Это же, боюсь, не случилось бы сегодня и с моею душою, и с великим трудом собранныя мною для вас мысли, хотя малыя и скудныя, от страха пришедши в забвение, не исчезли бы и не улетели бы, оставив ум мой пустым. Поэтому прошу всех вас вообще, начальствующих и подчиненных, чтобы вы, сколько навели на меня страха прибытием для слушания, столько же вдохнули в меня смелости усердием в молитвах, и умолили Дающаго глагол благовествующим силою многою (Пс. LXLII, 12) дать и мне слово во отверзение уст (Еф. VI, 19).

Притом, этот плод и нам свойственнее, и самому чтимому Богу приятнее. Грозды и колосья произращают недра земли, питают потоки дождей и обработывают руки земледельцев: а священную песнь рождает благочестие души, воспитывает добрая совесть, и в сокровищницы небесныя принимает Бог. Но насколько душа лучше земли, настолько и это произрастение лучше того. Посему и некто из пророков, муж чудный и великий, - Осия имя ему, - внушает оскорбившим Бога и желающим умилостивить Его, чтобы они приносили в жертву не стада волов и не муки столько-то и столько-то мер, не горлицу и голубя и не что-либо другое подобное, но что? Возмите, говорит, с собою словеса (Ос. XIV, 3). Что за жертва слово?, - может быть, скажет кто-нибудь. Величайшая, возлюбленный, и драгоценнейшая, и лучшая всех других. Кто говорит это? Тот, кто верно и лучше всех знает это, доблестный и великий Давид. Принося некогда благодарственную жертву за победу, одержанную на войне, он так говорил: восхвалю имя Бога моего с песнию: возвеличу Его во хвалении (Пс. LXVIII, 31). Потом, показывая нам превосходство этой жертвы, присовокупил: и угодно будет Богу паче тельца юна, роги износяща и познокти (ст. 32). Так, хотел и я сегодня принести эти жертвы и обагрить кровию этих приношений духовный жертвенник; но что мне делать? Один премудрый муж заграждает мне уста и устрашает меня словами: не красна похвала во устех грешника (Сир. XV, 9). Как в венках должны быть чисты не только цветы, но и свивающая их рука; так и в священных песнях должны быть благочестивы не только слова, но и сплетающая их душа. А у меня она не чиста, не имеет дерзновения и исполнена многих грехов. Но людям такого свойства заграждает уста не только этот закон, но и другой, древнейший и прежде него постановленный. И этот закон ввел, сейчас беседовавший с нами о жертвах, Давид; ибо сказав: хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних, и немного после еще сказав: хвалите Господа от земли (Пс. CXLVIII, 1, 7), и призвав ту и другую тварь, горнюю и дольнюю, чувственную и умственную, видимую и невидимую, находящуюся выше неба и под небом, и из той и другой составив один хор, и так повелев хвалить Царя всех, он нигде не призывал грешника, но и здесь затворил пред ним двери.2. А чтобы слова мои были яснее для вас, я прочитаю вам сначала самый псалом. Хвалите Господа с небес, говорит он, хвалите Его в вышних: хвалите Его вси Ангели Его, хвалите Его вся Силы Его (ст. 1, 2). Видишь ли хвалящих ангелов, видишь ли архангелов, видишь ли херувимов и серафимов, - эти вышния силы? Ибо, когда он говорит: вся Силы Его, то разумеет весь горний сонм. Но видишь ли здесь грешника? Как же, скажешь, можно ему явиться на небе? Пойдем же, сведем тебя на землю, переставив в другую часть хора; и здесь опять не увидишь его. Хвалите Господа от земли, змиеве и вся бездны: зверие и вси скоти, гади и птицы пернаты (ст. 7. 10). Не напрасно и не без причины при этих словах я замолчал; смутились мысли в уме моем и пришлось горько заплакать и тяжко вздохнуть. Что может быть, скажи мне, достойнее жалости? Скорпионы, и змеи, и драконы призываются к хвалению Создавшаго их; один грешник исключается из этого священнаго хора; и справедливо. Грех есть злой и свирепый зверь, не только выказывающий злость к сослужебным ему существам, но изливающий яд злобы и на славу Господню: вас ради, говорит Господь, имя мое хулится во языцех (Ис. LII, 5, Римл. II, 24). Посему пророк и изгнал грешника из вселенной, как бы из священнаго отечества, и отправил в ссылку. Так и отличный музыкант отсекает от стройной кифары разногласящую струну, чтобы она не разстроивала согласия прочих звуков; так и искусный врач отсекает загнившийся