Более того, святое писание подразумевает, что они Имеют такую власть[93].

Епископ Карлтон в 1624 г. опубликовал “Астрологоманию” — обстоятельное опровержение. Во время революции Томас Гейтейкер, Джон Гудвин, Джон Оуэн, Уильям Бридж, Филип Най и многие менее значительные богословы делали нападки на астрологию. Милтон в “Возвращенном рае” (IV. 382-93) изображал Сатану как астролога, хотя и был готов уступить в том, что “есть астрология, которая не является ни бесполезной, ни незаконной”[94]. В 1640-х и 1650-х годах враждебность между пресвитерианами и астрологами была очевидной, как и антиклерикализм многих сочинителей альманахов[95]. Николас Фиске ссылался в 1650 г. на “зловредность духовенства”, которое воспрепятствовало публикации астрологических книг “до будущих времен”[96]. В следующем году в Лейдене было сказано: “Вы — великие астрологи Англии”[97]. В феврале 1653 г. Томас Скотт в докладе парламенту от комитета по распространению Евангелия убеждал в необходимости полностью покончить с “отвратительным плутовством узаконенной астрологии, которая развращает умы масс людей и отвращает их от покорности Божиему Провидению”[98].

Бернард Кэпп привел много примеров делавшихся в XVI и XVII вв. попыток примирить астрологию с христианством, особенно с милленаризмом[99]. Майлс Кавердейл, чей перевод Библии на английский язык появился в 1535 г., в следующем году опубликовал “Духовный альманах”, который предлагал “теологическую астрономию”. Столетием позже архиепископ Лод отметил в своем дневнике астрологические данные; в проповеди, произнесенной в парламенте в 1628 г., он ссылался на совпадение Сатурна и Марса. Преподобный Джон Суон, сторонник Лода и автор трактата “Speculum Mundi” (1635), позднее публиковал альманахи и защищал астрологию[100]. Елизавета и оба ее преемника консультировались с астрологами. Королевские фавориты вроде елизаветинского графа Эссекса и первого герцога Бекингема имели своих собственных астрологов. Такие ответственные политики, как Дензил Холльз, Оливер Кромвель, Джон Ламберт, Бальстрод Уайтлок, лорд-казначей Клиффорд и Энтони Эшли-Купер верили или по крайней мере консультировались с астрологами. Президент Рейган мог бы снискать уважение интеллектуалов 350 лет назад.

Радикалы тоже признавали астрологию. Джерард Уинстэнли и Джон Уэбстер рекомендовали преподавать астрологию, а астрологическая медицина стала одним из множества занятий, к которым обратился Лоуренс Кларксон; он отметил интерес к этому делу и у Джорджа Фокса. После реставрации граф Кларендон цитировал астрологов в речи, обращенной к первому парламенту Карла II; этот веселый монарх, как говорили, брал с собой астролога в Ньюмаркет, чтобы угадывать победителей. Роберт Бойль и Джон Локк использовали астрологические расчеты для того, чтобы найти благоприятное время для посадки пионов. Общество астрологов существовало в Лондоне и устраивало ежегодные празднества до того, как появилось Королевское общество. Проповедь, подготовленная для празднества в августе 1651 г., содержала искусные ссылки на Писание, санкционировавшие астрологию. Библейские тексты, в которых явно выражено неодобрение астрологии, полагал проповедник, возникли потому, что они были неправильно переведены. Но что еще примечательнее, он заявлял, что Христос в лице своих святых сейчас находится на земле[101]. Было ли это его личнои верой или многие астрологи разделяли эту разрушительную точку зрения? Если так, то, учитывая их многочисленные милленарийские предсказания, можно связать их с защитниками диктатуры святых из людей Пятой Монархии, что поможет объяснить быстрый упадок интереса к астрологии в респектабельных кругах конца XVII в.[102]

Кэпп цитирует наиболее популярные тексты: Бытия 1.14 (“да будут светила на тверди небесной… для знамений, и времен, и дней, и годов”); Судей 5.20 (“с неба сражались, звезды с путей своих сражались с Сисарою”) и Иова 38.31,33 (“сможешь ли ты связать сладкое влияние Плеяд или разрешить узы Ориона?” “Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить господство его на земле?”). О Давиде говорили, что он был автором “астрологических гимнов”[103]. Рассказ о звезде, которая привела трех волхвов в Вифлеем, свидетельствовал о том, что они были “не кем иным, как просто астрологами”. Преподобный Джон Воукс цитировал слова Христа “в доме Отца моего обителей много”, возражая тем, кто отрицал существование домов, или обителей, зодиака[104]. Уильям Лилли, самый знаменитый из астрологов, опубликовал “Христианскую астрологию” в 1647 г. Она считалась классическим трудом на эту тему: Лилли заявлял, что его хорошо приняли в Оксфорде и Кембридже. Для Лилли астрология была “азбукой богословия”, необходимой для клерикального образования[105].

