***

Нередко наши оппоненты спрашивают: "А для чего вообще нужна символика и обряды, не лучше ли в простоте души молиться Богу?". "Богослужение должно быть не символическим, а реальным", - говорят они. Однако здесь таится противоречие. Само слово уже есть условный знак, оно не реалия в смысле тождества с обозначаемым предметом или событием, а условное, знаковое, абстрагированное отражение реалии в системе звуков и графики, поэтому, зашифровывая содержание в форме слова, мы уже прибегаем к отвлеченной системе моделирования действительности, что является одним из характерных отличий человека от других существ, населяющих землю. Вне слова наша мысль не может подняться над уровнем земной материальной предметности и получить некоторое познание о духовном мире, находящемся за пределом нашего чувственного (сенсорного) восприятия. Мы воспринимаем мир не адекватно, а через его энергии, которые трансформируются в нашем сознании в модели реальности. Например, цвета и звуки - это трансформация волн, которые преломляются через органы наших чувств, поэтому мы под покровом материальности видим не мир, какой он есть, в самих сущностях предметов, а только свойства, действия и энергии, зависящие от возможности механизма нашего восприятия. В будущей жизни мы увидим мир в других измерениях. Наше представление о мире также условно и моделировано. Познание - это раскрытие невидимого; вечная жизнь будет вечным познанием, раскрытием вечно нового; в этом раскрытии предыдущее будет относиться к последующему, как подобие к действительности, а эта действительность окажется только подобием при переходе в другое состояние на новой ступени богообщения. Поэтому говорить о реальности как адекватности вне символики невозможно. Апостол Павел пишет, что здесь мы видим неясные отражения, как в тусклом зеркале, а там увидим воочию. Платон и другие философы сравнивали наше чувственное видение мира с теневыми отражениями предметов. Отклоняясь несколько в сторону, скажем, что математика - "душа" остальных наук - вся основана на условности и абстракции; все цифры, числа и формулы являются символическими знаками. Любая наука прибегает к моделированию и схематизации. Буквы, ноты, астрономические таблицы и географические карты - это все тоже условные знаки, которые расширяют возможности и границы человеческого познания. Храм является моделью вселенной и символом небесной Церкви, которая наполняет этот символ реальным содержанием. Круг годовой литургики, записанный в богослужебных книгах, можно условно сравнить с картой неба, только это духовное небо, по которому проходит путь человеческой души. Вне символа и обрядов невозможны общая молитва и общее богослужение, где необходимы порядок и ритм. Поэтому те, кто отрицает церковные обряды во имя непосредственной реальности (которая для нас является целью, а не данностью), на самом деле вынуждены создавать свои собственные обряды, например, обряд преломления хлеба у баптистов, сборники песнопений и так далее. Можно убедиться, что каждая община и секта создали свою обрядность, которая со временем переходит в традицию. Революция стремится уничтожить обряды, чтобы люди забыли свое прошлое, но затем вынуждена спешно создавать свои новые искусственные обряды. Они в большинстве случаев оказываются мертворожденными и постепенно заменяются возобновлением или имитацией прежних обрядов. Движение хиппи как революция против общественной этики, стремление к свободе от морали начинается также с отвержения норм поведения как светской обрядности, а кончается созданием своей системы ценностей - антиэтики, для поддержания которой необходима и своя знаковая система. Церковный обряд - это традиционный священный символ, посредством которого человек имеет возможность вступить в общение с символизируемым, воспринимать его энергии, включиться в мир духовных реалий. Поэтому модернизм является врагом Православия. Не зная глубины церковной символики, он стремится приблизить обряды к душевному состоянию человека, его эстетическим потребностям, интеллектуальному уровню восприятия и так далее, то есть символ из средства духовной коммуникации (что требует внутренней подготовки и очищения самого человека) превращается в способ удовлетворения душевных потребностей. По сути дела, здесь происходит оземление самой Церкви. Всякое сочинительство священных символов похоже на создание новой реформированной Церкви, а с православной точки зрения - это ритуальная ересь. Обряд и символ не имеют ни предметновещественного, ни миметического свойства с содержащимся в них смысловым гносисом, с тайнописью духовных реалий или событиями священной истории. Здесь связь - в плане идей и энергий, поэтому литургия - такое же откровение, как и Священное Писание. Консерватизм Православия - это сохранение тайны. Обряд, придуманный человеком, быстро исчерпывает себя, он может быть эффектен, но остается лишенным глубины, его эффект - новизна душевных ощущений, то есть то, что противоречит духовному созерцанию, и такой принцип модернизации требует постоянной перемены обрядности и атрибутики, как наскучившей песни или надоевшей одежды, поэтому реформаторство обречено на постоянное сочинительство. Обряд при этом переносится из области духа в область души, берет на себя несвойственные ему эстетические и развлекательные функции, не помогает, а противостоит молитве или, что не менее опасно, искажает внутренний характер молитвы, делает ее сентиментальной, восторженной и нередко просто фамильярной. Поэтому Православие представляет собой не только чистоту догматики, но также чистоту богослужения, традиционализм ритуалов. Духовный и материальный миры имеют между собой различие и сходство как творение единого Создателя, как две картины, написанные художником: одна - цветовыми красками, другая - тонкими штрихами туши, где едва намечены контуры предметов. Если бы отношения между духовным и материальным мирами заключались только в сходстве и степени их совершенства, то изображение духовного мира носило бы образно-картинный характер; если отношения между ними заключались бы только в несходствах и отрицаниях, то изображение духовного мира носило бы совершенно условный, произвольный и абстрактный характер, как некий договорный знак. Но так как взаимоотношения между двумя мирами носят характер сходства и различия, то символ и обряд содержат в себе элементы одного и другого, как иероглиф содержит в себе абстрагированный намек на картину, имея характер скорее не сходства, а ассоциации. Рассмотрим храм как священный символ. Храм - это дом, в высшем смысле слова - обитель души. Храм - изображение духовного эона, мистического пути души к Богу, вечности, где события прошлого и будущего переходят в настоящее; физическое место, где присутствует духовный мир, пространство, заключающее собой бесконечность, место, где земля соединена с небом. Каждый храм - это не пространственный, а энергетический центр вселенной, откуда исходят, как радиусы, волны, но окружности как таковой не существует. В то же время храм является зашифрованной моделью вселенной: его купол - подобие небосвода, стены - горизонта, алтарь, возвышающийся над общем залом храма - суши, обитаемой людьми, восходящей из пучины моря. Это, так сказать, низший аспект символа, а высший - небесная Церковь, духовный мир, где устремление ввысь означает вечное поступательное движение души к Богу. Окружность купола - вечность, крест в основании храма - любовь как содержание вечной жизни. В то же время храм - не статичный, а динамичный символ: он не только указывает на будущее преображение мира во вселенскую Церковь, но кладет начало этому преображению. Сужающийся до точки купол храма означает врастание космоса в духовный эон, а округленный купол в виде пламени - огонь, который преобразит мир, отделит добро от зла, тьму от света и одухотворит саму материальность. Итак, символ является ключом к истине, а обряд - каналом благодати, которую Господь назвал живою водою. Вне символа человеческая мысль о духовном мире или повисла бы в пустоте, или замкнулась бы в кругу фантазии, то есть в области человеческих представлений, имеющих в своей основе метафизическую ложь падших духов.

О крещении

Одним из главных принципиальных расхождений между православными и баптистами является вопрос о крещении младенцев.