член, чтобы зараза от него не перешла на прочие здоровые члены. Так сделал и пророк, отсекши грешника от целаго тела тварей как бы разногласящую струну и как бы загнивший член. Что же мне делать? Так как я отринут и отсечен, то, конечно, надобно молчать. Итак, скажите, ужели замолчать мне? Ужели никто не разрешит мне восхвалить нашего Владыку, и я напрасно просил ваших молитв, напрасно прибегал к вашему покровительству? Нет, не напрасно. Я нашел, нашел и другой способ славословия, по вашим же молитвам, которыя среди этого недоумения заблистали, как молнии во мраке; я буду хвалить сослужителей. Можно хвалить и сослужителей; а когда они будут хвалимы, то прославление, конечно, перейдет и на Владыку. А что он и таким образом прославляется, это показывает Сам Христос в словах: да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех (Матф. V, 16). Вот и другой способ славословия, который можно и грешнику употребить и не нарушить закона.3. Итак кого, кого из сослушателей восхвалить мне. Кого же другого, как не общаго учителя отечества [1], а чрез отечество и всей вселенной? Как он вас научил стоять за истину до смерти, так вы других людей научили скорее разставаться с жизнию, нежели с благочестием. Хотите ли, сплетем ему из этого венцы похвал? Хотел бы и я; но вижу неизмеримую бездну подвигов, и боюсь, чтобы слово, опустившись в глубину, не оказалось безсильным возвратиться наверх. Нужно было бы исчислить древние подвиги, - путешествия, бдения, заботы, советы, борьбы, трофеи за трофеями и победами, деяния, превосходящия не только мой, но и всякий человеческий язык, требующия апостольскаго голоса, движимаго Духом, который может о всем сказать и научить. Но, минуя эту область, обратимся к другой, более безопасной, которую можно переплыть и на малой ладье. Поведем речь о воздержании и скажем, как он поработил чрево, как презрел роскошь, как отверг богатую трапезу, и притом быв воспитан в знатном доме. Нисколько неудивительно, когда к такой убогой и суровой жизни приступает живший в бедности; он имеет в самой бедности спутницу и сообщницу, ежедневно облегчающую ему это бремя; но кто владел богатством, тому нелегко вырваться из оков его; такое множество недугов объемлет его душу, т.е. страстей, которыя как-бы густое и темное облако, заграждая взоры ума, не попускают взирать на небо, но заставляют преклоняться вниз и смотреть в землю. Нет, нет ничего другого, что столь препятствовало бы шествию на небеса, как богатство и происходящия от богатства беды. Не мое это слово, но приговор, произнесенный Самим Христом, Который сказал: удобее есть вельбуду сквозе иглины ушы проити, неже богату в царствие небесное (Матф. XIX, 23, 24). Но вот это неудобное, а лучше сказать, невозможное стало возможным; и о чем некогда Петр недоумевал пред Учителем и хотел узнать, это мы все познали на самом деле, и даже более того; ибо этот муж не только сам восшел на небо, но и вводит тута столько народа, хотя имел кроме богатства и другия, не меньшия препятствия, - молодость и преждевременное сиротство, которыя еще более могут омрачить всякую человеческую душу: такое имеют они обаяние, такую представляют отраву! Он же и над ними восторжествовал, и устремился к небесам, и прилепился к тамошнему любомудрию, не подумал о блеске настоящей жизни и не посмотрел на знаменитость предков, а лучше сказать посмотрел на знаменитость предков, - не тех, которые связаны с ним по естественной необходимости, но тех, которые близки к нему по благочестивому настроению. Посему он и сделался таким. Он посмотрел на патриарха Авраама, посмотрел на великаго Моисея, который был воспитан в царском доме, наслаждался роскошною трапезою и вращался среди шума египетскаго (а вы знаете, каковы варвары, какой исполнены они гордости и тщеславия), но, пренебрегши всем этим, добровольно перешел к глине и плинфоделанию, - царь и сын царский пожелал быть в числе рабов и пленников. Поэтому он и возвратился в блистательнейшем виде, нежели какой прежде имел и отверг. После бегства и служения у тестя и после бедствий за чужбине, он возвратился властителем царя, или лучше, богом царя: дах тя, говорит Господь, бога фараону (Исх, VII, 1). И был он славнее царя, не