Кто‑нибудь истолкует так и [слова]: <Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры» (Мф. 23, 13) - как сказанные всякому, не знающему ничего, кроме буквы.

Здесь ты спросишь, таков ли, как книжник закона, и книжник евангельский, и так ли, как тот, кто читает и слушает закон, и говорит, «что есть иносказание» (Гал. 4, 24), и [он толкует] Евангелие, то есть, сохраняя буквальный смысл, соответствующий событиям (τηρουμένης της κατά τά γενόμενα ιστορίας), знает, как непогрешимо взойти к духовному [смыслу] (είδέναι… την έπΐ τά πνευματικά απταιστον άναγωγήν), чтобы [усвоенные им] познания были не «духами злобы» (Еф. 6, 12), но противоположными духам злобы духами добра. Научается же Царству Небесному книжник (ср. Мф. 13, 52), согласно более простому [смыслу], когда кто‑либо из иудаизма принимает церковное учение Иисуса Христа, а согласно более глубокому [смыслу], когда кто‑либо, усвоив первоосновы (είσαγωγάς) при помощи буквы Писаний, восходит к духовным [вещам], называемым Царством Небесным. Постичь же Царство Небесное можно, столкнувшись с любой мыслью [Писания], постигнув ее возвышенным образом, сопоставив [с другими] и обосновав, так чтобы тот, кто в изобилии обладает неложным знанием, оказался в Царстве множества таким образом объясненных Небес. Вот так, в переносном смысле, ты поймешь (τροπολογήσεις) и [слова]: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4, 17) — [как призыв к тому], чтобы книжники, то есть успокоившиеся на голой букве, раскаявшись в таком истолковании, научились [переданному] через Иисуса Христа, Слово Живое (του έμψύχου λόγου)[366], духовному учению, которое называется Царством Небесным. Потому‑то в той степени, в какой Иисус Христос, Слово Божие, [бывшее] «в начале у Бога» (Ин. 1, 2), не обитает в душе, нет в ней Царства Небесного; когда же кто‑либо становится близок к тому, чтобы вместить Слово, к нему приближается Царство Небесное.

Если же Царство Небесное и Царство Божие — одно и то же по сущности (ύποστάσει), хотя и не по названию (έπινοία), ясно, что кому говорится: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21), — тем могло бы быть сказано и: «Царствие Небесное внутрь вас есть», — и прежде всего ввиду обращения от буквы к духу, потому что когда кто‑либо обращается к Господу, снимается покрывало на букве, Господь же есть Дух (ср. 2 Кор. 3, 16–17). Истинный же хозяин дома (ср. Мф. 13, 52) и свободен, и богат: благодаря тому, что, [начав] с понимания буквы (άπο γραμματείας), он научился Царству Небесному, он богат «всяким словом» из Ветхого Завета и «всяким знанием» (1 Кор. 1, 5) о новом учении Иисуса Христа, и это богатство, отложенное в его сокровищнице, куда он собирает сокровище, как научившийся Царству Небесному (ср. Мф. 13, 52), он хранит «на небе, где ни моль <…> не истребляет, ни воры не подкапывают» (Мф. 6, 20). Причем, относительно того, кто, как мы объяснили, собирает сокровище на небесах, поистине можно утверждать, что ни одна моль страстей (σής των παθων) не может притронуться к его духовному и небесному достоянию. Про моль же страстей я сказал, основываясь на Притчах, в которых написано: «Как <моль в одежде> и червь в дереве, так печаль вредит сердцу человека» (Притч. 25, 20). Ибо червь и моль — это печаль, вредящая сердцу, чьи сокровища — не на небесах и не в духовных [вещах]; ведь если кто там собирает сокровище, то и сердце его на небе, — ибо «где сокровище <…> там <…> и сердце» (Мф. 6, 21), — и он говорит о нем: «Если ополчится на меня полк, не убоится сердце мое» (Пс. 26, 3). Так и воры, о которых

Спаситель сказал, что «все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники» (Ин. 10, 8), не могут раскопать сокровища, хранящиеся на небесах, и сердце, которое находится при них, и по этой причине говорит: «воскресил и посадил нас на небесах во Христе» (Еф. 2, 6) и «наше же жительство — на небесах» (Флп. 3, 20).

