о Боге, о призвании нашем. С любого места мы можем начать: Отче…

И вместе с этим Господь нас призывает не называть Бога «своим» Отцом, как бы

присваивать Его отцовство только себе. В притче о блудном сыне было два брата.

В жизни мы не одиноки, в жизни мы окружены подобными нам дочерьми и сыновьями

Божиими, такими же блудными, потерянными, растерянными, такими же ищущими,

одинокими. И когда мы обращаемся к Богу, называя Его Отцом, мы должны включить

в свое обращение всех тех, которые так же, как мы, нуждаются в Его отцовстве. В

тот момент, когда мы Его признаем своим Отцом, а других исключаем, мы перестаембыть Его детьми более трагично, чем когда мы грешим против Него, потому что,отвергая Его любовь к другим, мы отвергаем Его Самого и любовь Его.Поэтому в тот момент, когда мы говорим: Отче наш!— в нас долженподниматься голос всех тех, которые, подобно нам— изменники, подобнонам— пали, подобно нам— ушли из отчего дома в страну далекую и,может быть, еще не понимают бедственности своего положения, может быть, ещенуждаются в том, чтобы горе их пробудило, чтобы воспоминание иного времени вних воскресло и они смогли бы тоже двинуться в путь. И это является как быкоренным, абсолютно необходимым условием, потому что Царство Божие— этоЦарство взаимной любви. Нам не может быть места в Божием Царстве, если в насостаются безразличие, холодность, отсутствие любви или тем более отвержениедругого. И в момент, когда мы называем Бога— Отцом, мы должны усилиемверы, усилием воли, усилием всего своего существа признать, что все мы—братья и сестры. Да, есть братья близкие и сестры близкие, есть и далекие, ноне нам судить. В начале книги Бытия мы видим, что одного брата звали Авелем, адругого— Каином. Каин убил Авеля, но Авель не противился… И в течениевсей истории нашей христианской веры у всякой жертвы, у всякого мученика былавласть именем Божиим прощать. Как Христос сказал: Прости им, Отче, они незнают, что творят…Вот начало, два первых слова, с которыми мы приступаем к нашему Богу и Отцу.И то, что мы будем говорить дальше об имени Божием, о Царстве Божием, о волеБожией, имеет настоящий смысл, только если мы взываем изнутри хотя бызачаточного сыновства, хотя бы стремясь соединить свою волю с волей СпасителяХриста, свои мысли и чувства с мыслями и чувствами Христа, Сына Божия, ставшегоСыном Человеческим.Да святится имя Твое: пусть Твое имя, Господи, будет предметомпоклонения, пусть это имя будет святыней в сердцах, в мыслях, на устах людей,пусть Твое имя, как пламя, зажигает человеческие души и превращает каждогочеловека во всем его существе— духом, душой и телом— как бы вкупину неопалимую (Исх3:2), которая горит Божественным огнем, сияетБожеством и остается несгораемая, потому что Бог не питается веществом, котороеОн претворяет в Божественную жизнь.Почему же мы говорим об имени, а не о Боге? Потому что имя—единственное, что нам доступно. В еврейской древности считалось, что имя и тот,