имея диадимы, не облекаясь в багряницу и не выезжая на золотой колеснице, но поправ всю эту пышность; ибо вся слава, говорится (в Писании), дщере царевы внутрь (Пс. XLIV, 14). Он возвратился со скипетром, которым повелевал не только людям, но небу, и земле, и морю, и естеству воздуха и воды, озерам, источникам и рекам; ибо стихии делались всем тем, чего хотел Моисей; в руках его тварь преобразовывалась, и, как бы какая покорная рабыня, увидевшая пришедшаго друга своего господина, во всем слушалась и повиновалась ему, как самому Владыке. На него взирая и этот муж сделался таким, и притом будучи оным, если только он был когда-либо юным; я не верю этому; - такой старческий ум был у него от самых пелен. Но и будучи юным по возрасту он объял все любомудрие и познав, что наша природа подобна полю, заросшему лесом, легко отсекал душевные недуги словом благочестия, как бы каким серпом, представляя земледельцу чистую ниву для посева семян, и, принимая все эти семена, внедрял их в глубину, чтобы они, укоренившись снизу, не страдали от жара солнечных лучей и не были подавляемы тернием.

И не в юности только он был таким, но, и миновав этот возраст, не прекратил такой заботливости; напротив и теперь, когда находится в старости, как бы в тихой пристани, продолжает соблюдать туже попечительность. Подлинно юность, возлюбленные, подобна яростному морю, исполненному свирепых волн и бурных ветров; а седина вводит души состаревшихся как бы в безмятежную пристань, предоставляя им наслаждаться свойственною этому возрасту безопасностию. Ею наслаждаясь теперь и находясь, как я выше сказал, в пристани, этот муж не менее того безпокоится и о тех, которые обуреваются среди моря; такой боязни он научился у Павла, который и после того, как восходил на небо и, перешедши следующее за ним, достигал даже до третьяго неба, говорил: боюсь, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду (1 Кор. IX, 27). Посему и этот муж держит себя в постоянном страхе, чтобы постоянно быть в безопасном состоянии, и сидит при кормиле, наблюдая не восхождения звезд, не подводные камни и скалы, но нападения демонов и козни диавола, и возстания помыслов, и, обходя вокруг своего воинства, соблюдает всех в безопасности. Он не только смотрит за тем, чтобы ладья не потонула, но принимает все меры к тому, чтобы и никто из плывущих не испытал какого-нибудь безпокойства. Благодаря ему и его мудрости мы все и плывем благополучно, распустив вполне паруса корабля.4. Когда мы потеряли прежняго отца [2], который родил нам и этого, то наше положение было затруднительно. Поэтому и плакали мы горько, как бы не надеясь, что этот престол получит другого такого мужа. Но когда явился этот муж и стал посреди, то разогнал все наше уныние, как облако, и разсеял все печали, прекратив наш плач, не постепенно, а вдруг так, как будто бы тот блаженный сам, вставши из гроба, опять взошел на этот престол. Впрочем, увлекшись подвигами нашего отца, я незаметно продолжил беседу сверх меры, не сверх меры его подвигов, - о них я еще и не начинал говорить, - но сверх меры, какая прилична моей юности. Остановим же беседу, как бы в пристани, молчанием. Хотя она не хочет остановиться, а с ропотом и негодованием желает вполне насладиться цветами (красноречия); но, дети, это невозможно. Перестанем же гнаться за недостижимым; для нашего утешения довольно и сказаннаго. Так бывает и с драгоценными мастями: оне не только тогда, когда кто-либо прольет их из сосуда, но и когда пальцами коснется крайней поверхности его, растворяются в воздухе и всех присутствующих обдают благоуханием; тоже произошло и теперь не силою моих слов, но доблестию подвигов этого мужа. Отойдем же, отойдем, обратившись к молитвам: помолимся о том, чтобы общая наша матерь (церковь) пребывала непоколебимою и неподвижною, и чтобы этот отец, учитель, пастырь, кормчий, жил долгия лета. Если вы удостаиваете какого-нибудь внимания и меня (ибо я не осмаливаюсь ставить себя на ряду со священниками, как извергов нельзя считать на-равне с совершенно-рожденными), - если вы вообще удостоиваете какого-нибудь внимания и меня, хотя бы как некоего изверга (1 Кор. XV, 8), то помолитесь о ниспослании мне великой помощи свыше.

