Стих 27 — 28. И приемь чашу и хвалу воздав, даде им, глаголя: пийте от нея вси: сия бо есть Кровь Моя, новаго завета…, т. е. нового законодательства. Кровь прообразовательного агнца принадлежала ветхому завету, а кровь истинного Агнца принадлежит новому. Или: сказал это ради крови, упоминаемой в ветхом завете. В книге Исход (24, 6–8) говорится, что Моисей, заклав тельцов, влил половину крови в чашу и, взяв книгу завета, прочитал вслух народу, и сказали они: вся, елика глагола Господь, сотворим и послушаем. Взяв кровь, Моисей окропил народ и сказал: се, кровь завета, егоже завеща Господь к вам о всех словесех сих. Кровь эта была печатью завета, свидетельством и ручательством союза с народом.

Стих 28. Яже за многия изливаема… Та кровь изливалась за одних только евреев, а эта — за всех людей. Многими называет здесь всех, потому что все — тоже многие. Или сказал: за многия по сравнению с еврейским народом, так как многочисленнее его те, которые освобождаются от всего и спасаются, ради которых умер Иисус Христос.

Стих 28. Во оставление грехов. Та кровь изливалась за спасение одних только первенцев, а эта — за отпущение грехов всех людей. Смотри, насколько новые таинства больше ветхих. И весьма кстати употребил здесь название завета, так как приближалась уже смерть, а завещания составляют умирающие. Как ветхий завет имел жертвы и кровь, так и новый имеет Тело и Кровь Господа. И не сказал: это символы Моего тела и Моей крови, но сие есть Тело Мое и сия есть Кровь Моя. Итак, нужно смотреть не на естество приносимаго, но на силу его. Как воспринятую плоть Иисус Христос непостижимо для нас обоготворил, так невидимо пресуществляет и это в Самое Животворящее Свое Тело и в Самую Честную Кровь Свою. Хлеб и тело, вино и кровь имеют некоторое сходство между собою. Хлеб и тело имеют в себе земные свойства, а вино и кровь согревают. Как хлеб укрепляет, так и Тело Христово делает это и даже более: освящает и тело, и душу; и как вино веселит, так и Кровь Христова делает это и даже более: делается защитой. Так как все мы, верующие, причащаемся одного Тела и Крови, то чрез самое причащение этих Тайн все мы составляем одно, — все мы во Христе и Христос во всех нас: Ядый Мою Плоть, — сказано, — и пияй Мою Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин. 6. 57). Слово соединилось с плотью чрез восприятие, и плоть эта опять соединяется с нами чрез причащение. Упомянув о крови и завете, опять поставил на вид Свою смерть, чтобы вследствие частого напоминания ученики легче перенесли ее. Если и при таком частом напоминании они смутились, однако, во время самого страдания, то чего только они не испытали бы, если бы ничего заранее не знали. Лука (22, 19) говорит, что Иисус Христос также сказал: сие творите в Мое воспоминание, —  это новое таинство, а не то, ветхое. То, ветхое жертвоприношение совершалось в воспоминание избавления еврейских первенцев в Египте и освобождения евреев, а это — в воспоминание Господа. Чрез это таинство мы воспоминаем, что Он предал за нас Свое тело на смерть и излил Свою кровь, и таким образом постоянно возобновляем это в своей памяти. Смотри, как Он обращает учеников от ветхого жертвоприношения к новому. Какая польза от прообразов для тех, которые имеют уже самый первообраз? Златоуст говорит, что Иисус Христос тогда первым принял это таинство, чтобы ученики не смутились тем, что им повелевалось принять тело и кровь; и доказательством этого служат слова Его:

Стих 29. Глаголю же вам, яко не имам пити отныне от сего плода лознаго, до дне того, егда е пию с вами ново во Царствии Отца Моего. Если Спаситель принял участие в чаше, то, конечно, Он участвовал и в хлебе. Тем днем называет время после Воскресения, когда Он ел и пил с учениками; поэтому и апостолы, доказывая Его Воскресение, говорили: иже с Ним ядохом и пихом (Деян. 10, 41). Ново, т. е. новым, необыкновенным образом. Хотя Иисус Христос имел бессмертное тело и более не нуждался в пище и питии, однако ел и пил не по нужде, а для удостоверения, что Он — не призрак. Царством называет данную Ему, как человеку, власть после Воскресения: дадеся Ми, говорит, — всяка власть на небеси и на земли (Мф. 28, 18). Отца Моего, т. е. которое дано Мне Отцом Моим. Сказал это и потому еще, что все Свое Он относит к Отцу. Марк (14, 25) написал подобным же образом: егда е пию ново во Царствии Божии, а Лука (22, 18): дондеже Царствие Божие приидет; оба они Царством называют вышеуказанную власть. Лука (22; 16) говорит также, что Иисус Христос сказал о законной Пасхе: не имам ясти от нея, дондеже скончаются во Царствии Божии, т. е. в Царстве будущего века. Тогда Он будет совершать Пасху более чистую и совершенную, закалая неизреченное слово Своего Божества и человечества, рассекая его мечом учения и сообщая его достойным посвящения в это таинство. И сколь великое наслаждение! Он учит, мы учимся и приобщаемся слова наравне с этими Его учениками, как говорит Григорий Богослов, который прекрасно философствовал об этой Пасхе. Но об этом пока довольно. Теперь нужно обратиться к словам Луки и, насколько возможно, согласить их. Он говорит, что Иисус Христос сначала взял чашу, благодарил и сказал: приимите сию и разделите себе (Лк. 22, 17); затем взял хлеб, благодарил и разделил, а также и чашу. Отсюда видно, что Лука говорит о двух чашах. Но на самом деле не так: сначала Иисус Христос взял чашу, благодарил и сказал: приимите сию и разделите себе; присоединив затем: не имам пити от плода лознаго, дондеже Царствие Божие приидет, страхом Своей смерти Он смутил учеников, и весьма вероятно, что вследствие происшедшего смущения и даже остановки, чаша была отставлена в сторону; а потом, спустя уже некоторое время, совершилось то, что рассказывается далее, именно предложение хлеба и чаши. Сказав о хлебе: что Иисус Христос, воздав хвалу, отдал его ученикам, и далее присоединив: такожде же и чашу (το ποτηριον), евангелист показал, что это та чаша, которую Он прежде брал. Не сказал прямо: такожде и чашу (ποτηριον), но το ποτηριον, указав присоединением члена на вышеупомянутую. Выражение: сия чаша Новый Завет Моею Кровию, хотя и затруднительно для объяснения, но нисколько не отличается от выражений Матфея и Марка. Те сказали: сия есть Кровь Моя новаго завета, т. е. которая дает новый завет, а Лука говорит: эта чаша есть Новый завет, который и ныне полагаю, повелевая вам поступать так; этот новый завет в крови Моей, подобно тому, как ветхий завет имел кровь неразумного животного. Равным образом и выражение: обаче се, рука предающаго Мя со Мною (есть) на трапезе(Лк. 22, 21), подобно выражениям: ядый со Мною и — омочивый со Мною в солило руку. Лука поставил это после разделения чаши и хлеба, а Матфей и Марк — прежде; откуда видно, что Иисус Христос сказал это дважды: прежде предложения Тайн, когда ели обмакивая в блюдо, и после, — когда опять было поставлено блюдо. Возбуждает большое недоумение также и то, что, по словам евангелиста Матфея, Иисус Христос еще до преподания Тайн весьма ясно указал на предателя, которому ответил: ты рекл еси. Между тем Иоанн (13, 23 и 26) пишет, что даже после разделения их, ученики этого не знали и недоумевали: так как и он сам, по знаку Петра, спросил Учителя и ему был дан признак, именно: обмокнутый кусок (Ин. 13, 23 и 26). Очевидно, что это случилось после, — потому что Иуда, приим хлеб, абие изыде. Так как другие толковники не обратили никакого внимания на настоящий вопрос, то мы выскажем, что только могли уразуметь после многих трудов. Прежде вкушения хлеба и чаши ученики все вообще спрашивали, и Иисус Христос дал им общий признак: омочивый со Мною и: ядый со Мною; все они уже обмокнули и еще обмакивали. Затем, когда предатель спрашивал особо, Он особо присоединил, сказав ты рекл еси. Первый признак дал менее понятный, а второй — более понятный. Но и второй по Своему человеколюбию не сделал совершенно понятным, чтобы Иуда, зная на основании общего и частного признака, что он не скрылся от Господа, раскаялся прежде, чем узнают об этом остальные ученики. Однако ни на основании первого признака, ни на основании второго ученики не могли понять, кто предатель? Выражение: ты рекл еси было загадочно, потому Иуда не сознался прямо: это я, а спросил: не я ли? Поэтому они молчали, чтобы не заслужить от Господа упрека в неразумении, как это они уже испытали в другое время. Иуда по второму признаку понял, что он узнан Господом; думая же, что он не открыт еще ученикам, так как они еще не понимали, притворялся, однако, непонимающим, надеясь на незлобие Учителя. После разделения Тайн Спаситель опять свидетельствовал, или засвидетельствовал о предательстве, — как написал Иоанн, — чтобы Иуда, испытавший такое долготерпение, еще не обличенный явно, не лишенный Тайн, но наравне с учениками участвовавший в них, облагоразумился и исправился. Ученики, не будучи в состоянии терпеть далее, сильно томились и озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит; но сами не смели спросить по вышеуказанной причине. Тогда Петр сделал знак Иоанну, который был особенно любим Учителем и возлежал в то время у груди Его. Иоанн, поворотившись и припав к груди Иисуса Христа, осторожно спросил Его на ухо. Спаситель, хотя знал, что Иуда остается неизлечимым, однако и тогда не открыл его всем, но и Сам ответил на ухо: той есть, емуже Аз омочив хлеб подам (Ин. 13, 26), и обмакнув кусок, подал. Приняв кусок и зная, что это служило знаком, как потому, что беседа Иисуса Христа с Иоанном была тайная, так и потому, что только ему одному был дан такой кусок, отличный от разделенного для всех хлеба, — после того как услышал: еже твориши, сотвори скоро(Ин. 13, 27), т. е. делай то, что задумываешь, потому что уже настало время, Иуда не перенес такого бесчестия, так как предполагал, что это уже известно всем; боясь же, чтобы ученики не растерзали его, он тотчас вышел и удалился к злоумышленникам. На самом же деле ученики в то время еще не понимали значения этого куска, так как Иисус Христос говорил тайно к одному Иоанну, и самых слов Его к Иуде они не поняли, к чему это Он сказал их. Так как у Иуды находился денежный ящик, то некоторые думали, что Иисус Христос говорит ему: купи, еже требуем на праздник, или чтобы он дал что-нибудь нищим. Все это рассказал один только Иоанн, как опущенное другими. Выражение: еже требуем на праздник у многих толковников возбуждало недоумение, потому что Иисус Христос с учениками уже праздновал Пасху, как выше было сказано. Отсюда видно, что некоторые из учеников знали цель, по которой Учитель праздновал Пасху раньше, а некоторые, не зная ее, думали, что Он будет праздновать еще и в пятницу. Или — под праздником нужно разуметь праздник Опресноков. Почему упомянуто, что Господь любил Иоанна, почему он возлежал у груди Его, — об этом будет сказано, если Бог позволит, в толковании Евангелия от Иоанна. Хотя Лука (22, 3) говорит, что сатана вошел в Иуду прежде, чем он говорил с первосвященниками и начальниками о том, как им предать Иисуса Христа, а Иоанн (13, 27) говорит, что после поданного ему куска, однако они не противоречат один другому. Сначала сатана искушал Иуду и испытывал его (звоном монеты, как испытывают годных к войне лошадей звоном колокольчика), а узнав, что он совершенно отлучен, как неизлечимый, дерзнул окончательно овладеть им. Притом, вошел не потому, что презирал Тайны Божественные, но потому, что видел в Иуде недостойного их причастника и отныне уже совершенно бесполезного.

