Тексты Библии было бы неправомерно рассматривать как публицистические. Однако несомненно, что их содержание послужило основой для зарождения религиозной публицистики. Кроме того, Библия несет в себе публицистические элементы в синкретическом виде, в единстве с другими (этническими, историческими, философскими, художественными, политическими) элементами. Подобный синкретизм очень характерен для древней литературы и культуры вообще[11].

То влияние, которое ветхозаветные тексты окажут на формирование христианской публицистики, объясняется прежде всего их вероучительным значением для традиционного (православного, католического) христианства.

Вопервых, ветхозаветные тексты в христианстве рассматриваются как исторические, повествующие о сотворении мира, о возникновении, расцвете и упадке древней израильскоиудейской цивилизации. Вовторых, они несут профетическую (пророческую) нагрузку, так как содержат предсказания о пришествии Мессии (Христа). Втретьих, книги Ветхого Завета во многих случаях регламентируют жизнь христианина как в бытовых, так и в духовных, моральнонравственных аспектах[12]. Ветхозаветные книги имели для древнеиудейского общества идеологическое значение: призыв к отходу от политеизма и языческих обычаев, к почитанию единого и единственного Бога.

Первые пять книг Ветхого Завета – так называемое Пятикнижие Моисея, или Тора (Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие) – для христианства стали законополагающими. Они не только рассказывают о сотворении и первоистории мира, о возникновении израильского народа. Главное их содержание – установление завета Бога с человеком, подготовка последнего к следующей – новозаветной – ступени богообщения. Христианство берет из Пятикнижия огромное количество идей. Это представление о человеке как об образе и подобии Бога, царе природы: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт. 1, 26). Это и центральная христианская идея грехопадения человека и первородного греха (Быт. 3). В книге Исход дается Декалог, фундаментальные десять заповедей (Исх. 20, 2–17), которые создадут почву для появления публицистических выступлений, связанных с их выполнением или невыполнением. Книга Левит выдвигает требования чистоты и святости в богослужении, задает высокий нравственный уровень священства: «Они [священники] должны быть святы Богу своему и не должны бесчестить имени Бога своего» (Лев. 21, 6). Именно отсюда берет начало борьба за духовный уровень христианского священства, отличавшаяся во все времена необычайным публицистическим накалом (тут можно вспомнить и возвышенное «О священстве» Иоанна Златоуста, и едкие памфлеты Мартина Лютера, и наставления современного нам митрополита Иоанна (Снычева); в каждой эпохе и каждой стране есть такие примеры). Кроме того, в Пятикнижии устанавливаются этические и бытовые законы, многие из которых перешли затем в христианство и в течение всей его истории определяли нравственное, практическое (социальное) наполнение религии. Например: «Если найдешь вола врага твоего или осла его заблудившегося, приведи его к нему» (Исх. 23, 4); «Никто ни к какой родственнице по плоти не должен приближаться с тем, чтобы открыть наготу» (Лев. 18, 6); «Не должен находиться у тебя... прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятелъ, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это» (Втор. 18, 10–12). Как видим, многие постулаты христианства имеют свои корни уже в ветхозаветном Пятикнижии. Книги Бытия и Исход к тому же дали множество ярких публицистических образов, вышедших из христианской среды и продолживших свою жизнь в нерелигиозном дискурсе. Это слова, ставшие образамиконцентратами (по терминологии М.И. Стюфляевой[13]) или даже фразеологизмами: Адам и Ева, Содом и Гоморра, Ноев ковчег, Вавилонское столпотворение, земля обетованная, манна небесная, казни египетские, всемирный потоп, козел отпущения и др. Их эволюция достаточно ярко прослеживается: из текстапервоисточника – через христианскую устную и письменную традицию – в общеязыковой словарный запас. Следует учесть и тот факт, что фразеологизмы – неотъемлемая составляющая экспрессивной компоненты публицистического языка[14]; они уже сами по себе делают текст живым, динамичным, публицистичным.