15. Поскольку же «всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину дома, который выносит из сокровищницы своей новое и старое» (Мф. 13, 52), ясно, что, согласно так называемому обращению посылки (της προτάσεως άντιστροφήν)[367], всякий, кто не выносит из сокровищницы своей новое и старое, не является и книжником, наученным Царству Небесному. Поэтому надо всячески стараться собрать в нашем сердце, занимаясь чтением, наставлением, учением (ср. 1 Тим. 4, 13) и размышляя о законе Господа день и ночь (ср. Пс. 1, 2), не только новые изречения Евангелий, апостолов и их Откровения, но и старые [изречения] закона, имеющего тень будущих благ (ср. Евр. 10, 1), и пророков, пророчествовавших в соответствии с ними. Собраны же они будут, когда мы и прочтем [их], и узнаем (ср. 2 Кор. 3, 2), и, запомнив их, уместным образом сопоставим «духовное с духовным» (1 Кор. 2, 13), сопоставляя друг с другом не несравнимое, но сравнимое и имеющее некое подобие в выражении, обозначающем одинаковость и мыслей, и учений (λέξεως τούτον σημαινούσης καί νοημάτων καί δογμάτων), чтобы из уст двух или трех, а то и бoльшего числа свидетелей из Писания установить и подтвердить всякое слово Бога (ср. 2 Кор. 13, 1). И при их помощи следует посрамить (δυσωπητέον) тех, кто, насколько это в их власти, разделяет Божество и отделяет новое от старого[368], как тех, кто оказывается далек от подобия с хозяином дома, выносящим из своей сокровищницы новое и старое (ср. Мф. 13, 52).

Поскольку же тот, кто уподобляется кому‑либо, отличен от того, кому он уподобляется, то «книжник, наученный Царству Небесному», будет тем, кто уподобляется, и от него отличается хозяин дома, «который выносит из сокровищницы своей новое и старое» (Мф. 13, 52). Тот же, кто уподобляется ему, как подражающий ему хочет делать [нечто] схожее. В таком случае, возможно, хозяин дома — это сам Иисус, выносящий из своей сокровищницы в пригодное для обучения время как новое, [т. е.] духовные [вещи], постоянно обновляемые Им во внутреннем человеке праведников, [также] постоянно обновляемом со дня на день (ср. 2 Кор. 4, 16), так и старое, начертанное буквами на камнях (ср. 2 Кор. 3, 7) и на каменных сердцах (ср. Иез. 11, 19) ветхого человека (ср. Еф. 4, 22), чтобы сравнением буквы и явлением духа обогатить книжника, наученного Царству Небесному (ср. Мф. 13, 52), и сделать его подобным Себе, пока ученик не будет как учитель (ср. Мф. 10, 25), подражая сперва подражателю Христа, а после этого и Самому Христу, согласно сказанному Павлом: «Будьте подражателями мне, как я Христу» (1 Кор. 11, 1). А в более простом [смысле] Иисус, хозяин дома, может выносить из Своей сокровищницы новое, [т. е.] евангельское учение, и старое — сопоставление взятых из закона и пророков изречений, примеры которых можно найти в Евангелиях. Об этих новых и старых [вещах] надо выслушать и духовный закон, говорящий в Левите: «И будете есть ветхое и ветхое ветхих (παλαιά παλαιών), и выбросите ветхое от лица нового, и поставлю жилище[369] Мое среди вас» (Лев. 26, 10–11). Ибо мы едим в благословении (έν εύλογία)[370] ветхое, [т. е.] пророческие слова, и ветхое ветхих, [т. е. слова] закона, а по приходе нового евангельского [учения], живя согласно Евангелию, мы выбрасываем ветхое, [т. е.] букву [Писания], от лица нового, и Он ставит жилище Свое среди нас, исполняя данное Им обещание: «Вселюсь и буду ходить среди них» (2 Кор. 6, 16; ср. Лев. 26, 12).

16. «И, когда окончил Иисус притчи сии, пошел оттуда. И, придя в отечество Свое» [и т. д.] (Мф. 13, 53–58).

