сначала думает о ней с состраданием: бедный зверь, не понимает, где его

счастье!— и всячески призывает эту лису: приди, здесь же рай! Но лиса не

идет. Тогда он начинает на нее раздражаться, любовь к ней начинает потухать, и

постепенно в нем рождается негодование и ненависть, ибо эта лиса—

свидетельница, что его рай— не для всех рай, не всем хочется жить в этом

раю. И он решает убить лису, потому что, когда ее не будет, все звери, все

растения будут соединены в том раю, который он искусственно создал своей любовью.

И он лису убивает. Возвращается на свой участок— все травы засохли, все

цветы вымерли, все звери разбежались…

И вот это мы должны помнить: мы призваны создать мир и охватить его шире и

шире любовью, но не такой, которая делает нас рабами искусственного рая, а

любовью, которая может простираться все дальше, оставляя свободу тем, которые

не хотят войти в наш рай. Это относится к нашей церковности, это

относится к нашим семьям, к нашим дружбам, к нашим общественным устремлениям.

Это ставит перед каждым из нас вопрос о том, как, каким образом он связан с

теми, кто его окружает, и с жизнью. Опять-таки, всех охватить любовью мы не

можем, но тех немногих, кого мы любим, мы должны любить иной любовью, чем

любовь искусственного рая порабощенных существ.

***

Продолжая нашу беседу с того места, где мы оставили притчу, надо задать себе

вопрос, который апостолы поставили Спасителю после одной из Его бесед: кто же

тогда может спастись? (Мк10:26). Званые исключили себя из сообщества

Христова, Божия, прильнули к земле, отказались от того, чтобы земля и небо

соединились в одно. Кто же может спастись?

Если присоединить к этой притче окончание подобной ей у другого евангелиста,

картина следующая. Пир готов. Званые отказались прийти, а хозяин, у которого

сердце полно любви, открыто, который хочет, чтобы пир этот был пиром всея

земли, посылает своих слуг по улицам и задворкам города, села звать нищих,