не понимаем никакой радости в Боге. Потом рассказал о празднике Духова дня как начале христианской проповеди, которую теперь вот и японцы принимают; призывал сохранять в сердце и возгревать это наивысочайшее сокровище: ведь для нашего только спасения Христос и крест претерпел. Советовал придти на этот праздник в церковь, да и вообще ходить по мере сил на богослужение; советовал в этот праздник и ребенка крестить, из опасения смерти для него, еще не крещенного; тем более что в этот праздник четверо или пятеро принимают крещение, и большие и маленькие. Отсюда я пошел к Сато Кириллу; но его не застал, а его сын (9 лет) язычник спросил: не из церкви ли мы? Мы и объяснили ему и просили передать это отцу, а также и то, чтобы он приходил в воскресенье в церковь, так как тогда будет очень большой церковный праздник сошествия Святого Духа на апостолов; мальчик сказал на наш вопрос о крещении, что он в будущем месяце примет крещение; поэтому мы и рассказали ему кратко об этом празднике; советовали приходить в воскресную школу и вообще ходить за богослужение.

Он согласился и даже как будто обрадовался, тем более что теперь он в школу не ходит. Тут же стояли и хозяйские дети язычники, и они выслушали наш рассказ; я обласкал их, что им очень понравилось. Отсюда мы и пошли к Миками Георгию; у него жена Варвара, дочь Афанасия и другая (4-х лет), некрещеная, и отец – старик Филарет. Они очень усердно постоянно ходят в церковь, а Георгий постоянно поет на клиросе; в доме все устроено совсем по-христиански: перед божницей аналой с разными книгами для молитвы; только Варвара совсем не ходит в церковь и ныне еще не исповедовалась, ссылаясь на недосуг. Я и говорил о пользе для нас молитвы и опасности без молитвы совсем позабыть Бога и после смерти жить вдали от Него. Она созналась, что и действительно молитвою мы всё постепенно привыкаем делать перед Богом. Я и прибавил, что это особенно в исповеди, когда мы исключительно перед Богом стоим, исповедуя Ему свои грехи. Если бы мы и вообще постарались почаще думать о Боге, то постепенно вся наша жизнь была бы под Богом и по-Божьему. Призывал я их всех пособить общему церковному делу и взаимно побуждать христиан к усердию церковному; говорил о той силе, какая в общем согласном деле верующих. В самые первые времена вера и молитва верующих препобеждала все препятствия и преследования, какие налагали иудеи и язычники на апостолов, почему они и среди всех этих неприятностей и гонений содержали крепко и в чистоте веру, и вот теперь мы ее получили. Мы теперь начинаем дело христианства здесь, полагаем основание, на котором постепенно воздвигается все здание церковное; а поэтому и должны постараться прекрасно построить это основание. Девочку я советовал в Троицын день крестить вместе с другими, имеющими креститься. Около половины 9-го часа я возвратился домой. Сегодня мастер принялся за покраску иконостаса и позолоту его (за 18 иен); это на пожертвования христиан; на это же и многое другое будет поправлено. Мне особенно это усердие христиан приятно, что таким образом они больше полюбят церковь, как свое хозяйст во, а следовательно, и вообще будут к ней усерднее; и вообще, ведь весьма приятно иметь что-либо хоть сравнительно плоховатое, да свое собственное. А доселе христиане имели здесь церковь, построенную исключительно на русские пожертвования, как и вообще все церкви здесь. Дай Бог постепенно христиан ввести в обладание церковным как самым родным и единственным своим делом. Мая 21/2 июня утром во время урока приходил Сато Кирилл, которого я вчера не застал в квартире. Он адвокат; говорит, что в церковь не ходил потому, что жил далеко, а теперь переселился на другое место и намерен ходить в церковь. Я советовал ему во время поста и исповедаться, что он в настоящем году еще не сделал; по этому вопросу я и говорил, что нам нужно часто и с сокрушением обращаться к Богу, от Которого в жизни мы постоянно уходим в суету. Потом я начал было говорить о