еще, но вспомните «похороны по первому разряду»— черные драпировки и тому

подобное, и все это здесь, во Франции. Смерть окружали мрачной

атрибутикой— и не только общество в целом, но и Церковь. В этом смысле

ответственность лежит и на религии. Смерти надо вернуть ее значение рождения в

вечную жизнь. В Православной Церкви похороны совершаются не в черных, а в

цветных облачениях, потому что в действительности тут— радость. Мы стоим

на отпевании с возжженными свечами, служба подобна воскресной утрени. Нам

следует вернуться к такому отношению. Разумеется, в измельчавшем обществе, гдеокружающие гроб видят в нем только разрушение, это невозможно. Мне кажется,однако, что обусловленность лишь развивается на основе уже наличествующегостраха. Мне некогда распространяться о подоплеке этого страха, но онасовершенно основоположна: смерти не должно быть, и все живое реагирует насмерть одним: «Нет!»Почему у Серафима Саровского в келье был гроб? Откуда такая как будтонездоровая черта у человека, который так сиял светом? Как смерть может статьдругом, сестрой, почему она должна стать близкой?Я не думаю, что здесь— «нездоровое отношение». Святой СерафимСаровский смотрел в лицо смерти в надежде воскресения. Это—напоминание, что, засыпая, мы вступаем в опыт смерти. По сути, у нас огромныйопыт смерти. Ведь подумайте: мы засыпаем каждый вечер и погружаемся в полнуюбессознательность, из которой воскресаем утром. Это нас не пугает. То же самоес верующим, который усыпает в вечность. Есть молитва в этом направлении вангликанском молитвослове и в наших вечерних молитвах: Неужели мне одр сейгроб будет?— молитва Иоанна Дамаскина. И не сна следует страшиться,потому что он похож на смерть,— а смерть должна для нас стать родной ипривычной, как сон, потому что мы так хорошо ее знаем через наш опыт засыпания,ухода как бы в небытие сна. Так что Серафим Саровский— пример того, ктокаждый вечер погружается в сон, от которого, может быть, восстанет пред лицеБожие, а может, вернется к земной обыденности. Это— не нездорово, немрачно, это— просто, радостно, привычно; конечно, это напоминание—но с надеждой на вечную жизнь.Да, подвижник призван постоянно смотреть в лицо смерти, и причины этому яуже изложил и возвращаться к ним не буду: смерть— дверь, открывающаяся ввечность, смерть— высвобождение из порочного круга жизни в падшем мире,откуда нет пути к Богу; смерть позволяет вырасти в полную меру человека, тоесть в меру Бога.Смерть— подруга, сестра? Это— поэтические выражения, а я непоэт. Франциск Ассизский называл смерть сестрой48.Быть может, позволительно сказать (но боюсь, это неудачная шутка), что,поскольку мы полны жизни, постольку и смерть становится близкой, дружеской,становится не врагом, а именно как вторая сестра, в свое время возьмет наснежно в свои руки и унесет в Царство Божие.