Медицина также обращалась к авторитету Библии. Когда Питер Чемберлен в 1630-х годах предложил упорядочить работу повивальных бабок (под его надзором), он изложил свои идеи под заголовком “Голос Рамы”, основываясь на текстах из книг Бытия (35.16-20), Иеремии (31.15) и Матфея (2.18)[106]. Целью трактата Джорджа Хэкуилла “Апология, или Защита власти и Провидения Божия в правлении миром сим” было показать, что, как это ни парадоксально, мир становится лучше, а не хуже. Больше всего разногласий у Хэкуилла было с защитниками превосходства классических Греции и Рима. Но ему пришлось столкнуться со многими проблемами, которые ставила Библия. В те дни существовали гиганты, а сейчас их нет; патриархи жили дольше, чем мы. Некоторые тексты надо было обсудить и объяснить. Всего Хэкуилл цитирует Библию около 500 раз, преимущественно Ветхий Завет[107].

Значительная часть “Истории мира” У. Рэли (1614) была написана в соответствии со схемой Моисеевой хронологии. И в самом деле, все античные историки принимали Библию за основу в своих трудах; в ход библейских событий должна была быть втиснута история Египта, Вавилона и Греции. Но Рэли использовал свой опыт навигатора и колонизатора для того, чтобы окинуть скептическим взором описания всемирного потопа и перемещений израильтян. Интерес Рэли к конструкции и вместимости ковчега можно легко объяснить, как и в случае с Джоном Уилкинсом. Более удивительным на первый взгляд представляется интерес Баниана к этому вопросу[108]. Но для серьезных читателей Библии было естественно задавать вопросы о том, как и почему произошли те события, о которых они читали; и в отрезок времени от Рэли до Баниана развернулась широкая дискуссия на библейские темы, особенно в период свободы 1640-х и 1650-х годов. В 1624 г. Ричард Иберн в трактате “Ясная тропа к плантациям” брал свои “доказательства и примеры… большей частью из Библии,… потому что в те времена это часто практиковалось”; широко заимствовал он и поучения, и прецеденты, начиная с “четкой заповеди Бога Адаму, что он должен ‘наполнять землю и возделывать ее’”[109]. Будущий архиепископ Джордж Эббот в 1605 г. опубликовал учебник географии, в котором отзывался весьма скептически по поводу рассказов путешественников по Южной Америке и другим землям о людях странного вида; но у него не было никаких сомнений в пребывании Ионы во чреве кита[110]. Другой архиепископ, Джеймс Ашер, в приложении к своей знаменитой книге по еврейской истории и хронологии опубликовал “Географическое и историческое рассуждение, касающееся так называемой Азии”. Трактат Джона Суэна “Speculum Mundi” признавал абсолютную истинность библейских рассказов о сотворении мира и о потопе.