Итак помолитесь, чтобы мне быть не в числе связанных и ввергаемых во тьму (кромешнюю), но в числе имеющих получить хотя малое снисхождение, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, и держава, и поклонение во веки веков. Аминь. Флавиана, епископа антиохийскаго ^ Св. Мелетия, предшественника Флавианова на епископской кафедре в Антиохии ^

Против аномеев

Двенадцать слов под заглавием "против Аномеев" направлены против чистых ариан, которые не признавали Сына Божия И. Христа не только единосущным Богу-Отцу, но и подобным Ему по существу, и между прочим приписывали себе знание самаго существа Божия. Не прекращавшееся во времена св. Иоанна Златоустаго лжеучение этих еретиков, которых нарицательное название (ανομοιοι) тогда обратилось в собственное имя, подало повод святителю составить против них слова о "непостижимом" существе Божием и "единосущии" Сына Божия с Богом-Отцем и произнести первыя десять слов в Антиохии в 386 и 387 годах не непрерывно, но с некоторыми промежутками времени, а последния в Константинополе в 398 году. Каждое из этих слов в подлиннике имеет более подробное заглавие, соответствующее его содержанию. Так, полное заглавие 1-го слова следующее: "о непостижимом, в отсутствии епископа, против Аномеев".

Слово первое

Что это? Пастырь отсутствует [1], а овцы стоят весьма благочинно. И в этом заслуга пастыря, что пасомые не только в присутствии его, но и в отсутствии показывают полное усердие.Поэтому особенно я удивляюсь и ублажаю его, что он мог внушить вам такую ревность. И военачальнику мы в особенности удивляемся тогда, когда даже в его отсутствии войско соблюдает порядок. Этого и Павел требовал от учеников: темже, говорит он, возлюбленнии мои, якоже всегда послушасте мене, не якоже в пришествии моем точию, но много паче во отшествии моем (Филип. II, 12). Почему: много паче во отшествии моем? Потому, что в присутствии пастыря, хотя бы и пришел к стаду волк, он легко прогоняется от овец; когда же пастырь отсутствует, пасомые по необходимости бывают в большем безпокойстве, так как никто не защищает их. Притом, если пастырь присутствует, он разделяет с пасомыми награды за усердие, а не присутствуя он дает возможность ясно обнаружиться собственной их заслуге. Это говорит и учитель наш, сказавший вам, что, где бы он ни находился, он представляет себе и нынешнее ваше собрание и взирает не столько на тех, которые теперь находятся и присутствуют при нем, сколько на вас отсутствующих. Я знаю его любовь кипящую, пламенеющую, горячую и непреодолимую, которую он укоренил в самой глубине души и хранит с великим усердием. Он совершенно знает, что любовь есть глава, корень, источник и мать всех благ, и что без нея все прочее не приносит нам никакой пользы; она есть знак учеников Господа, отличительное свойство рабов Божиих, признак апостолов. О сем разумеют вси, говорит (И. Христос), яко Мои ученицы есте (Иоан. XIII, 35). Что же, скажи мне, значит - о сем? О воскрешении ли мертвых, или очищении прокаженных, или изгнании бесов? Нет, говорит Он; и умалчивая о всем этом, присовокупляет: о сем разумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою. Такия дела суть дары одной вышней благодати, а любовь есть добродетель, зависящая и от человеческаго усердия. Человека доблестнаго обыкновенно отличают не столько дары, посылаемые свыше, сколько заслуги собственных его трудов. Потому Христос и говорит, что Его ученики узнаются не по знамениям, а по любви. Когда есть любовь, то стяжавший ее не имеет недостатка ни в какой части любомудрия, но обладает всецелою, всесовершенною и полною добродетелию; равно как без нея он лишается всех благ. Поэтому и Павел восхваляет и превозносит ее, или вернее сказать, сколько бы он ни говорил, никогда не в состоянии вполне выразить ея достоинства.2. Что может сравниться с тою, которая заключает в себе пророков и весь закон и без которой ни вера, ни знание, ни ведение тайн, ни самое мученичество и ничто другое не может спасти того, кто достиг всего этого? Аще предам тело мое, говорит апостол, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть (1 Кор. XIII, 3). И еще в