Поскольку выше мы исследовали, не было ли сказанное народу притчами, а ученикам — уподоблениями[371], и изложили относящиеся к этому замечания, на мой взгляд, заслуживающие внимания, следует знать, что всем им, как кажется, противоречит то, что не только о притчах, но и о том, что мы истолковали как уподобления, в конце сказано: «И, когда окончил Иисус притчи сии, пошел оттуда» (Мф. 13, 53). Поэтому поставим вопрос, следует ли отвергнуть все это[372], или сказать, что есть два рода притч, такие, что говорятся народу, и такие, что возвещаются ученикам, или термин «притча» следует считать двусмысленным (όμώνυμον), или [слова] «И, когда окончил Иисус притчи сии» следует отнести только к предыдущим притчам, которые были до уподоблений. Ибо ввиду [слов]: «Вам дано знать тайны Царствия Небесного[373], а прочим в притчах» (Лк. 8, 10; ср. Мк. 4, 11), — нельзя сказать, что Спаситель говорил в этих притчах с учениками, так как они не принадлежат к числу внешних (ср. Мк. 4, 11). А из этого следует, что либо [слова] «И, когда окончил Иисус притчи сии, пошел оттуда» относятся к притчам, сказанным выше, либо слово «притча» является двусмысленным, либо есть два рода притч, либо то, что мы назвали уподоблениями, — вообще не притчи.И обрати внимание, что притчи, окончив которые Он пошел оттуда, Он говорит вне Своего отечества, и, придя в отечество Свое, учил их в синагоге их (ср. Мф. 13, 53–54). И Марк говорит: «И пришел[374] в Свое отечество; за Ним следуют ученики Его» (Мк. 6, 1). Поэтому, что касается этого высказывания, следует спросить, называет ли он Его отечеством Назарет или Вифлеем: Назарет — из- за [слов] «Назореем наречется» (Мф. 2, 23), Вифлеем же — потому что Он в нем родился (см. Мф. 2, 1). Еще я задаюсь вопросом (έφίστημι): может, евангелисты, хотя и могли сказать «придя в Вифлеем» или «придя в Назарет», все же не сделали этого, но употребили слово «отечество», так как в этом месте, касающемся Его отечества, которым <является> вся Иудея, где Его не почитали согласно [словам]: «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем» (Мф. 13, 57), — выражен некий таинственный смысл (τι μυστικώς… δηλούμενον). И если кто‑либо примет во внимание, что Иисус Христос — соблазн для Иудеев (ср. 1 Кор. 1, 23), у которых Он гоним и поныне, а среди язычников Он проповедан и принят верою (ср. 1 Тим. 3, 16), ибо слово Его распространилось (ср. 2 Фес. 3, 1) по всей земле (ср. Рим. 10, 18), — то он увидит, что Иисус не имел чести в Своем отечестве, но почитается у чуждых заветам (ср. Еф. 2, 12) язычников. Что же Он говорил, уча в синагоге их, евангелисты не записали, но [сообщили], что это было столь велико и значительно, что все изумлялись (ср. Мф. 13, 54); и, возможно, что сказанное было слишком возвышенным, чтобы это записывать (ύπέρ γραφήν). Впрочем, Он учил в синагоге их, не отделяясь от нее и не отвергая ее.17. [Слова] же: «Откуда у Него такая премудрость?» (Мф. 13, 54) - ясно показывают великую и исключительную премудрость слов Иисуса, достойную [того, чтобы сказать]: «Ивот, здесь больше Соломона» (Мф. 12, 42). Ведь и чудеса (δυνάμεις) Он творил более великие, чем Илия, Елисей, а еще раньше — Моисей и Иисус Навин. Удивленные же [слушатели], которые не знали, что Он — сын Девы, и не поверили бы [в это], даже если бы им сказали, но полагали, что Он — [сын] Иосифа плотника, говорили: «Не плотников ли Он сын?» (Мф. 13, 55). И выказывая презрение ко всем, кто казался Его ближайшей родней, они говорили: «Не Его ли Мать называется Мария, и братья Его — Иаков и Иосиф, и Симон, и Иуда? И сестры Его не все ли между нами?» (Мф. 13, 55–56). Итак, они думали, что Он — сын Иосифа и Марии. Что касается братьев Иисуса, то некоторые, основываясь на предании из Евангелия, озаглавленного «от Петра», или из Книги Иакова[375], говорят, что это сыновья Иосифа от первой жены, жившей с ним до Марии[376]. Те, кто так говорит, хотят до конца сохранить девственное достоинство Марии, чтобы не [получилось, будто] это тело, избранное, чтобы служить Слову, сказавшему: «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя» (Лк. 1, 35), познало мужское ложе после того, как в нее снизошел Дух Святый и сила, осенившая ее с высоты[377]. И, думаю, есть смысл [в утверждении, что] Иисус — начаток (άπαρχήν) чистоты и целомудрия у мужчин, Мария же — у женщин. Ибо нечестиво приписывать начаток девственности другой, а не Ей.