В Химеидзи только два дома очень хорошие христиане, постоянно и в церковь приходят; я их видел, хотя не всех, так как не заставал; говорил общие назидания, как и другим христианам, и призывал содействовать катехизатору в деле проповеди, привлекая язычников. Заезжал и в дом одной рейтанки, она приняла довольно нелюбезно, во внешней прихожей, и сесть не попросила, так что я стоя и говорил ей о том, что в церковь нужно ходить, причем подробно раскрыл ей значение для нас молитвы, и особенно церковной. А потом спросил, молится ли она дома? Созналась, что нет, хотя молитвослов имеет. Тут она немного стала любезнее и попросила сесть. Я и советовал ей вспомнить то, что она получила и чего лишается, и рассказал случай с Фукасе о том, что верою мы действительно получаем милость и помощь Божию. Она очень удивилась и стала еще внимательнее; не знаю, что выйдет в заключение. А двоих других рейтанов не видел, так как их нет дома. Один христианин приходил и провожать меня. В 4-м часу я уже уехал в Акаси, прежде еще, после обедни в Какогава, пославши туда Варнаву, чтобы предупредить там о моем приезде и известить об этом желающих вечером слушать учение. Голова у меня ужасно разболелась, и я с Варнавой в Акаси пошел на морской берег, чтобы разгуляться. Там мы толковали о деле проповеди, и он очень воодушевлялся; говорил, что буддизм есть религия без Бога, а протестанты только еще более прибавляют этого безразличия, так как множество сект у них наводит на сомнение японцев и учит их веровать всякому по-своему, а в существе никак не веровать. Поэтому у них и бывают постоянно и массовые случаи отпадения от веры, чего у нас – нет. Вообще, он мне понравился; видно, что хочет трудиться, а только, может быть, не удается или не умеет. Отчасти то же впечатление произвел на меня и Адаци; поэтому я, сделавши им обоим по замечанию за леность, постарался возбудить их на дело проповеди; удалось ли это, кончено, сказать трудно.

Головная боль во время прогулки улеглась. С 8-ми часов действительно пришли два христианина и несколько язычников. Я обратился сначала к христианам, рисуя картину возвышенной жизни христиан в Церкви, толковал о молитве. Тем временем собралось язычников человек 11, и я постепенно перешел к общей для них речи. Я отчасти повторил вчерашнее, только в более простой форме, а главным образом говорил о душе и о Боге как личных и неуничтожимых началах, чтобы противопоставлять правильное понятие о них пантеизму буддийскому. По вопросу о душе подробно уяснял ту светлую чистую жизнь, которая нравится нам, но от которой мы постоянно да леки, ибо в жизни часто делаем не то хорошее, а другое дурное. Это плод нашего грехопадения, от которого в нашу природу, созданную чистою от Бога, и вкрался грех как господствующее начало. В этой раздвоенности мы и приходим невольно к мысли – искать высшей какой-либо помощи против зла, чтобы сделаться лучше; а если наша жизнь от Бога, то и помощь только от Него, создавшего из ничего и могущего снова воссоздать. Так это и есть: все, действительно искавшие и сердечно воспользовавшиеся этой помощью благодати Бога, еще здесь на земле делались совсем иными, чем обычно живущие в суете и грехе люди; в них ясно действовала сила Божия, возвышая их. Как доказательство этого – их тела оставались нетленными, ибо невозможно истлеть причастному благодати. По вопросу о Боге я толковал о Его Всемогуществе и о том, что Он есть действительная личность, всем управляет, к Которому все мы и должны придти в конце. По вопросу о Его творчестве кратко сказал о том, что теперь и наука приходит в изумление – как Моисей, не имея современных нам научных познаний, мог так правильно и определенно рассказать историю миротворения; очевидно, была другая сила, которая научила его этому; это Сам Бог вложил в его ум такой свет. Один из слушателей после окончания моей речи сказал: я не понимаю, что такое душа? Действия ее мы можем понять, а что такое она, этого не понимаю. Я сказал, что этого невозможно и понять вполне: мы не можем понять и видимых, материальных предметов, а тем более душу, которая так и называется; одно несомненно, что она существует и господствует в нас, в чем легко всякий убедится сам по себе. – Это через самосознание? – Да. –Тут он заговорил о силах души, но и сам согласился, что это особенно важного религиозного значения не имеет, а потому можно сейчас и не говорить. А потом: Бог, по моему мнению, мировая душа (и подробно говорил в смысле пантеизма). – Я и показал ему, что, значит, Он не выше этого мира, а только этот самый мир, а главное: значит, Он не совершенство; ибо как же в мире грех и всякое иное зло? – Он согласился. Я не мог ему объяснить правильно по-японски, что Бог непременно должен быть личностью, отличной от какого-то безличного Его пребывания или разлития в мире; это сделал Варнава, и вопрошатель понял правильно. Он был где-то преподавателем, потом бросил это и теперь шелковод, очень видный и образованный; веры у него нет. Слушал протестантов, но не одобряет их: у них, говорит, веры нет, а только теория, причем всяк толкует по-своему. Я и сказал, что, действительно, истина одна и мы должны веровать в Бога так, как Он Сам нам Себя открыл; если внимательно всмотритесь в православие, то увидите, что оно только таково и есть и оно себя доказало и доказывает самою своею животворною силою (кстати, кратко об отце Иоанне Кронштадтском); теперь и протестанты сознают свои ошибки и ищут возвращения к православию. Бог даст, действительно будет одно стадо и Един Пастырь.