другом месте объясняя, что любовь больше всего и есть глава всех благ, он сказал: аще же пророчествия упразднятся, аще ли языцы умолкнут, аще разум испразднится, пребывают вера, надежда, любы, три сия: больши же сих любы (1 Кор. XIII, 8,13). Впрочем речь о любви привела нас к немаловажному вопросу. Что пророчествия упразднятся и языцы умолкнут, это не тяжко; потому что эти дарования принесли нам в свое время пользу и прекратившись не могут нисколько повредить учению; так, например, теперь нет ни пророчества, ни дара языков, и однако учение благочестия не встречает никакого препятствия; а что и знание прекратится, это требует изследования. Сказав: аще пророчествия упразднятся, аще ли языцы умолкнут, апостол присовокупил: аще разум испразднится. Если же прекратится знание, то дело будет клониться у нас не к лучшему, а к худшему; потому что без знания мы совершенно перестанем быть людьми: Бога бойся, говорит (премудрый), и заповеди Его храни, яко сие всяк человек (Еккл. XII, 13). Если быть человеком значит бояться Бога, а страх Божий происходит от знания, знание же испразднится, как говорит Павел, то мы, когда не будет знания, совершенно погибнем, все у нас исчезнет, и мы будем нисколько не лучше безсловесных, но еще гораздо хуже; потому что мы превосходим их разумом, а во всем прочем телесном много уступаем им. Итак что значит и о чем говорит Павел в словах: разум испразднится? Не о всецелом знании, а о части знания он говорит это, называя упразднением переход к лучшему, так что частное, по его упразднении, будет уже не частным, а совершенным. Как возраст дитяти упраздняется не уничтожением его существования, но возрастанием и переходом его в возраст совершеннаго мужа, так бывает и с знанием. Это малое, говорит он, уже не будет малым, когда сделается впоследствии великим; вот что значит: испразднится, это яснее нам он выразил в следующих словах. Чтобы кто-нибудь, услышав об упразднении, не подумал, что оно есть совершенное уничтожение, но знал, что это только некоторое возрастание и переход к лучшему, он сказав: испразднится, присовокупил: от части бо разумеваем, и от части пророчествуем: егда же приидет совершенное, тогда еже от части упразднится (1 Кор. XIII, 9, 10), так что знание будет уже не отчасти, но совершенным. Несовершенство его упразднится тем, что оно будет уже не несовершенным, а совершенным. Таким образом это упразднение есть восполнение и переход к лучшему.3. И посмотри на мудрость Павла; он не сказал: часть мы разумеваем, но: от части разумеваем, выражая, что мы обладаем частию части. Может быть, вы желаете слышать, какою частию мы обладаем и какой нам недостает, и большею ли мы обладаем, или меньшею? Чтобы ты знал, что обладаешь меньшею частию, и не просто меньшею, но, можно сказать, сотою или тысячною, выслушай следующее. Впрочем, прежде прочтения вам апостольскаго изречения, я приведу пример, который, сколько возможно для примера, может показать вам, какой части недостает нам и какою мы ныне обладаем. Какое же различие между знанием, которое будет дано нам, и настоящим. Такое различие, какое между мужем совершенным и грудным младенцем; так велико превосходство будущаго знания в сравнении с настоящим. А что это истинно, и что первое действительно настолько выше последняго, об этом пусть опять скажет сам Павел. Сказав: от части разумеваем, и желая показать, от какой части и что мы именно обладаем ныне малейшею частию, он присовокупил: егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях: егда же бых муж, отвергох младенческая (Кор. XIII, 11), причем сравнил настоящее знание с состоянием младенца, а будущее знание с состоянием совершеннаго мужа. И не сказал: когда я был отроком, - ибо отроком называется и двенадцатилетний, - но: егда бех младенец, представляя нам младенца груднаго, еще питающагося молоком и сосущаго грудь. А что Писание такого именно называет младенцем, выслушай слова псалма: Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взятся великолепие Твое превыше небес: из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу (Псал. VIII, 1. 