“Теория земли” Томаса Бернета (латинское издание 1681 г., английский перевод 1689 г.), первый серьезный трактат по геологии на английском языке, все еще пытался разрешить проблему, как совместить физическую очевидность с Ноевым потопом. Работа Джона Рэя “Три физико-теологических рассуждения” доказывала, что потоп изменил либо состояние атмосферы, либо питание людей и таким образом сократил человеческие жизни по сравнению с сотнями лет, в течение которых жили патриархи[111].Само законодательство было готово учиться у Библии. Сэр Эдвард Кок цитировал Деяния (25.27), чтобы показать неразумность заключения человека в тюрьму без судебного разбирательства. Его изречение о том, что незаконно предсказывать дату конца света или даже объявлять, что он неминуем, подкреплялось только библейскими текстами[112]. Библия была моделью и для составителей законов: “Изложение конкретных дел или примеров является наиболее понятным способом обучения правовым правилам и основаниям закона, ибо так поступал сам всемогущий Бог, когда вручал Моисею свои юридические законы”[113]. Сэр Генри Финч, фанатичный адвокат-милленарий, думал, что законы Англии сохраняют в себе “сущность и справедливость, как бы костный мозг” Моисеева закона, и настаивал на таких реформах, которые привели бы английское законодательство в полное соответствие с законом Божиим. Это было бы дальнейшим удалением от “всеобщей порчи Божией религии, подпавшей под папистскую и антихристианскую тиранию”. В частности, это означало передачу многих преступлений против морали из юрисдикции церкви в ведение общего права[114]. Несмотря на усилия пуританских реформаторов в 1640-х и 1650-х годах, английское законодательство никогда не было приведено в полное соответствие с Библией: юристы обладали достаточной властью, чтобы помешать этому. Но в Новом Свете пасторы были сильнее юристов. В Род Айленде был введен институт судей в стиле ветхозаветных, и Джон Коттон выступал (безуспешно) за организацию правительственной структуры, основанной на Ветхом Завете.Те, кто писал о сельском хозяйстве и садоводстве, вспоминали Адама; Ной был первым производителем вин, первым виноградарем. Ученые стремились объединить классическую и библейскую хронологию, классические и библейские мифы. Девкалион был Ноем[115]. Ремесла, как оказалось весьма неожиданно, были изобретены потомками Каина. Песнь Дю Барта “Божественные недели и труды” в переводе Сильвестера посвящена Каину, и его потомки названы “ремесленниками”[116]. В написанной Маргарет Ходжен “Антропологии в XVI и XVII вв.” Библия занимает господствующее положение[117]. Люди искали исчезнувшие колена Израиля в Центральной Азии, в Африке и Америке; африканцы считались потомками Хама, по справедливости наказуемыми рабством. Бывший роялист капитан Маттиас Придоу, который умер в 1646 г., оставив после себя записки, полные весьма скептических вопросов, спрашивал, не заселили ли десять колен Израиля “Татарию и Вест-Индию?”[118] Уорнер в “Англии Альбиона” (1602), Кемден и многие другие считали, что британцы происходили от Адама через Ноя, Иафета (отца язычников) и троянцев[119]. Лингвисты начинали с Вавилонской башни и спорили о том, был ли иврит единственным языком, на котором говорили до разрушения Вавилона. Ричард Верстеган думал, что Адам и Ева говорили на нижнеголландском[120]. Стонхендж тоже как-то приноравливался к библейской хронологии.Памфлеты Милтона против развода (1642-3) опирались на тексты из Ветхого и Нового Заветов. Его трактат “О христианском учении” был summa theologica, основанной исключительно на анализе, толковании и сопоставлении более 8 ООО библейских текстов. Споры о положении женщины, не только для Милтона, начинались с греха Евы и поддерживались многими библейскими высказываниями и историями, которые подчеркивали низшее положение женщины[121]. Рантеры Абизер Коппе и Лоуренс Кларксон оправдывали свою распущенность в сексуальной сфере библейскими текстами, а также прямыми указаниями Бога[122].Ричард Хукер рассудительно заключал, что не существует ни “истинной философии, ни искусства счеста. ни подлинной науки, которые не содержались бы в Библии”[123]. Сэмюэль Хайрон в “Достоинстве Писания” (1607) заявлял, что оно учило власти управлять, церковнослужителей наставлять, а глав семейств исполнять свои обязанности. Оно давало хозяину дома “указания о его внешнем виде, речи, питании, круге общения, досуге, труде, покупках и продажах, да, и даже о его сне и о том, что приходит на ум непроизвольно”. Римская церковь совершенно неправильно полагает, что ее традиции могут добавить что-нибудь полезное[124].В проповеди по случаю поста 27 сентября 1643 г. Энтони Берджес убеждал палату общин, что “всякий резон, отделенный от Слова Божия, порочен и идет от плоти”[125]. Некоторые пуритане могли принять только те религиозные церемонии и действия, которые конкретно упомянуты в Библии, потому что “незаконно и греховно делать что-либо, повинуясь любому иному закону”. Хукер цитировал это как ошибку, как “ловушку и мучение для слабой совести”. Для нормальных христиан нестерпимо “разыскивать на каждое действие в повседневной жизни какое-нибудь предложение, ясно и непререкаемо указывающее нам, что делать”. В каких-то делах, заключал он, мы должны полагаться на силу авторитета[126]. Чиллингуорс, другой конформистангликанин, доказывал, что Библия является единственным авторитетом в религии, но каждый человек должен быть свободен толковать ее так, как диктует его разум[127]. Это открывало действительно очень широкую дверь, через которую пройдут рантеры и другие, включая Милтона.Не случайно королева Елизавета в своей первой процессии по Лондону в 1558 г., как говорили, прижимала к груди английскую Библию, которую ей преподнес лорд-мэр; и не случайно также, что эта сцена была воспроизведена в финале пьесы Томаса Хейвуда “Если вы не знаете меня, вы никого не знаете, или Тревоги королевы Елизаветы” (1605), а также в первой сцене пьесы Деккера “Вавилонская блудница”[128]. Ровно столетием позже Карл II, столь же неожиданно восшедший на английский трон, не преминул сказать мэру Дувра, что он более всего на свете ценит Библию, которая только что была ему преподнесена. Когда лондонские священнослужители сделали ему такой же подарок, король сказал, что он сделает Библию правилом как своей жизни, так и правления[129]. Это была неправда, но политически разумная. Бальстрод Уайтлок, кромвелевский посол в Швеции, преподнес королеве Кристине экземпляр английской Библии, так как “единственное, чего вам недостает, это изучение главной Книги, которую я осмелился представить вашему величеству на английском языке”[130]. Даже в 1689 г., в Акте о терпимости, парламент предписал, чтобы сектанты произносили клятву, в которой признавали бы, что “Священные Писания Ветхого и Нового Заветов были даны путем божественного откровения”.