Сегодня мою беседу понимали лучше, и вообще кое-что осталось у слушателей, и они, благодаря за все, уходили уже в 12-м часу, а один оставался почти до 12-ти; я советовал им слушать катехизатора, когда он придет сюда; они очень желали бы этого. Потом мы еще долго беседовали с Сиката Николаем; он все просит катехизатора; я говорил, что нет у нас их теперь, и просил искать учеников для школы в Осака.

Мая 26/7 июня я был уже в Осака. Здесь в праздник крестилась одна очень хорошая старушка Мария Китадзима и двое ребят. Христиан собралось человек 50, а в Духов день мало, человек 6–7 только.

Пришли некоторые совсем неходившие; но не пришли такие, которых я призывал к тому; только некоторые послушали. Приехавши, я часа два спал после обеда и теперь чувствую себя хорошо: устал очень сильно. А теперь вот все пишу о своем путешествии. По японскому языку накопил массу иероглифов, не знаю, когда их и одолею.

Вчера был отец Иоанн Оно; говорит, что отец Симеон Мии только на днях возвратился из путешествия на север своей церкви.

Мая 29/10 июня. Вчера я не мог идти к христианам, так как катехизатор Павел Сакума, оказывается, еще после обеда ушел к христианам и был в четырех домах, возвратился уже ночью. И это хорошо. А сегодня после обеда с Исогаем я ходил в буддийскую тера Хигаси Хонгадзи; весьма богатая тера, вся в золоте; очень обширная, разве немного поменьше Троице-Сергиевской Лавры Успенского собора. Впереди, по обыкновению, совершенно подобное католическим престолам место, таких три; богомольцев немного; все они, осматриваясь по сторонам и потирая приподнятыми ладошками, твердят ни для кого из них не понятные слова, вероятно, не особенно глубокой и умной молитвы: намаби дам. Некоторые для молитвы приносят особые накидки, похожие на кеса бонзы, только на спину спускаются больше; это похоже на двухсторонний передник. Тут же бросают и гроши свои на храм, некоторые с важностью, должно быть побогаче. Я стоял и думал: и чего ж это они вздумали молиться-то? Ведь нет для них Бога? А учителю Будде разве можно молиться? А если молятся какому-то духу, разлитому во всем мире, то ведь это какая-то мысль или идея, которою проникнут весь мир, – но ведь этому молиться нельзя, да притом же ведь в таком случае это и я сам отчасти; а может быть, и того меньше: думают молиться самому этому бытию мира, ибо, по-ихнему, Бог ведь – душа мира, исполняющая мир с самого его начала, пока он не превратится опять в ничто, в котором был. Но в таком случае зачем же молиться, если ничего не будет? Значит, в существе дела и нет ничто, а только так, временно является, как из трубы дым, который потом снова исчезает в воздухе, как бы превращаясь в ничто для нашего глаза. А ведь вот живут же люди и с таким неверием и шаткостью; вот сила быта религиозного: всякая ложь даже пред лицом положительной истины с трудом уступает ей место, – не потому, чтобы она была сильна сама по себе, а потому, что силен дух человека, восприявший в себя эту ложь. И нам еще долго придется бороться с глухотой японцев к Слову Христову, пока постепенно не создастся и у нас быт противоположный, чтобы истина не насиловала человека и приводила его постепенно к свободному спасению. А все свободное прочнее, хотя создается и не скоро. А будет время, когда и этот храм будет нашим прекрасным собором и в него будут входить тысячи истинно верующих во Христа Царя неба и земли.