Иаков же — это тот, которого по его словам видел Павел, сказавший в Послании к Галатам: «Другого же из Апостолов я не видел [никого], кроме Иакова, брата Господня» (Гал. 1, 19). Этот Иаков настолько славился праведностью в народе, что Иосиф Флавий, написавший «Иудейские древности» в двадцати книгах, желая привести причину, по которой народ претерпел столь великие [бедствия], так что даже храм был разрушен, сказал, что это произошло с ними по причине гнева Божиего из‑за того, на что они дерзнули против Иакова, брата Иисуса, называемого Христом. И удивительно (ср. Ин. 9, 30), что, не допуская, что наш Иисус есть Христос, он тем не менее засвидетельствовал столь великую праведность у Иакова. По его словам, и народ полагал, что претерпел такое из‑за Иакова[378]. А Иуда написал послание[379], которое, хотя и состоит из немногих стихов, полно слов, сильных небесной благодатью; в предисловии он сказал: «Иуда, раб Иисуса Христа, брат Иакова» (Иуд. 1, 1). Об Иосифе же и Симоне мы ничего не разузнали.[Слова] же «И сестры Его не все ли между нами?» (Мф. 13, 56), как мне кажется, означают примерно следующее: они мыслят, как мы, а не как Иисус, и нет в них ничего необычного, [что свойственно] исключительной мудрости (τά ήμέτερα φρονουσιν ού τά του Ίησοΰ, καΐ ούδεν ξένον εχουσιν έξαιρέτου συνέσεως), как у Иисуса. А, возможно, этими [словами] выражается такое сомнение: что если Иисус не человек, а нечто более божественное, [ведь] будучи сыном, как они полагали, Иосифа и Марии, братом же четырех [человек] <мужского пола>, а также (ούδεν δ' ήττον)[380] других — женского, Он совершенно не похож на кого‑либо из Своего рода и достиг столь великой мудрости и силы не благодаря воспитанию и обучению. Ведь и в другом месте они говорят: «Как Он знает Писания, не учившись?» (Ин. 7, 15). Этому близко и сказанное здесь. Впрочем, те, кто говорили подобное и до такой степени сомневались и изумлялись, все же не поверили, но «соблазнились о Нем» (Мф. 13, 57), как если бы глаза их разума были удержаны (ср. Лк. 24, 16) силами, над которыми Он должен был восторжествовать (ср. Кол. 2, 15) в час Своего страдания на кресте[381].18. «Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем» (Мф. 13, 57).Следует спросить, имеет ли это высказывание один и тот же смысл в применении ко всякому пророку вообще, то есть что каждый из пророков лишен чести только в своем отечестве, — ведь не всякий [человек], лишенный чести, лишен ее в отечестве, — или это сказано об одном [пророке], поскольку говорится в единственном числе. Итак, если это сказано об одном, то изложенного [выше] достаточно, если мы относим написанное здесь к Спасителю. Если же это [сказано обо всех пророках] вообще, то с точки зрения истории (άπο μεν της ιστορίας) это не соответствует истине, — ведь не был лишен чести ни Илия в Фесвах Галаадских (см. 3 Цар. 17, 1), ни Елисей в Авел–Мехоле (см. 3 Цар. 19, 16), ни Самуил в Рама- фаиме (см. 1 Цар. 1, 1), ни Иеремия в Анафофе (см. Иер. 1, 1), — а в переносном смысле (τροπολογούμενον) это совершенно истинно. Ибо надо думать, что отечество их — это Иудея, сродники (ср. Мк. 6, 4) - этот [плотский] Израиль, дом же (ср. Мф. 13, 57), возможно, — тело. Ведь все они, еще будучи в теле, были лишены чести в Иудее у Израиля «по плоти» (1 Кор. 10, 18), как написано в Деяниях апостолов, где говорится в порицание народу: «Ибо кого из пророков не гнали отцы ваши? <Иубили> предвозвестивших пришествие Праведника» (Деян. 7, 52). Примерно то же сказано и у Павла в Первом [послании] к Фессалоникийцам: «Вы же, братия, сделались подражателями Церквам Божиим во Христе Иисусе, находящимся в Иудее, потому что и вы то же претерпели от своих единоплеменников, что и те от Иудеев, которые убили и <.> Иисуса, и пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся» (1 Фес. 2, 14–15). Итак, не бывает пророк без чести среди язычников: ведь они или вообще не знают его, или, узнав и приняв его как пророка, почитают. Таковы те [из них], кто принадлежит к Церкви. А лишены чести пророки бывают, во–первых, в буквальном смысле (κατά ίστορίαν), когда преследуются народом, а, во–вторых, когда их пророчество не находит веры у народа. Ведь если бы они [иудеи] верили Моисею и пророкам, то верили бы и Христу (ср. Ин. 5, 46), Который показал, что тем, кто верит Моисею и пророкам, следует верить Христу, а тем, кто не верит Христу, — не верить Моисею. Кроме того, как о грешнике говорится, что он преступлением закона бесчестит Бога (ср. Рим. 2, 23), так не верящий пророчествам бесчестит пророка неверием в то, о чем пророчествуется[382].