Существуют ли аналогии крещения в Ветхом Завете, если да, то каково отношение Ветхого Завета к участию в них детей? Может ли ребенок быть лишен плодов крещения без ущерба для себя? Основой христианской сотериологии (учения о спасении) являются следующие три универсальных факта: грехопадение Адама как источника и потенциального носителя всего человечества легло клеймом отвержения и проклятия на его потомков, которые жили, живут и будут жить на земле до конца ее существования; Сын Божий, став Сыном человеческим, взял на себя проклятие и грехи всего мира. Его распятие было жертвой и священнодействием; в таинстве крещения Голгофская Жертва усвояется каждому человеку как жертва, принесенная лично за него. Каким образом грех распространяется на последующие поколения? Создание человеческой души является актом творческой силы Божества, но в то же время оно совершается при участии душ родителей. Поэтому человек - уникальное и неповторимое явление, а не копия своих родителей, и в то же время он генетически связан с ними, о чем свидетельствует не только телесное, но и душевное сходство. В этом соучастии душ родителей происходит передача первородного греха, подобно тому, как из загрязненного источника текут мутные воды. Каким образом передается наследственная порча? Через материальный субстрат или другими неведомыми нам путями? Мы этого не знаем - это тайна. Но для нас важен тот факт, что грех в своей безграничной универсальности поглотил, как воды всемирного потопа, все человечество, и поэтому печать греха уже лежит на еще не рожденном младенце. С возрастом в грех включается воля ребенка, и тогда он становится произвольным, личностным грехом. Поэтому непорочность ребенка - выражение весьма условное. Это скорее непроявление его порочности на уровне сознания и воли. Грех - разрыв между Богом и человеком, и только благодать Божия может восстановить потерянную связь и союз. Возможно ли действие благодати на ребенка? Священное Писание утвердительно отвечает на этот Вопрос. Пророк Иеремия был освящен благодатью еще до своего рождения. Пророк и Предтеча Иоанн возрадовался во чреве праведной Елисаветы, когда она встретила Деву Марию. Значит, младенцы подвержены действию благодати. Лишить ребенка крещения - значит насильственно отстранить его от воздействия благодати, то есть препятствовать цели и предназначению его жизни. Младенца, еще не научившегося произносить человеческое слово, ни в коем случае нельзя сравнить с животным. Наиболее интенсивная психическая жизнь проходит в раннем возрасте, когда ребенок получает и перерабатывает самый большой объем информации. С возрастом объем этой информации резко уменьшается, и усвоение его становится более поверхностным, поэтому психологи ищут корни характера, привычек и заболеваний во впечатлениях раннего детства. Ребенок эмоционально чутко реагирует на окружающую его среду, только он опирается не на слово, а на более непосредственное восприятие мира, поэтому наши воспоминания детства, проходящие в плане рефлексий, обычно начинаются с того периода, когда мы овладели связной речью. Младенчество является важнейшим периодом для формирования психики человека. Видение мира ребенком для нас тайна, но непосредственное восприятие в переживании и информация, лежащая глубже слова, дают ему возможность переживать явления духовного мира, может быть, с большей, чем у взрослого человека, интенсивностью. С возрастом душа затемняется и грубеет от раскрывшихся в ней страстей и волевых грехов. Священное Писание и опыт жизни говорят о реакции ребенка на святыню. Многие матери замечают особое состояние ребенка в день причастия, как бы озарение внутренним светом и покоем. По-видимому, для ребенка больше, чем для взрослого, открыт мир светлых и темных сил. Ребенок, как и взрослый, носит в себе образ и подобие Божие, следовательно, он нуждается в духовной жизни, и родители должны стараться не заглушить, а пробудить эту жизнь посредством церковных таинств и молитв, а также домашних молитв в присутствии ребенка.

У животного имеется эмоциональный мир, может быть, не менее динамичный, чем эмоциональный мир человека. У животных существует в примитивных формах то, что можно назвать рассудком, то есть умение находить связь между причинами и отдаленным следствием и делать выбор в меняющихся ситуациях. У животного имеются инстинкты более тонкие, чем у человека, но у животных никогда не было обнаружено религиозного чувства. Здесь принципиальное различие между человеком и теми, кого привыкли называть его "меньшими братьями". Но религиозные чувства, как и остальные способности человеческой души, можно развить и заглушить. Религиозная жизнь человека является синергизмом двух воль: Божественной и человеческой, двух действий - благодати совершающей и ответа человека, принимающего благодать. Воля имеет не только аспект выбора; более важное свойство воли - это сосредоточение и внимание, поэтому у духовных писателей воля и внимание часто выступают синонимами. Ребенок еще во чреве матери воспринимает поступающие к нему сигналы, то есть внимает им; это уже важное действие. Однако выбор определяют во многом родители и среда. Психологи отметили интересный факт: обучение до рождения. Оказывается, ребенок тянется к своей матери потому, что узнает ее голос. Это обучение происходит в плане, пока что недоступном нашему анализу. Сюда включается и состояние души матери, то, что можно назвать духовной гигиеной. Духовный опыт народа предписывал матери во время беременности читать продолжительные молитвы и часто причащаться. Естественно, мать читает молитвы и причащается, не спрашивая ребенка, хочет ли он слушать молитвы или участвовать через состояние матери в церковных таинствах. Можно ли рассматривать чтение матерью молитв как принудительное участие в этом младенца? Замечено также, что грехи и преступления, совершенные матерью в период беременности, тяжелыми впечатлениями ложатся в душу ребенка и впоследствии предрасполагают его к тем же грехам. Ребенок должен быть окружен определенной духовной атмосферой, которая необходима ему, как свет растению. В духовном мире нейтральных состояний не бывает. Когда исчезает поле светлых сил, то вакуум заполняется темными сатанинскими энергиями; где нет добра, там возникает зло. Все христианские конфессии, а также секты, отрицающие крещение младенцев, согласны, что религиозное чувство врожденно человеку, как инстинкт вечности, оно может быть искажено и заглушено, но полностью уничтожить его невозможно. Оно есть данность человека, которую необходимо развить. Дети стоят ближе к духовному миру. Наблюдая за маленькими детьми, психологи свидетельствуют, что они видят в физическом пространстве то, чего мы не видим. Часто взор ребенка фиксирует то место, которое кажется нам пустым, он эмоционально реагирует выражением лица или плачем на присутствие неких духовных существ, а плач ребенка - это средство самопроявления, сигнал, который может отражать целую гамму его эмоций, недоступных для нашей расшифровки. Является ли крещение младенца насилием над его свободной волей? Если свободная воля рассматривается как возможность и право выбора, то здесь происходит выбор между духовной жизнью и духовной смертью. В этом выборе родители являются не посторонними лицами, а людьми, соединенными с ребенком любовью и ответственными за него. Что приобретает ребенок при крещении? Он становится членом Церкви, получает благодать как неистребимую печать в своем сердце. Его жизнь протекает под покровом светлого духа, который называется ангелом-хранителем; тем самым крещение - это начало жизни во Христе. Чем раньше благодать начнет действовать на душу ребенка, чем менее он будет подвержен космическим импульсам зла и греха, тем правильнее сформируется его характер, тем глубже и действеннее будет его общение с Богом. Что теряет ребенок, получив крещение? Нам ответят: его не спросили, то есть лишили возможности выбора. Но ведь главный вопрос - правильно или нет сделан выбор. Если христианство истинно, то органическое включение ребенка в Церковь как в поле истины - самое большое благо, которое могут совершить для него родители. Но если бы даже христианство не было истиной, то ребенок ничего бы не терял; крещение было бы пустым обрядом. Нам могут ответить: но человек как свободное существо имеет право и на ошибку выбора. Права на ошибку, как и на грех, не существует; имеется возможность ошибки. Но допустим и это. В таком случае человек, который предпочтет христианству другую религию, перейдет в нее, не считаясь