2). Видишь ли, что младенцем везде (Писание) называет грудное дитя? Потом, приводя духом безстыдство будущих людей, апостол не удовольствовался одним только этим примером, но и вторым и третьим подтвердил нам тоже. Как Моисей, посылаемый к иудеям, получил в удостоверение три знамения, дабы, если они не поверят первому, послушались голоса второго, а если пренебрегут и этим, то устыдились бы третьяго и приняли пророка (Исх, гл. IV), так и Павел приводит три примера: один - младенца, когда говорит: егда бех младенец, яко младенец мудрствовах; второй - зеркала, и третий - гадания. Сказав: егда бех младенец, он присовокупил: видим ныне зерцалом в гадании (1 Кор. XIII, 12). Вот второй пример нынешней нашей немощи и того, что наше знание несовершенно; третий еще: в гадании. И младенец видит, слышит и говорит многое, но ясно ничего не видит, не слышит и не говорит; он и мыслит, но ни о чем не мыслит раздельно; так и я, хотя знаю многое, но не разумею способа существования предметов. Я знаю, что Бог существует везде, и то знаю, что Он везде существует всецело; но каким образом, этого не знаю; знаю, что Он безначален, нерожден, вечен; но как, этого не знаю, потому что ум не может постигнуть, как может быть существо, не имеющее начала бытия своего ни от себя самого, ни от другого. Я знаю, что Он родил Сына, но как, этого не разумею; знаю, что Дух из Него; но как из Него, этого не постигаю; я вкушаю яствы, но как оне обращаются в мокроту, в кровь, в соки, в желчь, не знаю. Того, что мы каждый день видим и вкушаем, мы не разумеем; как же мы хотим изследовать существо Божие?4. Итак где те, которые говорят, что они получили все знание, а между тем впали в бездну неведения? Ибо они, утверждая, что постигли все в настоящее время, в будущем лишают себя всецелаго знания.Видите ли, как они, усиливаясь здесь иметь все, и здешняго не имеют, и там лишают себя всего? Таково зло - не оставаться в пределах, которые от начала назначил нам Бог! Так и Адам, в надежде на большую честь, лишился и той, какая была; так бывает и с сребролюбцами: многие, желая большаго, часто теряют и настоящее; так и эти люди, надеясь здесь иметь все, лишились и части. Посему увещеваю избегать их безумия; ибо крайнее безумие - присвоять себе знание того, что есть Бог по существу. А дабы убедиться, что это крайне безумно, я объясню вам это из пророков. Пророки, как видно, не только не знали, что есть Бог по существу, но и о премудрости Его недоумевали, как она велика, хотя не существо зависит от премудрости, а премудрость от существа. Если же пророки не могли постигнуть с точностию даже этого (свойства Божия), то как безумно было бы думать, что собственными суждениями можно определить самое существо Божие? Итак выслушаем, что говорит пророк о премудрости Божией: удивися разум Твой от мене (Псал. CXXXVIII, 6). Впрочем начнем речь с другого места: исповемся Тебе, яко страшно удивился еси (ст. 14). Что значит: страшно? Многому мы удивляемся теперь, но не со страхом; например - красоте колонн, произведениям живописи, цветам тел; удивляемся и величию моря, также и неизмеримой бездне, но со страхом тогда, когда в эту бездну будем погружаться. Так и пророк, углубившись в безпредельное и неизмеримое море премудрости Божией, изумился и в удивлении с великим страхом отступил, взывая так: исповемся Тебе, яко страшно удивился еси: чудна дела Твоя; и еще: удивися разум Твой от мене, утвердися, не возмогу к нему (Псал. CXXXVIII, 14, 6). Посмотри на признательность раба: благодарю Тебя, говорит он, за то, что я имею непостижимаго Владыку; говорит здесь не о существе Его; - это он оставляет, как уже признанное непостижимым; - но говорит здесь о вездесущии Божием, выражая, что он не знает и того, как Бог везде присутствует. А что он именно об этом говорит, выслушай следующее: аще взыду на небо, Ты тамо еси: аще сниду во ад, тамо еси (ст. 8). Видишь ли, как Бог везде присутствует? И однако пророк не знает, но изумляется, недоумевает и ужасается при одной только мысли об этом. Итак не крайне ли безумны те, которые, будучи столь далеки от благодати пророка, усиливаются постигнуть самое существо Божие? Тот же пророк говорит: безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси (Псал. L, 8); и однако, познав безвестное и тайное премудрости Его, о ней самой он говорит, что она безпредельна и непостижима. Велий Господь, говорит он, и велия крепость Его, и разума Его несть числа, т.