Стих 30. И воспевше изыдоша в гору Елеонску. Прежде разделения Тайн воздал хвалу, а после разделения воспел, чтобы и мы делали то же, воздавая хвалу и прославляя Бога, удостоившего нас таких благ. Пошел на гору Елеонскую, чтобы не показалось, что Он скрывается, и чтобы из-за Него не было возмущения в городе. Гора Елеонская находилась за потоком Кедронским, по сказанию Иоанна (18, 1, 2), идеже бе вертоград, в оньже вниде Сам и ученицы Его. Знал, продолжает Иоанн, это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими. Известно, что Он часто проводил ночи вне города на горах как для того, чтобы ничто не препятствовало молиться, так и для того, чтобы сообщить ученикам тайное учение. Но прежде, чем пошел на гору, Он сказал многое, о чем повествуют отчасти Лука, отчасти же Иоанн.

Стих 31. Тогда глагола им Иисус: вси вы соблазнитеся о Мне в нощь сию: писано бо есть: поражу пастыря, и разыдутся овцы стада. Соблазнитесь, т. е. поколеблетесь в вере в Меня, или — рассеетесь. Изречение принадлежит пророку Захарии (13, 7). Сказано, что Отец поразил Сына, конечно в том смысле, что Он допустил, чтобы Сын был поражен, т. е. убит. Отсюда также видно, что Он будет убит по воле Отца согласно с Божественным Домостроительством.

Стих 32. По Воскресении же Моем варяю вы в Галилеи. Предсказав печальное, предрекает и ободрительное. Варяю, т. е. приду прежде вас в Галилею и там буду ожидать вас.