с крещением, так как, отвергая христианство, он отвергает и силу крещения и ответственность за него; поэтому здесь христианство не является некой физической преградой или лишением человека права на духовное самоопределение [1]. Баптисты говорят, что преждевременно получивший благодать может не понять этого дара, согрешить против благодати и потерять ее. Во-первых, без благодати тот же человек согрешил бы еще сильнее; во-вторых, после крещения человек, испытавший действие благодати, не становится безгрешным в том смысле, что никто не удерживает в себе полноту благодати. Каждый день христианина омрачен грехом, и вся жизнь ревностного христианина является тяжелой мучительной борьбой с грехом и злом в его душе. Здесь победы чередуются с поражениями, поэтому премудрый Соломон пишет: семь раз упадет праведник и встанет (Пр. 24, 16). Свет благодати открывает в человеке бездну его греха. Напротив, нередко порочные, испорченные люди считают себя праведными и безгрешными. Вопрос о крещении связан с различными взглядами православных и протестантов на следствие первородного греха и действие благодати на человека. Православные считают, что первородный грех внес глубокое расстройство в психофизический организм человека на всех его уровнях, однако не уничтожил образа и подобия Божия в человеке как потенциал добра и волевую самоуправляющуюся монаду. Протестантизм склонен думать, что первородный грех уничтожил добро в человеке, и сам человек способен только ко греху и злу. В православной сотериологии человек - активный соучастник своего спасения, соработник Богу на ниве своей души. Утверждая, что спасение совершается через действие благодати, Православие подчеркивает необходимость содействия ей самой человеческой личности. Эти взаимодействия души с благодатию Божией и, с другой стороны, - с импульсами сатанинских сил, проникающих в душу извне, и со страстями, гнездящимися в самой душе, создают сложную картину духовных состояний человека. Усвоение благодати, этот внутренний путь к Богу, является непрестанной духовной борьбой, оканчивающейся только со смертью человека. Протестантизм придерживается идеи пассивности человеческого начала перед действием благодати, поэтому принятие Духа Святаго рассматривает не как процесс, а как акт, который поддерживается верой человека, уверенностью в своем спасении; человек, получивший спасение в крещении, выражает посредством добрых дел свою благодарность. В протестантизме нет глубокого анализа внутренней жизни человека. Тщательно разработанная в православной аскетике стратегия борьбы с демоническими искушениями и страстями, учение о молитве и так далее чужды протестантизму. Протестантизм развил бурную миссионерскую деятельность, разработал методы бесед и проповедей, дискуссий и полемик с привлечением обширного арсенала научных открытий и гипотез, широко использовал метод психологического воздействия. Он практикует благотворительность, способствовал переводу Священного Писания на языки различных народов и племен, но так и застыл на катехизаторстве. Если духовное рождение - это акт наития и благодати, и человек уже спасен, лишь бы у него была уверенность в своем спасении, то литургика и аскетика становятся малоценными. Протестантизм потерял мистическую глубину и из Церкви сделал собрание, выражение человеческой солидарности. Вера баптиста - это уверенность в своем спасении, то есть субъективный процесс. Поэтому баптисты вошли в союз с евангелистами и пятидесятниками, отрицающими необходимость крещения, а также с меннонитами, которые, подобно кальвинистам, учат о божественном предопределении, разделившем мир на две части: спасенных и погибших, вне жизни и воли самих людей. Сектанты игнорируют длительную борьбу благодати и греха в сердце человека, а считают спасение мгновенным актом преображения души благодатью. Они низводят веру со степени духовных интуиций и проникновений в мир вечных сущностей до субъективного переживания радости о своем избранничестве. Для них вера - это убежденность в своем спасении. Баптисты не понимают, почему надо крестить младенца, в каких внутренних муках рождается душа для Христа, пока, по слову апостола Павла, "не изобразится в душе Христос" (Гал. 4, 19). Семейная жизнь и воспитание ребенка - сложный процесс. В семье осуществляются многогранные взаимоотношения между супругами и детьми, но главная идея христианской семьи - это союз во Христе, как говорит апостол Павел, "домашняя церковь" (Рим. 16, 4). Для христианина религиозный аспект семьи имеет первенствующее значение. Основа семьи - это треугольник: муж, жена и ребенок. Сюда могут быть включены другие члены, но главный треугольник остается. Дети до крещения являются членами семьи в биологическом, психологическом и юридическом значениях, а в религиозном аспекте они выпадают из понятия членов домашней церкви; следовательно, духовное единство семьи еще не осуществлено, и главная идея единства в мистической благодатной жизни только предполагается, но реально отсутствует. Семья без детей всегда расценивалась как ущербная; было только одно исключение: когда супруги добровольно отказывались от брачной жизни и посвящали себя Богу, но тогда образовывалась другая форма и структура взаимоотношений, не совпадающая с понятием семьи. При ограничении прав родителей крестить своего ребенка религиозный аспект семьи разрушается, ребенок низводится на степень оглашенного, который является только учеником, но не членом Церкви. Мы говорим о праве крестить детей, потому что, по слову древнего апологета, "душа - по природе христианка". Если бы был выбор между религиями как выбор между мистическими путями и дорогами к Богу, тогда было бы понятно, что человек может выбрать путь, соответствующий его призванию и индивидуальности. Но христианство не имеет альтернативы, которая могла бы заменить его. Перед человеком два пути: к жизни и к смерти, к Богу и к дьяволу. Вне крещения человек находится под печатью первородного греха, во власти вечной смерти. Родители не знают, спасутся ли их дети, но они надеются. Вера, надежда и любовь родителей, желание ребенку блага, как себе, и соучастие его в вашем благе благодати - вот нравственные основы крещения. Ребенок может не оправдать крещения, но и получивший крещение в старости также может не оправдать его. Противостоит вере гордыня, а заповедям - развращенная воля. Рождая физически ребенка, мать тоже не знает, что выйдет из него и оправдает ли он в своей жизни имя человека, однако она надеется, что ее ребенок будет ее утешением и счастьем, поэтому даже плотское рождение соединено с верой, надеждой и любовью. Господь после крещения от Иоанна удалился в пустыню, где был искушаем от демонов. Христианину предстоят искушения и борьба. После крещения покой бывает только кратким утешением, как бы отдыхом, а истинный покой - в благодати, в состоянии будущей жизни, в тайне вечности, - покой, который завоевывается в жестокой борьбе. Ветхий Завет содержит в себе не только пророчество о Мессии, но и прообразы Нового Завета. Таинство крещения является воссоединением человека с полнотой Церкви через жертву Христа в Духе Святом. Первый плод крещения - прощение первородного греха, через который осуществилась власть демона над человеком. Прообразом этого таинства в Ветхом Завете служил обряд обрезания, который стал обязательным со времен Авраама, но существовал еще до Авраама у многих народов мира. Первым плодом этого обряда являлось включение ребенка в ветхозаветную Церковь. Он становился членом религиозной общины. Обряд совершался в восьмой день. Восемь - знак вечности. Обряд указывал на предназначение человека к вечной жизни. Во время обряда младенцу давалось имя, - знак спасения. Метафора имя, записанное в книге жизни, часто встречается в Библии. Имя - принадлежность личности. Ангелы и люди имеют имена. У животных нет имени, а есть кличка как звуковой сигнал. Имя - достоинство человека, имя носит в себе идею возможности принадлежать к небесной Церкви. Обрезание крайней плоти имело два значения: первое - нравственное, борьба со страстями. Здесь берется половая страсть как концентрат всех страстей, которые надо обуздывать силой ума и воли. Это указывает на будущее очищение души от первородного греха, который человек получает в крещении. Второе - мистический аспект, посвящение потомства Богу, так как Потомок Адама должен, по божественному обетованию, "стереть голову змея"; другими словами, обряд поддерживал веру в рождение Мессии. Крещение - это исполнение обетования и воспоминание о смерти