значении для нас молитвы и вообще всех благ, какие мы можем получить в Церкви, если серьезно исполняем ее дело; но Сато скоро ушел, будто бы стесняясь (как он потом объяснил это катехизатору) мешать мне во время урока. Не знаю, может быть, и так. А мне, признаюсь, хотелось ему поговорить о том, чего он лишается, удаляясь от Церкви; ибо в другое время его ведь, может быть, и не увидишь. После обеда приходил Павел Кавагуци; в разговоре он казал, что в Токио депутаты опять требуют смены министров, так как-де последние не заботятся о пользе Отечества, ввиду современных событий в Китае. Вечером с Сакума я пошел сначала отыскивать затерявшегося Фурубаяси Акилу, след его вчера нам указал Миками Георгий, который вообще очень старается для Церкви и имеет карточки почти всех здешних и бывших здесь прежде христиан. После долгих блужданий наконец нашли его квартиру, в которую он перебрался совсем недавно; но его не было: он до полуночи занимается в типографии какой-то. Язычнице хозяйке я сказал, что приходили из церкви, просил передать приглашение придти в церковь в воскресенье, так как это весьма большой праздник, и вообще по временам в свободный час просил его приходить ко мне. Христианское имя Акилы знает и называет его им и хозяйка язычница, и в квартале, где прежде жил Фурубаяси, тоже на наш вопрос: не здесь ли Фурубаяси? – спрашивали: это Акила? Может быть, ведь действительно человеку и некогда заглянуть в церковь-то за крайним недосугом, а веру он, очевидно, сохранил, если даже имя его знают язычники, тогда как вообще-то японцы называют себя языческими именами и христианские вообще почти неизвестны. Дай Бог, чтобы его как-нибудь увидеть. Отсюда мы пошли к Сакамото Титу; дзинрикися и дома бывает только ночью; я застал жену его Софию, старушку, и сына Сергия (12 лет); а дочь Надежда живет в услужении; я просил Софию похаживать в церковь, говорил о празднике Святой Троицы; а главное, просил сказать Титу, чтоб когда-нибудь в праздник и пришел в церковь, да и исповедался, ведь так мало-помалу и совсем уйдет из церкви, ибо вера ослабеет; а тогда что же: Христос за нас крест даже понес и спас нас, а мы снова Ему этот крест создадим; ибо если худой сын – печаль для земных родителей, то как печально Богу видеть наше снова возвращение ко греху и лени? Просил я передать тоже и дочери Надежде; как-нибудь может ведь урвать денек-то для своей души. София-то хорошая старуха. Отсюда пошли мы к Массуи Марине, но ее не застали; она в церковь не ходит и не исповедовалась. Сын ее Антоний живет в Кобе, а я этого и не знал, бывши в Кобе, да, может быть, и катехизатор Симидзу этого не знает. Я советовал катехизатору Масуда к таким христианам, которых мы не можем застать вечером, ходить утром, чтобы хоть урывками, да сказать им слово о Христе, напомнить им об этом, чтобы вдали от всего церковного они и совсем не позабыли свое звание. Наконец, уже поздно вечером и уставши, так как пришлось не мало обойти мест, мы пришли к Йосида Павлу. Застал жену Марию, дочь Зинаиду и сына (10 лет) Тихона; остальные в Кобе по торговым делам. В своем нехождении в церковь оправдыва ются недосугом; я и говорил о той важности нашего исповедания веры, к которому мы и пришли, принимая крещение, и в этом дадим после смерти ответ. А поэтому нужно всячески постараться урвать время от дел на это святое дело, чтобы быть с Богом. Это же я просил передать и остальным, теперь отсутствующим. В доме все устроено очень по-христиански: перед божницей на аналое даже разные молитвенные и подобные книги лежат. Сыну Тихону я советовал приходить в церковь и в воскресную школу, где он услышит многое хорошее; а родителям советовал посылать его туда, так как они должны заботиться о воспитании детей. Около 9-ти часов возвратились. Сегодня почему-то мой язык не хорошо говорил, так что я после нескольких неудачных попыток говорить ясно и понятно иногда совсем молчал, побуждая говорить катехизатора; тот действительно говорил, и очень вразумительно.