Стих 33. Отвещав же Петр рече Ему: аще и вси соблазнятся о Тебе, аз никогдаже соблажнюся. Когда должно было усиленно молиться и говорить: "Господи, помоги нам!" — он совершает троякое преступление: первое то, что он противоречил пророку и Иисусу Христу; второе, что предпочитал себя другим; третье, что полагался только на себя, а не на помощь Божию. Поэтому и допускается падение, чтобы он смирился и научился не слишком полагаться на себя, чтобы научились этому и другие. Что же касается слов, записанных Лукою (22, 31): Симоне, Симоне, се, сатана просит вас и т. д., то Спаситель сказал их в другое время, именно прежде, чем вышел на гору Елеонскую. Поэтому они имеют другую цель.Стих 34. Рече ему Иисус: аминь глаголю тебе, яко в сию нощь, прежде даже алектор возгласит, трикраты отвержешися Мене., прежде нежели окончит крики своего пения. При каждом своем пении петух обыкновенно не один раз кричит, потом успокаивается, а затем спустя несколько времени опять кричит. Это яснее выразил Марк (14, 30) говоря: ты днесь в нощь сию, прежде даже вторицею петель не возгласит, трикраты отвержешися Мене. Отвержением называет утверждение Петра, что он не знает Его, как говорит Лука (22, 34):не возгласит петель днесь, дондеже трикраты отвержешися Мене не ведети.Стих. 35. Глагола Ему Петр: аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся Тебе… Чем больше Иисус Христос утверждает, тем сильнее противится Ему Петр. В нем была большая самоуверенность; поэтому он и испытывает сильное крушение, оставленный без помощи Божией и изобличенный в слабости. Посмотри, каким смиренным он стал после этого. Когда после Воскресения он спросил об Иоанне: Господи, сей же что? (Ин. 21, 21) и Господь удержал его, он тотчас замолчал. Услышав пред Вознесением: несть ваше разумети времена и лета (Деян. 1, 7), он равным образом молчал. После этого услышав относительно плащаницы: яже Бог очистил есть, ты не скверни (Деян. 10,15), хотя и не ясно понимал сказанное, однако не осмелился противоречить. Все это произвел в нем случай отречения. Прежде этого Петр выставлял на вид всю свою веру, говоря: аз никогдаже соблажнюся(Мф. 26, 33) и: не отвергуся Тебе (ст. 35), между тем как должен был бы прибавить: если Ты мне поможешь, — а после он открыто говорил об исцелении хромого: на ны что взираете, яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити (Деян. 3; 12)? Отсюда мы имеем сильное доказательство того, что и готовность со стороны человека ничего не сделает без соизволения Божия, и соизволение Божие не приносит пользы без готовности со стороны человека. Примерами того и другого служат Петр и Иуда. Не должно поэтому быть небрежными, предоставляя все Богу, ни думать, что своим усердием мы делаем все. Сам Бог не делает всего, чтобы мы не пребывали в лености, но не предоставляет и нам всего, чтобы мы не возгордились; в том и другом случае Он отнимает вредное и оставляет нам только полезное. Допустил падение первоверховного апостола не только по указанным причинам, но и для того, чтобы он больше возлюбил, потому что, кому больше отпустится, тот больше и возлюбит. Будем же и мы всегда повиноваться Богу и не будем противиться, если даже покажется, что слова Его не согласуются с нашими мыслями и взглядами. Слово Его должно быть важнее наших понятий и взглядов. Так мы должны поступать и относительно страшных Тайн, не на предлежащее только взирая, но вполне доверяя словам Господа. Так как Он говорит: сие есть Тело Мое, и сия есть Кровь Моя, то мы будем повиноваться и верить этому, потому что и в Крещении вода видима, но невидим дар возрождения. Так как душа наша соединена с телом, то поэтому Бог сообщил нам духовное в чувственном.Стих 35. Такожде и вси ученицы реша, подражая, конечно, Петру.Стих 36. Тогда прииде с ними Иисус в весь, нарицаемую Гефсимания, и глагола учеником: седите ту, дондеже шед помолюся тамо. Уходит для молитвы один, показывая, что следует наедине молиться тому, кто желает горячо помолиться. Молился, как человек, научая людей во время напасти молиться, обращать свои мысли к Богу и усерднее просить помощи.Стих 37. И поемь Петра и оба сына Зеведеова, начат скорбети и тужити. Взял их не для молитвы, но прежде молитвы отделил их от других учеников, чтобы только им показать Свою скорбь. Марк (14, 33) говорит, что Спаситель начал ужасаться, т. е. бояться. Он допустил природе человеческой испытать то, что ей свойственно. Тужити здесь значит унывать. Обнаруживает скорбь и уныние, чтобы показать, что Он есть как совершенный Бог, так и совершенный человек; а человеческой природе свойственно испытывать скорбь при смерти, и особенно насильственной, и даже бояться ее. Одним только им показывает это потому, что они одни видели Его Божественную славу во время Преображения и потому скорее других могли не смутиться и не отпасть.Стих 38. Тогда глагола им Иисус: прискорбна есть душа Моя до смерти: пождите зде и бдите со Мною. Еще яснее показал слабость природы, как человек. До смерти, т. е. как будто во время смерти. Повелевает им бодрствовать с Собою как бы ради подкрепления, как обыкновенно в несчастьи. Потом даже их оставляет там и Сам один уходит на молитву.