и воскресении Спасителя. Обряд обрезания соединен с пролитием крови младенца, которое указывает на искупительную жертву. В Библии содержится категорическое повеление Аврааму об обрезании его семьи, домочадцев и рабов. Эта заповедь повторно дается Моисею, она распространяется на пришельцев, живущих среди израильтян и составляющих вместе с ними одну религиозную общину. Прообраз не может содержать ложную идею; обрезание младенцев в Ветхом Завете свидетельствует о необходимости присоединения младенца к Церкви (ветхозаветной), что в новозаветное время совершается через таинство крещения. Все возражения баптистов против крещения младенцев с таким же основанием можно отнести к обряду обрезания младенцев. Божественное повеление подтверждало необходимость этого обряда; значит, еще более необходимо раскрытие и исполнение его символов и пророчеств в Новом Завете, то есть таинство крещения. Если баптисты говорят, что время Ветхого Завета прошло, то и мы согласны с этим, но именно потому, что Ветхий Завет раскрылся, исполнился, осуществился в Новом Завете, как зерно, умирая в земле, продолжает жить и раскрывается в колосе пшеницы. В Послании апостола Павла к Колоссянам явно указывается связь между обрядом обрезания и крещения как прообразом и его исполнением. Обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым; быв погребены с Ним в крещении (Кол. 2, 11-12). Вне крещения не может быть спасения, потому что только в таинстве крещения Голгофская Жертва становится жертвой в отношении к крещаемому, как бы принесенной лично за него. До пришествия Христа на землю души умерших сходили в ад, в том числе души младенцев. Если бы младенцы могли быть спасены одной своей личной невинностью, несовершением сознательных грехов на уровне рефлексивной одиночности своих действий, то тогда и во времена Ветхого Завета души младенцев не сходили бы в ад, дожидаясь времени искупления и спасения. Кто родится чистым от нечистого? Ни один (Иов. 14, 4). В Посланиях, а особенно в Деяниях святых Апостолов рассказывается о крещении целых семейств. После проповеди Апостолов в Самарии принимали крещение села, то есть все их жители. В Деяниях апостолов указано, что крестился дом темничного стража и дом начальника синагоги Криспа (Деян. 16, 33; 18, 8), дом Стефана (1 Кор. 1, 16). Под домом подразумеваются все члены семьи, родственники, а также слуги и рабы, если они дают согласие в юбилейные годы пребывать с хозяином до самой смерти. Возражение, что в этих семьях не было детей, малоубедительно, оно не выдерживает критики. Крисп, который со своим домом принял крещение, был начальником синагоги. По законам Талмуда, ни раввином, ни начальником синагоги не имеет право быть человек, не имеющий детей, так как это воспринималось как знак наказания и отвержения. Многочисленность детей и потомков считалась наградой за праведность, поэтому бесчадие иудея или его взрослых детей преграждало ему путь к каким-либо должностям в синагоге. В книге Бытие (17, 11) обрезание названо знамением завета, знаком союза (крещение - это вхождение в Новый Завет, осуществление союза). Этот обряд в новозаветной Церкви исчез не потому, что он был признан ошибочным, а потому, что он осуществился с приходом Мессии. Необрезанный... мужеского пола... в восьмой день истребится... ибо он нарушил завет (Быт. 17, 14). Эта казнь нарушителей завета - прообраз вечной смерти тех, кто остался без крещения. Второй прообраз таинства крещения в Ветхом Завете - это Ноев ковчег (1 Пет. 3, 18-21). Вместе с тем это образ Церкви, в которую человек входит через крещение. В волнах всемирного потопа погибло все человечество, кроме тех, кто вошел в ковчег, в том числе погибли дети и младенцы. Грех был уничтожен вместе с грешниками, так как в то время еще не было Церкви Христовой и возрождающего действия ее, которое могло бы исцелить душу человека, положить разделение между человеком и грехом, дать силы человеку противостоять тому потоку греха, зла и разврата, который покрыл землю до водного потопа. Еще один ветхозаветный прообраз крещения - прохождение израильтян через Чермное (Красное) море. Все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море (1 Кор. 10, 1-2). Облако - символ благодати, море - купели крещения. Сам Моисей - прообраз Христа в смысле пророческого служения. Через Моисея дан Ветхий Завет, через Христа - Новый Завет. Израильтяне вышли из Египта вместе со своими семьями, они прошли по дну расступившегося моря, держа на руках своих детей и младенцев, следовательно, в событиях, имеющих прообразовательный смысл, участвовали младенцы. Если младенцы не способны к осознанной вере на уровне суждений, то они не лишены другого аспекта - веры на уровне интуиций и мистических переживаний. Господа окружали дети; ученики Христа, видимо, считая, что дети неспособны к пониманию Евангелия, не допускали их ко Христу, но Господь сказал: Не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное (Мф. 19, 14). Вряд ли эти слова можно понять только в буквальном смысле. Душа приходит ко Христу через действие благодати. Дети ощущали благодать, потому спешили ко Христу, встречали и окружали Его, между тем как их отцы, обученные букве закона, проявили большую холодность. Особенно это было видно во время торжественного входа Господа в Иерусалим, называемого Вербным Воскресением. Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу (Мф. 21, 16, ср. Пс. 8, 3). Сердце детей оказалось более восприимчивым к Свету Евангелия, чем изощренные умы иудейских книжников. В Евангелии от Марка написано, что Господь благословил детей и возложил на них руки. Благословение - это священнодействие, значит, дети были способны и готовы принять благодать Божию. Одной из важных причин крещения младенцев в самом раннем возрасте служит неизвестность срока человеческой жизни. Апостол Павел говорит о том, что день спасения - сегодня, а завтрашний день для нас неизвестен. Смерть посещает не только глубоких старцев, стоящих на краю могилы, но умерщвляет детей, как серп земледельца срезает вместе с пожелтевшей травой еще не распустившиеся цветы. Она вырывает младенцев из рук матерей. Надписи на могильных плитах говорят о том, сколько детских душ ушло в неведомый мир еще до того, как они начали произносить первые слова. Мы не владеем временем, а время владеет нами. Будущее неведомо и непроницаемо для человека, как темная бездна. Смерть - это разлучение души и тела. После смерти крещение души невозможно. Душа идет в вечность с клеймом первородного греха не как волевой участник преступления, а как потенциальный носитель зла, уходит, не возрожденная благодатью, не получив крещения водой и духом, без которого, по слову Спасителя, никто не может получить Царствия Небесного (беседа Христа с Никодимом). Нужно как можно раньше ввести ребенка в поле действия благодати. До крещения благодать Божия действует извне, после крещения она обитает в сердце человека. О том, что ребенка надо воспитывать с самого рождения, знали уже древние мудрецы. Однажды мать принесла ребенка к Сократу с просьбой научить, как воспитывать его. Сократ спросил: "сколько ему лет?" Мать ответила: "Два года". Сократ сказал: "Поздно, теперь надо перевоспитывать".При крещении ребенка мы стремимся к тому, чтобы благодать с самого раннего возраста, действуя в нем, невидимо воспитывала и учила его. В современной церковной практике известны обращения к духовенству с просьбой "раскрестить", исходящие от тех, кто впадает в ту или иную форму сатанизма. При этом просящие утверждают, что крещение мешает их оккультным занятиям. - Изд. ^

О почитании святых