Потом прошли мы в особую громадную комнату для проповеди, там сидели на полу слушатели человек 150–200; пришел старик, очень упитанный бонза, сделал краткую молитву перед идолом, взошел не кафедру и начал проповедь, предпославши ей какое-то воззвание совершенно хриплым и диким голосом, как будто нарочно его так ломая и уродуя; народ что-то завопил и смолк, а бонза начал проповедь; но вся она почти состояла из набора старинных песен, так что даже и Исогай не понял. Во время проповеди бонза ужасно ломал свой голос, иногда как бы плакал, иногда кричал, а вообще говорил все смеясь и смеша; проповедь продолжалась 15 минут. Оттуда мы пошли недалеко в такую же тера Нисину; эта немного побогаче, но совершенно копия первой. Отсюда мы тоже прошли на проповедь; здесь проповедовал молодой бонза; мы застали уже в середине; он толковал о том, что мы перед Богом как дети перед родителями, так и должны себя вести и очищать себя от грехов, какие имеем. И где он нашел себе такого-то Бога? Да и что за грехи для буддиста? Исогай объяснил, что это самые обыкновенные житейские проступки, а существа духовной жизни, сердца это не касается. Всетаки и у буддиста есть какое-то искание чистоты жизни. Не из христианства ли это они взяли и перевертывают на свой лад? Ведь протестанты ловко вложили японцам мысль о свободе верований всякому по-своему, так как-де это не важно, а важно признание Единого Бога. По временам среди проповеди бонза чего-то мычал, и тогда все принимались тоже что-то твердить и галдеть; тут просыпались многие и многие совсем заснувшие и теперь разбуженные этим гвалтом и воем. После проповеди бонза прочитал несколько слов из какой-то свя щенной книги этого храма, написанной создателем его: это делают в заключение всякой дневной проповеди. Теперь здесь ежедневно в это время бывает по две проповеди; и если ежедневно собираются так, то это очень хорошо для буддизма, значит, у него еще есть много искренних последователей. После проповеди все оставляли на полу деньги. Вот если бы и наши христиане то же делали, то и наше дело немного лучше было бы. Но пока еще для них все церковное создано чужими, русскими руками, а поэтому к чужому не так и сердцето тепло относится: все думается, что поправит тот, кто и сделал. Ну да постепенно и это привьется, мало-помалу все будет от их рук, хотя бы в виде малого ремонта, а тогда и сами будут беречь все как свое. Это ведь и в России: если крестьянам построят школу, так они в нее не особенно с любовью и детей посылают, а уж о ремонте нелепо и толковать; не наша, думают, все равно поправят. А вот если хоть плохонькую, да сами мужики себе построят школу, так они за ней и ухаживают. С 6-ти часов вечера с Сакума я пошел сначала к Ямамото Луке: он крестился, как мне сказал, пять лет назад. Теперь в церковь не ходит и не исповедуется, почему я не скоро и узнал, где он живет; все мои сотрудники оправдывались в своем о нем незнании тем, что он-де отстал от Церкви. У него жена язычница, и, должно быть, строгая в этом. Лука встретил меня в лавке и принял тотчас же благословение; я прямо начал речь с больного для него места: Иисус Христос для нас крест претерпел, а вы, принявши крещение и благодать Божию, пренебрегаете этой величайшею Его любовью; ведь если бы только к родителям вы это показали, то были бы весьма неблагодарным и худым сыном; а для нас Сам Сын Божий сходил с неба на землю. Если бы вы действительно содержали эту полученную вами благодать, то действительно нашли бы ее для себя величайшей силой и вам действительно помогла бы сила Божия. Помните, что мы все умрем и потом должны будем отдать ответ Богу во всем: какой же вы дадите в этом ответ? Икону имеет. Я советовал ему когда-нибудь придти ко мне на дом для беседы, так как, может быть, при жене-то он и затрудняется, да и ребята толпой обступили, так что он должен был их прогнать; советовал и в церковь по временам приходить, а в посту исповедаться и причаститься, и кратко сказал о таинстве Святого Причащения как средстве быть со Христом. Потом мы прошли к Катадзима Стефану, жена которого в Троицын день получила крещение; я и хотел поздравить ее и передать иконки, но, оказалось, она принимает ванну. Между прочим, японцы вообще весьма не стесняются показываться совсем обнаженными и делают только препоясания; бани