сначала думает о ней с состраданием: бедный зверь, не понимает, где его

счастье!— и всячески призывает эту лису: приди, здесь же рай! Но лиса не

идет. Тогда он начинает на нее раздражаться, любовь к ней начинает потухать, и

постепенно в нем рождается негодование и ненависть, ибо эта лиса—

свидетельница, что его рай— не для всех рай, не всем хочется жить в этом

раю. И он решает убить лису, потому что, когда ее не будет, все звери, все

растения будут соединены в том раю, который он искусственно создал своей любовью.

И он лису убивает. Возвращается на свой участок— все травы засохли, всецветы вымерли, все звери разбежались…И вот это мы должны помнить: мы призваны создать мир и охватить его шире ишире любовью, но не такой, которая делает нас рабами искусственного рая, алюбовью, которая может простираться все дальше, оставляя свободу тем, которыене хотят войти в наш рай. Это относится к нашей церковности, этоотносится к нашим семьям, к нашим дружбам, к нашим общественным устремлениям.Это ставит перед каждым из нас вопрос о том, как, каким образом он связан стеми, кто его окружает, и с жизнью. Опять-таки, всех охватить любовью мы неможем, но тех немногих, кого мы любим, мы должны любить иной любовью, чемлюбовь искусственного рая порабощенных существ.***Продолжая нашу беседу с того места, где мы оставили притчу, надо задать себевопрос, который апостолы поставили Спасителю после одной из Его бесед: кто жетогда может спастись? (Мк10:26). Званые исключили себя из сообществаХристова, Божия, прильнули к земле, отказались от того, чтобы земля и небосоединились в одно. Кто же может спастись?Если присоединить к этой притче окончание подобной ей у другого евангелиста,картина следующая. Пир готов. Званые отказались прийти, а хозяин, у которогосердце полно любви, открыто, который хочет, чтобы пир этот был пиром всеяземли, посылает своих слуг по улицам и задворкам города, села звать нищих,хромых, убогих, чтобы пир наполнился радостью. Не его радостью, но радостьювсех тех, которые неожиданно для себя окажутся там (Мф22:2—14).И вот встает вопрос: с чем эти нищие, хромые, слепые, увечные собраны и идутпо дороге к царским палатам? Какие у них мысли? У нищих ничего ведь нет, чтоони могли бы принести хозяину дома: не могут принести ни цветка, ни подарка, немогут принести успеха в жизни, не могут принести добродетели— ничего немогут принести. Идут хромые, которые никогда в жизни не умели ходить твердойстопой. Идут слепые— их ослепила земля, и они не сумели увидетьнеба— идут в сознании, что ничего у них нет: с чем же прийти, как ихпримут? Символ их состояния— это лохмотья, которыми они покрыты; как жеих могут пустить в царские палаты грязными, вшивыми, в лохмотьях, проглядевшимивсю жизнь, растратившими все, что им было дано от рождения?Верно, идут они с двоящимся чувством: с одной стороны, в сознании, чтоникакого права на гостеприимство этого хозяина они не имеют, с другой