Все протестантские деноминации и секты категорически отрицают молитвенное призывание святых, основываясь на том, что единственный посредник и ходатай за человеческий род перед Богом - Иисус Христос и что, поклоняясь святым, мы этим самым похищаем славу у Бога и отдаем ее подобным нам людям. В поклонении святым протестанты усматривают тайное идолопоклонство и считают, что языческий пантеон вторгся в Церковь, скрыв своих богов под другими именами. Из всех протестантских конфессий только одна англиканская Церковь допускает гимны в честь святых, где прославляются их подвиги и добродетели, но отсутствует молитвенное призывание. В сущности эти гимны носят не литургический, а нравственно-дидактический характер на уровне нравоучительных повествований. Ответим сначала на вопрос: почему мы почитаем святых? Слово "святой" многие люди понимают как "высоконравственный человек". В миру эти понятия часто употреблялись как синонимы. Человека, бескорыстно преданного своему делу, называли святым, доброго и милостивого называли святым. Между тем, нравственная сторона личности - это только одно из условий святости, а сама святость означает гораздо больше: близость человека к Богу, соединение благодати Божией с душой человека, озарение всего его существа вечным нетленным Божественным светом. Святой - это нерукотворный храм, в котором Божество невидимо обитает присутствием и явлением Своих сил, поэтому, прославляя святого, мы прежде всего прославляем Бога, избравшего его, освятившего его и таинственно живущего в нем. Мы не отнимаем славу от Отца, когда прославляем детей, которых Он воспитал. Мы не унижаем полководца, прославляя воинов, потому что их победа - это его победа. Мы поклоняемся святому прежде всего как храму, в котором обитает Бог.Мы прославляем человека, по природе подобного нам, но преображенного благодатию Божией и вознесенного ею на ангельскую высоту. Прославление святого заключается прежде всего в молитвенно-литургическом почитании, а затем в воспоминании его жизни, которая является назиданием для нас как пример исполнения Евангелия для посильного подражания ему. Мы прославляем святого, как прославляем победителя, потому что святость - это венец тяжелой борьбы с демоническими силами, с языческими обычаями и предрассудками мира, которые опутывают человека, как сеть, наброшенная гладиатором на своего противника, и с самим собой, со страстями, восстающими на дух. Святость - это соответствие человека своему высшему предназначению. Слово церковь означает сосредоточие, собрание. И это собрание или единство наиболее полно осуществляется в литургической жизни. Молитва к святым - это вера в единство земной и Небесной Церкви, реальное присутствие Небесной Церкви в сакральном пространстве храма. Прославление святых - это вера в бессмертие души, которая общается с живущими на земле. Господь сказал: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова, Бог не есть Бог мертвых, но живых (см. Мф. 22, 32; Мк. 12, 26-27; Лк. 20, 37-38). Молитва - это лучи духовной любви. Апостол Павел сказал, что в будущем веке упразднятся вера и надежда, но останется любовь. Вера исчезнет, так как мы воочию увидим то, во что верим, надежды не будет, так как исполнится то, чего мы ожидали, а любовь останется; не только останется, но в вечной жизни будет похожа на разгорающееся пламя. Вечная жизнь - это вечное приближение к Богу. Способность любить имеет свои измерения, и любовь становится все более глубокой и интенсивной. Любовь - содержание будущей жизни, поэтому мы обращаемся к святым с молитвой. Молитва, как и любовь - свободный акт человеческой души. Молитва - одно из условий общения земных с небесными. Любовь деятельна, святые желают нам добра, может быть, больше, чем мы сами желаем себе, но они не вмешиваются насильно в нашу жизнь. Само добро несовместимо с насилием, поэтому святые ждут нашей обращенности к ним, и этот диалог осуществляется в молитве, особенно в храмовой молитве. Из Священного Писания мы знаем, что святые обладали особыми дарами Духа Святаго: исцеляли больных, избавляли от смерти, прогоняли демонов, предсказывали будущее, видели на расстоянии, знали мысли и так далее. Бог - это Дух, вездесущий, вневременной и внепространственный. Святые видят и слышат нас в Духе Святом. Некоторые сектанты говорят, что душа после смерти до Страшного суда находится в состоянии сна, однако сон - это состояние тела, а не души. Нервная система - это пограничная полоса между душой и телом, но структурно она относится к миру физическому. Во сне происходит восстановление, очищение нервной системы, обработка информации, полученной человеком, но душа в это время не спит; состояние сновидения - это ее деятельность при уменьшении телесных импульсов и активизации подсознания. Если бы душа умершего погружалась в состояние беспамятства и забытья, то любовь не могла бы оставаться в душе после смерти. Любовь же динамична и активна. Сектанты возражают нам, что в ветхозаветной Церкви отсутствуют праздники в честь святых, гимны и молитвы Церкви в честь святых. В ветхозаветное время души праведников сходили в ад, ожидая своего искупления. До распятия и воскресения Христа Спасителя между землей и небом пролегала непроходимая пропасть, поэтому святые сами нуждались в искуплении и спасении, сами находились во временной власти демона и ада. Человечество должно было быть вначале искуплено и земля соединена с небом, тогда человеческая природа в Лице воскресшего и вознесшегося на небеса Спасителя и спасенных Им праведников стала достойной прославления и вечной жизни. Славить того, кто находится в аду, и просить тех, кто еще разлучен с Богом, было бы преждевременно и поэтому бессмысленно. Любовь расширяет пределы человеческой жизни. Есть изречение: "Живет тот, кто любит, и живет настолько, насколько умеет любить". В сферу общения христианина входит не только ограниченный круг людей, с которыми он встречался и был связан в этой жизни, но и огромное поле всей священной истории человечества, световыми вершинами которого являются святые. Они пребывают духом или волей своей в Церкви. Мы осуществляем общение со святыми через молитву. Это мистическая связь. Существует еще онтологическая связь: и они и мы включены в единое духовное тело Церкви, тело Христа. У нас один ходатай пред Богом - Христос, в том смысле, что Голгофская Жертва - это единственный путь, по которому человек может придти к Небесному Отцу. Кровь Авеля, пролитая его братом, вопияла к небу об отмщении, кровь Христа ходатайствует о нас и умоляет Бога о прощении. Что же касается ходатайства святых, то они являются нашими сомолитвенниками и старшими братьями. Они молитвенно ходатайствуют пред Богом о нас, чтобы Бог по любви к ним дал бы нам те блага, которыми одарил их и сделал бы достойными этих благ. Их молитва тоже жертва, но если Господь на кресте искупил нас Собой, то святые просят, чтобы Господь одарил нас так, как их, услышал нас так, как услышал их, то есть себя (как объект Божественной любви) заменяют нами. Любовь хочет страдания других взять на себя, а свою радость разделить со всеми. Любовь - это мистическое единство, которое не интегрирует личности: каждая из них, оставаясь собой, живет другим и в другом, отчего ее жизнь становится более глубокой. Рай - это море света, где лучи любви идут от одного ко всем и от всех к одному. Протестанты, будучи чужды мистики и литургических глубин Церкви, сравнивают ее с пантеоном богов. Но язычество - это замена единого абсолютного и трансцендентного Божества космическими и историческими феноменами, олицетворенными и облеченными в форму мифов. Язычество как религия хтонических (земных и подземных) богов вырождается в демонопоклонение и демонологию с магией, с магическими ритуалами, экстатическими прорицателями, оргиями и гекатомбами, вакханалиями и сатурналиями. Это атрибуты языческого мира, к какому бы региону он ни принадлежал. Этот кипящий страстями демонический мир язычества, языческих богов, враждующих и соперничающих друг с другом, объединился в единый военный лагерь против Церкви Христовой. Там не было альтернативы: или сатана в многоликом виде Пана, Сатурна, Шивы, или Христос. Христос победил ад и мир. Силою Христа святые побеждают грех. Их жизнь - уподобление Христу. О них сказал Господь: Кто Мне служит, Мне да последует, и где Я, там и слуга Мой будет (Ин. 12, 26). Христос невидимо пребывает в Церкви, следовательно, и они в Церкви с Христом. Языческий Рим, воздвигший пантеон как свой духовный акрополь, посылал христианских святых на съедение голодным львам и в пламя костров, а теперь протестанты сравнивают с пантеоном сонм христианских мучеников, отдавших жизнь за имя Христа. Разорвав связь между земной и Небесной Церковью, отвергнув молитвы святых, протестанты логически должны были отвергнуть молитвы христиан за умерших. По мнению протестантов, Церковь бессильна помочь тем, кто перешел за грань земного бытия. Там их ожидает только одно - возмездие. Там человек находится в некоем вакууме, изоляции. Апостол Павел говорит, что любовь пребывает во веки (см. 1 Кор. 13, 8). Сектанты лишают умерших любви, предоставляя их себе самим. Это безразличие или беспомощность, которая превращается в жестокость к умершим, несовместима с потребностью человеческого духа помогать не только живущим на земле, но и тем, кто ушел в другой невидимый мир. Для протестантов ад - это Аид, где нет надежды, куда не проникают лучи любви и молитвы. В ветхозаветной Церкви