у них общие для всех. И, однако, кажется, нельзя сказать, чтобы их нравы были слишком развращены сравнительно с европейской распущенностью, где, например во Франции, население положительно вымирает. Заволновавшейся старухе сказавши, что придем в другое время, мы пошли к Мруяма Феодоре, но ее не застали дома – висел замок. Прошли к Миямото Харитону и Наталии. Они живут весьма далеко от церкви; иногда все-таки будто приходят в церковь; только Харитон в этом году не причащался; оправдывается тем, что хотя пред принятием крещения он и уговорился с хозяином (табачником) по временам давать ему отпуск сходить в церковь, но хозяин язычник все-таки не отпускает и ежедневно заставляет работать; я все-таки советовал как-нибудь да устроить это, потому что без молитвы мы жить духовно не можем, а в посту советовал и причаститься; мы называемся верующими, а потому и должны жить и действовать по этой вере; всякий человек называется от своего труда – плотник от плотничества и тому подобное; так и мы: ведь только для нас пострадал Христос на кресте, чтобы даровать нам Свою спасающую благодать; но благодать хотя и в наших руках, но она может и не спасать нас, если ее мы не принимаем и не пользуемся ею. Например, в моих руках книга, но если я не понимаю знаков, то в ней ничего не пойму, а если постепенно пойму знаки, то пойму и книгу, так и благодать: если мы не будем ею жить, то так и будет для нас не действенна, и напротив. Наталия жаловалась, что у нее грудь болит; я и сказал, что особенно в болезнях мы должны обращаться к Богу, ведь если шкаф испортится, то я его сам не буду поправлять, ибо не могу и не понимаю, я призову мастера, он это хорошо понимает и сделает; так и в начале из ничего нас Бог создал, Он же только может действительно и помогать нам в наших нуждах и болезнях, и к Нему поэтому мы должны всегда обращаться. Если мы действительно с верою будем просить помощи у Бога для чего бы то ни было, то непременно получим, ибо Бог нас хорошо знает и любит больше, чем родители: сии иногда могут и забыть детей, а Бог никогда не забудет, только бы мы обращались к Нему (рассказывал случай с Фукасе). Просил в разговорах иногда беседовать и с язычниками о Христе, так как Христос для всех принес Крест и всем одинаково нужно спасение. Спросил: где живет Моримура Аввакум с сыновьями Илиею и Иоанном? Он дядя Наталии. Ни отец Сергий Судзуки, ни катехизаторы не видали и не бывали у него, так как-де он в церковь не ходит. Оказалось, что Миямото знает, и указал нам, так что в следующий раз мы можем вдеть и его. Так, Бог даст, найдем всех, сами же христиане скажут о всяком – где он. Они друг друга знают. На обратном пути опять зашли к старикам Китадзима, но старик что-то строгал, так что я помешал и решил два слова сказать да и уйти; старуха весьма радовалась, лицо такое мягкое, доброе; я передал ей иконки Спасителя, Богородицы и Марии Магдалины. Она весьма благодарила; я внушал ей иногда похаживать в церковь (хотя сознаю, что для нее это трудно: живут далеко, да она и старуха уже); она весьма радостно сказала, что по мере сил всегда постарается, вот и теперь послезавтра придет. Попрощался я и ушел; и старик оставил работу и провожал. Около 9-ти часов возвратились. Сегодня владыка прислал письмо, в котором пишет, что все, что я делаю, пока хорошо, так и следует; отец архимандрит Сергий про поведует в Канда на собраниях, и прекрасно, хотя, пишет владыка, он ничего и не говорит о своих проповедях, кроме обычных благодушных отзывов, например: старушки прекрасно спали, а потом усердно благодарили за слово; это смирение его. Он теперь знаков больше владыки знает, и японские газеты читает свободнее его (пишет владыка). Слава Богу. Мне, вероятно, до этого не дойти; у меня знаки вываливаются из головы, никак не могу запомнить, да и некогда совсем ими заниматься; вот и сегодня их не успел переписать. Владыка приложил письмо некоего Токито из Осакской Ноогак-коо (средней школы), он хочет слушать учение и просит учителя; по указанию владыки я и советовал катехизатору Иакову Фудзии сходить и узнать сего человека, чтобы потом и самому познакомиться с ним, действительно ли он хочет слушать учение. Да, весьма хорошо бы здесь завести катехизаторскую школу: язычники свои уши раскрыли для слушания, а мы не можем им удовлетворить.