е. нет возможности постигнуть его (Псал. CXLVI, 5). Что же ты говоришь? Для пророка премудрость (Божия) непостижима, а для нас постижимо и существо Его? Не явное ли это безумие? Величие Его не имеет предела, а ты ограничиваешь существо Его?5. Размышляя об этом, и Исаия сказал: род Его кто исповесть (Иса. LIII, 8)? Не сказал: кто исповедает, но: кто исповесть, устранив возможность этого и в будущем. Давид говорит: удивися разум Твой от мене (Пс. CXXXVIII, 6); а Исаия говорит, что не ему только, но и всему человеческому роду недоступно это исповедание. Впрочем посмотрим, не знал ли этого Павел, так как ему дана была большая благодать; но он сам говорит: от части разумеваем, и от части пророчествуем (1 Кор. XIII, 9), - и не только здесь, но и в другом месте, где разсуждает не о существе (Божием), но о премудрости, видимой в промышлении, и притом изследует не всецелую премудрость Божию, по которой Он промышляет об ангелах, архангелах и вышних силах, а только ту часть промысла (Божия), по которой Он промышляет о людях на земле, и даже только часть этого промысла. Он изследует не всю премудрость, по которой Бог совершает восход солнца, по которой вдыхает души, по которой образует тела, по которой питает людей на земле, по которой содержит мир, по которой дает ежегодную пищу; но, оставив все это и наследуя некоторую малую часть промысла Божия, по которой Он отверг иудеев и принял язычников, и при взгляде на эту самую малую часть, как на безпредельное море, он изумился и, увидев неизмеримую бездну, тотчас отступил и громко воскликнул: о глубина богатства и премудрости и разума Божия, яко неиспытани судове Его (Римл. XI, 33): не сказал: непостижимы, но: неиспытани; если же невозможно испытать их, то тем более невозможно постигнуть. И неизследовани путие Его. Скажи мне, если пути Его неизследимы, неужели сам Он постижим? Но что я говорю о путях? Даже ожидающия нас награды непостижимы; ибо око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог, любящим Его (1 Кор. II, 9). И дар Его невыразим: благодарение же Богови, говорит апостол, о неисповедимом Его даре (2 Кор. IX, 15). И мир Его превосходит всяк ум (Филип. IV, 7). Что же ты говоришь? Судьбы Его непостижимы, пути Его неизследимы, мир превосходит всякий ум, дар невыразим, уготованное Богом любящим Его не приходило на сердце человеку, величие не имеет предела, разум без числа, все непостижимо, а сам Он постижим? Не крайняя ли это степень безумия? Удержи еретика; не дозволяй ему удалиться; спроси, что говорит Павел в словах: от части разумеваем? Может быть, он скажет, что Павел говорит здесь не о существе (Божием), а о делах домостроительства. Тем лучше, если у него была речь и о делах домостроительства, то еще больше наша победа; ибо, если дела домостроительства Божия непостижимы, то гораздо больше - Он сам. А что здесь апостол говорит не о делах домостроительства, но о самом Боге, выслушай следующее. Сказав: от части разумеваем, и от части, пророчествуем, он присовокупил: ныне разумею от части тогда же познаю, якоже и познан бых (1 Кор. XIII, 9. 12). От кого же он познан был: от Бога, или от дел домостроительства? Очевидно, от Бога; следовательно, Его он и разумеет от части. От части, сказал он не в том смысле, будто одну часть Его существа он знает, а другой не знает (Бог - существо простое), но он знает, что Бог существует, а того, что Он есть по существу, не знает; знает, что Он премудр, а насколько премудр, не знает; не незнает, что Он велик, а насколько велик, или каково величие его, этого не знает; знает, что Он везде присутствует, а как это, не знает; не незнает, что Он промышляет, содержит все и сохраняет в целости, но каким образом Он делает это, не знает. Посему он и сказал: от части разумеваем и от части пророчествуем.6. Но, если угодно, оставим Павла и пророков и взойдем на небеса, нет ли там