было почитание Ангелов. Изображение Херувимов стояло в алтаре иерусалимского храма. Господь сказал, чтобы никто не унизил в своем сердце даже ребенка, потому что его Ангел-хранитель видит лицо Небесного Отца (Мф. 18, 10). Если малое дитя достойно уважения ради его Ангела, то какого почитания требует достоинство самого Ангела, - а святой, по словам псалмопевца, "в малом умален от Ангела" (Пс. 8, 6): Ангел уже утвержден в добре и благодати, а святой до конца земной жизни находится в огне духовной борьбы. Господь дал людям, народам и странам Ангелов-хранителей. Библия повествует о том, что Ангелы принимают участие в Священной истории мира. Ангелы - духи, пребывающие в благодати Божественной любви. Помогать людям - не обязанность Ангелов, а их духовная потребность и желание. Они любят людей как образ Божий; они любят людей потому, что за человеческую душу отдал Себя на распятие Сын Божий. Они любят людей, потому что сама любовь хочет распространить благо на других; она подобна вину, переливающемуся через края чаши. Святые по мере сил своих подражали Христу; дело Христа - спасение человечества, поэтому святые должны продолжать дело Христа, способствовать спасению людей и каждого человека. Они - носители добра, но они, выражаясь современным языком, не интервенты добра, любовь их деликатна. Они помогают нам невидимо и ждут, пока мы не призовем их. Каждый человек чувствует в сердце своем светлые и темные импульсы, идущие, как волны, из двух миров. Если он обратит свое сердце к миру света, к душам, ставшим по благодати Божией христоподобными и богоподобными, к Ангелам и святым, то он будет чувствовать себя не одиноким и оставленным перед силами зла, а в великой духовной семье, где его братья придут к нему на помощь, защитят его, не оставят в руках демона, обольстителя и человекоубийцы. Святых можно сравнить с опытными воинами, которые провели всю свою жизнь в духовной борьбе, знают силу и хитрость духов ада, знают нашу немощь, сострадают нам и готовы придти на помощь тем, кто призывает их имена. Протестанты же превратили сакральную Церковь в только земную общину, разрушили связь между землей, небом и преисподней.О поклонении мощам святыхТишина многолика. Есть задумчивая тишина гор, есть гулкая тишина ущелий, есть тишина ледников - непроницаемая, как стена из стекла, есть тревожная тишина леса, есть давящая тишина подземелья, есть таинственная тишина древних храмов и башен, есть еще особая, наполняющая душу покоем и миром тишина - это тишина кладбища. Кладбище как будто хранит на себе печать вечности; это проникновенная тишина, которая говорит без слов. Каждая могила - тайна. Некоторые могилы похожи на колыбель спящего ребенка, другие - излучают из себя невидимый свет; есть могилы, из глубины которых, кажется, доносится стон и мольба. Кладбище - это островок другого мира, в ограде которого еле слышен глухой гул города, подобный шуму бьющихся о берег морских волн. Он не нарушает, а как бы контрастом подчеркивает покой и тишину кладбища. Могила - это не только видимый знак конца земного пути, точка, поставленная под строкой человеческой жизни, это не только визуальная память о смерти; могила - нечто другое. Могила - отпечаток человеческого духа, который перешел в вечность, и того состояния, в котором он ее встретил. Около некоторых могил так легко и радостно, другие кажутся сдавленными тяжестью могильной плиты, как будто камень лежит на чьей-то груди. Каждая могила - это повесть, которую чувствует человеческое сердце, но не может прочесть ее тайнопись. Недаром почти у всех народов, даже у язычников, гробницы - жилища мертвых - почитались больше, чем жилища живых. Древние христиане любили совершать богослужения, особенно литургию, в подземных кладбищах-катакомбах, на гробницах, где престолом-жертвенником служили гробницы христиан-мучеников, - не только потому, что над ними висел дамоклов меч гонений, но потому, что их сердца ощущали здесь особую благодать. Баптисты проявляют по отношению к усопшим большее безразличие, нежели язычники и иудеи, так как у тех существуют погребальные ритуалы и молитвы о упокоении усопших. Доктрина баптистов о спасении одной личной верой обратилась в жестокость и беспомощность по отношению к тем, кто перешел грань земного бытия. Усопшие не только оставлены лежать в вырытых в недрах земли могилах, но и заключены в духовных могилах своих поступков и деяний, которые, как и все человеческое, пронизаны тлением и грехом. Баптисты приносят в жертву своему вероучению самую главную ценность - любовь, которая всегда действенна и динамична. Баптистский утилитаризм знает только живых членов своей общины. Один известный философ-гегельянец заказал в церкви литургию об упокоении своих усопших родных. Когда его коллеги выразили удивление тому, что человек, отрицающий бессмертие души, идет в церковь молиться об упокоении душ усопших, он ответил: "я не знаю, что происходит, разум мой не может дать мне ответ, но сердце мое чувствует, что во время литургии мы вместе, литургия вновь соединяет нас". Баптизм отрицает поклонение святым мощам и святыням. Баптисты ссылаются на Ветхий Завет, где прикосновение к мертвому телу считалось осквернением и требовало ритуального омовения и очистительной жертвы. Ветхозаветный священник и назорей не имели права прикоснуться к трупу даже самого близкого им человека. Но в Ветхом Завете смерть воспринималась только как следствие и образ греха; даже для праведников смерть была переходом в ад. В земной жизни человек был несчастным изгнанником из рая, а по смерти бездна преисподней смыкала над ним свои уста. Какое почитание мощей и поклонение им могло быть в то время, когда человечество потеряло благодать, когда даже души праведников были отлучены от Бога и власть сатаны простиралась над ними, когда в ад не проникали лучи небесного света? Тело человека истлевало в земле, а душа сходила в преисподнюю, где пребывала в томительном ожидании пришествия Спасителя мира. Смерть и Воскресение Христа были новой духовной верой, победой над смертью и адом. Воскресение Спасителя из мертвых стало образом будущего воскресения, явлением Божественной силы, которая воскресит и преобразит весь физический план вселенной. Тела воскресших праведников станут подобны телу Воскресшего Христа, то есть будут преображены Духом Святым. Эта тайна открылась на Фаворе, когда Божественный свет Христа сделал сияющим, подобно свету Солнца, Его Тело и белым, как снег, Его одеяние. Преображение Христа на Фаворе - это свидетельство о будущей славе святых небесной Церкви. Бог в Своем существе запределен миру, но в Божественных энергиях сообщается с миром, пребывает в нем, освящает не только душу, но и тело человека. Мистическое в!идение благодати Церковь запечатлела в иконографическом изображении святых, окруженных нимбом света. Праведники пребывают в Духе Святом, они соединены Божественным светом и излучают свет. Израильтяне не могли смотреть на лицо Моисея, когда тот спустился с Синая, где беседовал с Богом, от сияния благодати, и просили, чтобы пророк закрыл лицо свое покрывалом. От случайного прикосновения к костям пророка Елисея воскрес мертвый. Гробницы праведников источают жизнь. Вечная жизнь начинается во времени, Небесное Царство - на земле в стяжании Духа Святаго. Каждый из нас в своей жизни видел лица, озаренные светом изнутри, которые казались прекрасными. Иногда мы думаем: "как этот человек похож на Христа!", но похож не по внешнему виду и по чертам лица, а по благодати, которая преображает его, светится в его глазах, лежит как печать небесного покоя на его лице, дышит в его словах, делает его молчание подобным таинственной беседе. Это явление Духа Святаго в физическом плане. Каждый из нас может подтвердить по своему внутреннему опыту, что с одними людьми нам легко и свободно, как будто в их присутствии какая-то грязная чешуя или жесткая заскорузлая кора спадает с нашей души; нам с ними радостно, словно вернулось наше детство, еще не омраченное грехами и страстями. В общении с ними мы ощущаем новые силы, прилив духовной энергии, полученной от них. Мы знаем и другое, когда на лицах людей лежит печать греха, как клеймо каторжанина, выжженное раскаленным железом; кажется, сами глаза такого человека говорят, что он готов совершить любое преступление. Даже внешне красивые лица внезапно предстают перед нами, как залитые кровью лица убийц, безобразными и отталкивающими. Нам кажется, что такие люди излучают гнетущую, мрачную тьму, особенно их глаза; от общения с ними мы испытываем тяжесть и опустошение, как будто невидимый вампир присосался к нам. У святых даже одежда и вещи имеют чудодейственную силу, например, в Ветхом Завете жезл Моисея и милоть (мантия) пророка Илии, а в Новом Завете - убрусы (головные покрывала), которые носили Апостолы, и оковы апостола Петра. Каждый из нас может свидетельствовать своим внутренним опытом, что не только люди, но даже местности, дома и вещи имеют свое духовное лицо, свой темный или светлый фон. В некоторых домах нам легко и хорошо, мир водворяется в сердце, забываются все наши заботы и противоречия, мы перестаем думать о греховном и суетном. Уже древние заметили, что дух человека как бы "отпечатывается" на его вещах. Так и наоборот, "есть дома, где какая-то тяжесть давит грудь, где человек чувствует тоску и тревогу, ему хочется поскорее покинуть это место, бежать оттуда. Есть места, где человек дышит полной грудью, вдыхает чистый воздух, как в горах или саду. А есть дома с роскошной обстановкой, тщательно убранные, как будто каждая вещь вылизана языком, и в то же время чувствуется, что атмосфера этого дома пропитана миазмами; человек ощущает липкую, зловонную грязь, как будто разлитую вокруг него. Есть места, где внезапно содрогается душа, ей кажется, что здесь совершилось преступление и пролилась человеческая кровь. Особенно поражены этой "черной радиацией" греха те дома, где занимались колдовством, гаданием, спиритизмом и так далее. Темные и светлые силы проявляются в физическом плане: человек может стать причастником Божественной благодати и медиумом демонического мира. Мы почитаем не только мощи святых, но их гробницы и дома, в которых они жили, одежду, в которую они одевались; их вещи хранят благодать, как сосуд, в котором содержалось миро, сохраняет его благоухание. В Новом Завете смерть перестала быть преддверием ада, для святых она - встреча со Христом, начало истинной жизни, переход в царство света. Не только душа, но и тело человека причастны благодати, в противном случае какой смысл имеет воскресение мертвых? К вечной жизни предназначен человек как личностное духовнотелесное существо. По воскресению из мертвых тело подобно душе (одухотворено), а душа подобна телу (будет иметь видимый образ). Церковь открыла нам еще одну тайну, связанную с воскресением мертвых. Тело человека взято из земли, оно содержит в себе все физические элементы и, кроме того, энергетические структуры космоса. Человек представляет собой всю вселенную в миниатюре, поэтому некоторые из древних философов и отцов Церкви называли человека микрокосмом. Чтобы подчеркнуть эту связь и зависимость, у древних мистиков видимый мир иногда аллегорически изображался в образе человека. Душа человека, как дыхание Божественных уст, принадлежит духовному миру. Человек - звено между двумя мирами, более того, эти миры содержатся в нем самом, во взаимосвязи его души и тела. Человек - венец Божественного творения, им заканчивается последний акт создания видимого мира; как царь олицетворяет собой свою державу, так человек является представителем космоса в духовном мире. Разорвав союз с Богом, человек отдал во власть смерти и ада не только себя, но вверг весь материальный мир в бездну тления и грубой овеществленности. В материальном мире произошла глубокая деформация: иерархическое устройство самих материальных структур, предполагающее принцип свободы и симпатии, сменилось механическими законами. Эти законы в сравнении с прежней гармонией похожи на болезненные комплексы, в них отразилась, как следствие греха, потеря любви - главного основания всего мироздания. Например, закон тяготения - это насилие и порабощение слабого сильным, меньшего б!ольшим. Вне любви насилие, подчинение и ограничение стали единственными средствами сохранения структур от полного распада. Через восстановление союза между Богом и человеком, царем космоса, произойдет преображение и одухотворение самого космоса. Космос будет восстановлен в прежнем своем величии, все мироздание превратится в единую симфонию во славу своего Создателя. Но это будущее преображение начнется с освящения Духом Святым человека, поэтому воскресение мертвых будет также воскресением всей вселенной. В земной жизни между душой и телом существует тесное взаимодействие, но и после смерти остается некая сокровенная связь, поэтому погребение мертвых считалось одним из дел милосердия уже в Ветхом Завете (см. книгу Товита), а в Новозаветной Церкви существовали братства, члены которых брали заботу о погребении бедных, безродных, странников и нищих. Есть много случаев, когда души непогребенных, особенно злодейски убитых, являлись людям и указывали место, где находился их труп или кости, и просили совершить погребение. Христианство учит о первородном грехе, который, как болезнь, поразил человека и сделал тело гнездом страстей. Но в то же время христианство свидетельствует о достоинстве человеческого тела как дивного инструмента души. Другие религии не дают основания уважать человеческое тело. Для пантеистов тело - переходный этап, дурная модальность, эфемерная форма, случайно связанная с духом, его временная одежда. Для материалистов тело - конгломерат клеток, молекул и атомов, структура, распадающаяся по смерти на элементы. Для крайних спиритуалистов тело - тень души; уходит душа - исчезает тень. Для антропоморфных религий античности сама душа - тень тела. Для индуистов тело - это форма иллюзорного бытия, зло и мираж. Для буддистов почти то же, с той разницей, что они не признают природу души, а только ее элементы, которые после смерти под импульсом жажды жизни создают новые комбинации души и тела. Мы почитаем мощи святых как неоскудевающий источник благодати, как образ будущей жизни. Тела святых - это пророчество о том времени, когда смерть упразднится, ее больше не будет, когда по воскресении из мертвых исчезнет дуализм души и тела и образуется единая монада личности, где тело станет формой души, а душа - содержанием тела. Поэтому для нас мощи и гробницы святых - символы вечности, источники невидимого света и духовных сил. Гробницы святых - это солнца из недр земли, озаряющие мир.О священствеОдной из самых больших проблем для православных христиан, особенно для людей, недавно пришедших в Церковь, является их духовное и эмоциональное восприятие священнослужителей как живых представителей Церкви. Этот вопрос часто становится предметом спекуляции со стороны сектантов, а также представляет широкую возможность обвинять и дискредитировать Церковь на основании поступков священнослужителей. Необходимо уяснить, какое место и значение имеет личность священника в его церковной деятельности и какая зависимость существует между благодатью, действующей в церковных таинствах и обрядах, и нравственным уровнем священника, совершающего их. Грех - это универсальное явление, это болезнь, которая поразила все человечество, здесь нет исключений, здесь разница только в степени греха и в соотношении между злом и добром в душе каждого человека. Макарий Великий пишет: "Даже в душах святых остаются некие темные пятна, поэтому спасение и для святых - дар Божественного милосердия". Есть два вида иерархии: одна - церковная иерархия, где благодать дается как право и власть совершать таинства и обряды. Эта благодать принадлежит не человеку, а его сану, она дается ему как бы взаймы для исполнения им своей миссии. Со смертью эта благодать не дает душе никаких привилегий и преимуществ, она покидает ее - так воин слагает свое оружие, возвращаясь домой. Но в служении священника действует именно она, поэтому само священство и иерархическая система в Церкви является средством к освящению и спасению самого себя и других людей. Иерархия - это каналы, через которые благодать Божия изливается в мир. Существует еще духовная иерархия: это степень благодати, зависящая от личного подвига человека. Эта благодать принадлежит личности человека, если только он не потеряет ее через грех, по смерти она не отнимается у души, а, напротив, соединяется с ней вовеки, нераздельно и неразлучно. Это благодать мучеников, преподобных и праведников. Благодать священства дана не для самого священника, а для народа, но по мере личного подвига священника действия ее становятся более явственными и полными, как поток воды из родника, который его хозяин непрестанно очищает от камней и песка. Благодать священства, соединенная с личной святостью человека, делает его служение исключительным по силе действия на душу. К числу таких священнослужителей принадлежали в свое время: Гавриил, архиепископ Кутаисский, архимандрит