кого-нибудь знающаго, что есть Бог по существу. Конечно, хотя бы там и нашлись знающие, у них нет ничего общаго с нами; ибо велико различие между ангелами и людьми; однако, чтобы ты сильнее убедился, что и там ни одна созданная сила не знает этого, послушаем ангелов. Что же? О существе ли Божием они беседуют там и вопрошают друг друга? Нет, но что? Они прославляют, покланяются, непрестанно с великим трепетом возсылают хвалебныя и таинственныя песнопения; и одни говорят: слава в вышних Богу (Лук. II, 14); серафимы взывают: свят, свят, свят (Иса. VI, 3), и отвращают очи свои, не имея сил сносить даже снисхождения Божия; а херувимы восклицают: благословена слава Господня от места Его (Иезек. III, 12), не потому, чтобы было место у Бога, - да не будет, - но как мы сказали бы, выражаясь по-человечески: где бы Он ни был, или как бы Он ни был, - если только и это безопасно сказать о Боге, так как наш язык - человеческий. Видишь ли, какой страх вверху, и какое пренебрежение внизу? Те прославляют, а эти изследуют; те славословят, а эти испытывают; те закрывают лица, а эти усиливаются безстыдно взирать на неизреченную славу.Я давно питал желание вести с вами речь об этом, но медлил и отлагал, видя, что многие из зараженных этою болезнию с удовольствием слушают нас; не желая отгонять добычу, я до сих пар удерживал язык от этих состязаний, чтобы, сильнее привлекши их, потом и выступить на борьбу; а так как, по благодати Божией, они сами, как я слышал, приглашают и вызывают меня на эти состязания, то я уже смело выступил на борьбу и взял оружия, помышления низлагающе и всяко возношение, взимающееся на разум Божий (2 Кор. X, 4, 5). Впрочем я взял это оружие не для того, чтобы низложить противников, но чтобы возстановить лежащих; сила этого оружия такова, что любящих споры оно может поражать, а благонамеренных слушателей исцелять с великим успехом; оно не наносит ран, но исцеляет раны.7. Итак не будем сердиться и гневно относиться к ним, но будем кротко беседовать с ними; ибо нет ничего сильнее скромности и кротости. Посему и Павел повелел тщательно придерживаться этого, сказав: рабу же Господню не подобает сваритися, но тиху быти ко всем (2 Тим. II, 24); не сказал: к братиям только, но: ко всем. И еще: кротость ваша разумна да будет, - не сказал: братиям, но - всем человеком (Филип. IV, 5). Ибо что пользы, говорит (Господь), аще любите любящих вас (Матф. V, 46)? Если дружба с кем-нибудь вредит и влечет к участию в нечестии, то, хотя бы то были родители, удались от них; хотя бы то был глаз, исторгни его. Аще, говорит Господь, око твое десное соблажняет тя, изми е (Матф. V, 29); Он говорит не о теле: как это может быть? Если бы Он говорил о телесной природе, то вина падала бы на Создателя природы; притом надобно было бы исторгнуть не один глаз; потому что, если останется левый, то он также может соблазнять владеющаго им. Но чтобы ты знал, что здесь речь не о глазе, Господь прибавил: десное, указывая на то, что хотя бы кто был для тебя так дорог, как правый глаз, вырви его и расторгни свою дружбу с ним, если он соблазняет тебя.Так увещевает и Павел следующими словами: аще возможно, еже от вас, со всеми человеки мир имейте (Римл. XII, 18). Ты - раб Бога мира; Он, изгонявший бесов и совершавший множество добрых дел, когда называли Его беснующимся, не ниспослал молнии, не поразил поносителей, не сжег языка столь безстыднаго и неблагодарнаго, хотя мог сделать все это, а только отклонил укоризну, сказав: Аз беса не имам, но чту пославшаго Мя (Иоан. VIII, 49). А когда раб первосвященника ударил Его, что сказал Он? Аще зле глаголах, свидетельствуй о зле: аще ли добре, что мя биеши (Иоан. XVIII. 23)? Если же владыка ангелов отвечает и оправдывается пред рабом, то нет нужды говорить более.Раб не только поносил, но и ударил, и не просто ударил, но в ланиту; нет ничего поноснее такого удара; однако Господь все перенес, чтобы ты наилучшим образом научился смиренномудрию. Об этом не только будем разсуждать теперь, но вспомним и тогда, когда придет время. Вы похвалили сказанное, но выразите мне эту похвалу делами.Аминь. Епископ антиохийский Флавиан ^