Алексий Шушания [1], святой праведный Иоанн Кронштадтский и Оптинские старцы. Они были всегда окружены народом, который явственно чувствовал свет и тепло благодати, исходившей от них. Возьмем другой пример: священника, не поднимающегося по своему нравственному уровню над паствой, а иногда стоящего и ниже ее. Что происходит во время служения такого священника или епископа? Благодать действует через него, но против него. Она просвещает народ, но опаляет душу недостойного. Святитель Григорий Богослов, один из великих Вселенских учителей, приводит такое сравнение: вода, источающаяся из скалы, течет потоком в долину, но камень, орошаемый ею, остается камнем, а в долине, где протекают потоки и ручьи, цветут кусты и трава, жадно прильнув к этой воде. Так душа священника, у которого нераскаянные грехи, остается бесплодной и мертвой, как камень, но люди, присутствующие в храме при богослужении, пьют устами души своей живую воду - благодать Божию. В другом месте, сравнивая таинство, совершенное достойным и недостойным иереем, святитель Григорий говорит, что оттиск от золотой и свинцовой печатей один и тот же. Поэтому мы стоим перед антиномией: во время священнодействия недостойного священника благодать не уменьшается, а при служении достойного - увеличивается. Церковь в ее земном бытии называется воинствующей. Эта Церковь борется с невидимым царством зла, она противостоит натиску черного поля космического зла, сотканного из грехов людей и падших духов. Черные сатанинские энергии несут с собой хаос в жизнь человечества и внедряют в души людей безумную жажду греха, проявляются в видимой природе катастрофами и катаклизмами. Когда этот черный сатанинский покров окутает тучей всю землю, она забьется в судорогах предсмертной агонии. Единственная сила, которая реально противостоит царству ада - это Церковь, поэтому Церковь так ненавистна и гонима. Святой Климент, епископ Римский, сравнивает Церковь, ее иерархию с войском. В жестоком невидимом бою, от которого зависят судьбы всего человечества, священники, пусть даже грешные и недостойные, находятся на передовой, - а ведь мы не станем жестоко осуждать солдат, которые стоят в первом ряду, в первой цепи, хотя бы они были слабы и плохо обучены. Пусть многие из них будут грешны и порочны, но мы простим их ради битвы, в которую они брошены, ради того риска, которому они подвергаются. Сан священника ответственен и опасен, поэтому святой Иоанн Златоуст пишет: "Мало вижу священников спасающихся". Смерть как отвержение от вечной жизни страшнее, чем физическая смерть. Если мы сравним грехи священника как человека с тем ответом, который он будет держать как священник перед Богом, то мы скорее пожалеем, чем осудим его. Все мы испытывали в жизни особенно тяжелые искушения, которые обезволивают человека и влекут его ко греху. Эту давящую силу греха, похожую на гипноз, каждый из нас хоть когда-либо в жизни ощущал как присутствие какого-то страшного невидимого существа, которое подчиняет нашу волю своей власти. Священнослужители испытывают особо сильные искушения, на борьбу с ними демон посылает самых испытанных и опытных во зле падших ангелов, поэтому некоторые люди после принятия священства впадали в те искушения, о которых даже не имели представления раньше. Мы видим их грехи, так как священник у всех на глазах, но демонов, борющихся с ним, мы не видим. Некоторые говорят: "Я верю в Христа и Его первую общину, но в Церковь, в священников я не верю". Но ведь первая община - Апостолы Христа - как раз были первой христианской Церковью, от которой идет преемственность рукоположения, как свет свечи, зажженной от другой свечи. Грех присутствовал и среди учеников Христа: из 12-ти Апостолов Иуда был предателем и богопродавцем, но можно ли из-за этого отрицать остальных Апостолов? Среди 70-ти Апостолов был Николай Антиохиец, гностик и еретик, о котором Дух Святый сказал: Ты ненавидишь дела николаитов, которые и Я ненавижу (Откр. 2, 6). Значит, грех присутствовал всегда, но сама Церковь - свята. Церковь - это прежде всего невидимая сила, благодать Божия, освящающая и спасающая тех, кто покоряется этой благодати. Апостолы исполняли миссию Христа на земле, Миссию Апостолов продолжают исполнять священники. Эта миссия заключается, во-первых, в храмовом богослужении, во-вторых, в проповеди Евангелия, в-третьих, в руководстве верующих: священник - отец и наставник своих прихожан. Деятельность священника подчинена твердым канонам, правилам Церкви. Христос сказал Своим ученикам, чтобы они никого, кроме Бога, не называли отцом и учителем, так как фарисеи подменили учение Завета раввинистическими преданиями, человеческими измышлениями, которые исказили в глазах народа сам образ ожидаемого Мессии. И священник - учитель, поскольку учит евангельскому слову, руководствуясь толкованиями святых Отцов, а не своими собственными представлениями и домыслами. Впавший в ересь перестает быть учителем. Священник называется отцом, поскольку он участвует в духовном рождении христианина: от таинства крещения до обряда погребения. Священник называется наставником, так как он наставляет своих прихожан к исполнению Евангельских заповедей, руководствуясь патристической литературой. Если он учит чему-либо противоречащему Церкви, то он теряет право на имя наставника, его слова превращаются в пустоцвет. Эти три вида служения ("отца", "учителя" и "наставника") отличаются друг от друга: в своем литургическом служении священник является образом и символом Христа-Спасителя, поэтому через священника Сам Христос присутствует в богослужении. В некоторых случаях священник символизирует различных лиц Священной истории: Иоанна Предтечу, Апостолов и так далее. Проповедь священнослужителя зависит не только от действия благодати, но и от личных способностей, изучения Священного Писания и логики. Благодать способствует развитию его естественных сил, а кроме этого воздействует на сердца людей, слушающих его. Поэтому проповедь священника имеет б!ольшую силу и воздействие, чем проповедь мирянина, при остальных равных условиях. Основой христианской нравственности являются заповеди Ветхого и Нового Заветов. Заповеди - это неизменные повеления Божии, обращенные к душе человека, и звенья союза между человеческой душой и Божеством. Священник является наставником, поскольку его советы находятся в русле Евангельского учения, но как учитель нравственности он сам должен знать путь, по которому ведет других. Если это условие отсутствует, то христиане могут иметь своим наставником книги святых Отцов. Первый вид служения - безусловен, второй - необходим, но не всегда успешен (проповедь), третий - желателен, но часто остается неосуществленным. Первый вид служения дан в полноте каждому священнику, второй зависит от способности священника, третий определяется личностью самого священника. Между душой священника и благодатью священства происходит непрестанное взаимодействие. Оно похоже на пылающий огонь, который скорее согревает дом души, но при неосторожном обращении с ним, как пожар, сжигает его. Благодать священства помогает священнику в его личном духовном подвиге, но в то же время при нерадивой и греховной жизни отдаляет от Бога дальше, чем мирянина. По откровению Макария Александрийского, в самом сердце ада находятся не разбойники и убийцы, не идолопоклонники и чародеи, а священники, которые вели греховную жизнь, не каялись и при этом литургисали. Как должен вести себя мирянин по отношению к грешному священнику, то есть когда поведение священника превышает обычный уровень греха, который мы встречаем в человеке? Так, как сын должен вести себя по отношению к недостойному отцу: уважать отца ради заповеди Божией, но в то же время не подражать ему. Что означают внешние знаки почитания священника, например, лобызание руки при его благословении? То, что священник является образом Христа и через него Христос благословляет, то есть эти знаки относятся не к человеку, а к Божеству, как честь, оказанная послу, относится не лично к нему, а к государству, которое он представляет. Оскорбление даже недостойного посла считается оскорблением правительства, которое он представляет. Поэтому верующий может ограничить общение с недостойным священником, дабы избежать соблазна, но должен оказывать ему подобающее уважение во имя Христа, благодать Которого тот получил при рукоположении. Архиепископ Гавриил Кутаисский (канонизирован Грузинской Церковью) и архимандрит Алексий (Шушания) обладают огромным духовным авторитетом в Грузинской Церкви. - Изд. ^