Творения

Эта беседа, какъ видно изъ ея вступленія, была произнесена Астеріемъ въ день празднованія памяти св. мучениковъ, священные останки которыхъ покоились въ загородномъ храме. Уже тогда существовалъ обычай, — по случаю большаго стеченія народа на духовное торжество, — пріурочивать къ церковному празднику торговую ярмарку. Это обстоятельство и подало поводъ нашему проповеднику выступить съ принципіальнымъ осужденіемъ страсти корыстолюбія, для развитія которой торговыя операціи, какъ известно, представляютъ весьма благопріятныя условія.

Мужи христіане и причастники небеснаго званія! (ср. Евр. 3:1) вы, народъ деревенскій, и все, которые, вышедши изъ городовъ, единодушно стеклись къ настоящему празднику (всехъ васъ вообще и имею въ виду въ проповеди)! каждый ли изъ васъ положилъ въ уме заботу, — созналъ ли и вникнулъ ли, для чего мы собрались? По какой причине почитаются мученики и сооруженіемъ прекрасныхъ храмовъ и ежегодными этими собраніями? и какую цель имея въ виду, отцы наши установили то, что видимъ мы теперь, и оставили прочный законъ (касательно этого) для потомковъ? He ясно ли и для немного напрягающаго мысль, что это завещано намъ ревностію о благочестіи; и торжественныя собранія собираются, какъ общія училища душъ, дабы, чтя мучениковъ, мы подражали ихъ мужественному подвигу за благочестіе, — дабы, подклонивъ ухо къ собирающимся (по этому поводу) учителямъ, мы научились чему–нибудь полезному, чего передъ темъ не понимали, — обоснованію ли догмата, разрешенію ли недоуменія въ Писаніи, или же какому–нибудь доводу, улучшающему состояніе нравовъ. А вы, мне кажется, оставивши попеченіе о добродетели и забывши ревность о душе, всю свою заботу обратили къ мусору мамоны и къ занятію торговыми делами: одни сами занимаясъ ценою, другіе — зевая на чужое и осведомляясь у соперниковъ по товарамъ, съ целію сбить другъ у друга цену. Но перенесите лучше это стараніе на Церковь: оставьте сребролюбіе торгашеское, неистовое. Отвергните его, какъ непристойную блудницу, которая улыбается толпе, щеголяетъ изысканными матеріями и цветами отъ продавца прикрасъ. Возлюбите ту (Церковь) божественную, целомудренную и благопристойно одетую, почтенно и не легкомысленно смотрящую. Ибо такъ и Соломонъ въ книге Притчей говоритъ: не оставляй ея, и она будетъ охранять тебя; люби ее, и она будетъ оберегать тебя (Прит. 4:6). He отнесись съ пренебреженіемъ и не сочти не стоющимъ вниманія того, что нами предлагается на этой трапезе потому, что это можно пріобресть тебе даромъ. Но темъ более возжелай этого, что мы не сидимъ подобно мелочнымъ торговцамъ съ безменомъ или весами: одной прибыли мы ищемъ — спасенія ученика.

Была прочитана намъ изъ Деяній речь Павла къ Фесту и Агриппе (Деян. 25:8 и след.; 26:2 и след.), Павла, вернаго апостола и мудраго оратора. Ты виделъ во всякомъ случае, слушатель, если обратилъ вниманіе, — какъ онъ и истину не выдаетъ изъ опасенія и, соединивши уваженіе къ Агриппе съ дерзновеніемъ, располагаетъ суровое судилище къ благосклонности, какъ бы зверей какихъ укрощая уменьемъ владеть словомъ. Пророчествовалъ сегодня и Захарія, пріоткрывая дверь великихъ для насъ тайнъ Единороднаго, — подъ образомъ камня, имеющаго семь взирающихъ очей (Зах. 3:9), и подъ образомъ золотаго светильника, на которомъ семь лампадъ и два ствола масличные (Зах. 4:2–3). Много и еще есть местъ въ Писаніи, имеющихъ богатое сокровище пользы, на которыхъ всехъ я остановился бы, и показалъ бы вамъ изобиліе (угощеній) духовнаго праздника. Но меня побуждаетъ къ уплате долга обещаніе предъидущаго дня. Ибо мы начали (вчера) многими обвиненіями порицать корыстолюбіе, но не успевъ (вполне) обнаружить его суетность, отложили подтвержденіе обвиненія до нынешняго дня [1]. Итакъ, послушайте и будьте справедливыми судьями истины; потому что не о комъ другомъ, a o своемъ спасеніи произносите вы судъ, и (посему) каждый изъ васъ пусть подаетъ все обвинительные голоса противъ подсудимаго (корыстолюбія), изгнавши его изъ собственной души, какъ бы изъ дома или города. Итакъ, корыстолюбіе есть не только пристрастіе къ деньгамъ вместе съ другими стяжаніями и желаніе къ наличному присоединить неимеющееся; но общее говоря, (оно есть) желаніе во всякомъ деле иметь более должнаго и принадлежащаго. Этимъ именно грехомъ первый заразился діаволъ, бывшій архангеломъ и назначенный къ прекраснейшей жизни и положенію (чину), но въ безразсудстве замыслившій господство и возстаніе противъ Божества. Вследствіе того низвергнутый и ниспавшій въ этотъ воздухъ, окружающій землю, онъ (сделался) дурнымъ соседомъ нашей жизни. Такимъ образомъ онъ не овладелъ темъ, къ чему стремился, — божественностью, — и утратилъ то, чемъ владелъ, — архангельское достоинство: — рабъ неверный, вследствіе дерзости скоро обратившійся въ разбойника, — собака греческой басни, и мяса лишившаяся, и не поймавшая тени (ибо какъ это возможно?), — вещи недостижимой.

После него первый человекъ, прельщенный наслажденіемъ, утратилъ безсмертіе (чрезъ вкушеніе) запрещенной снеди (Быт. 3:1 и след.), какъ впоследствіи Исавъ — права первородства черезъ чечевичную похлебку (Быт. 25:29 и след.). И языки эти и многоразличныя наречія человеческія ввела въ жизнь любовь къ бóльшему. Ибо пресыщенные доступнымъ человеку довольствомъ, вообразивъ, что и небо будетъ для нихъ достижимо, и смеха достойную башню для восхожденія на него тщетно построяя, — сделали людей, говорившихъ однимъ языкомъ, разноязычными: домогаясь бóльшаго, чемъ сколько имели, они и сами потерпели смешеніе (языковъ), и роду человеческому оставили трудъ въ слушаніи незнакомыхъ звуковъ и отыскиваніи объясненій (ихъ) (Быт. 11:1 и след.).

А Фараонъ? почему онъ подпалъ различнымъ и разнообразнымъ казнямъ (Исх. гл. 8–14)? Не вследствіе ли корыстолюбія и желанія быть владыкою народа чуждаго и никоимъ образомъ къ его царству не принадлежавшаго? И за то, чужихъ не отпустивши, онъ погубилъ своихъ — частію во время избіенія первенцевъ, частію во время преследованія по морю. He говорю уже о рекахъ, текшихъ кровью, о неимоверномъ размноженіи жабъ, о гибели отъ саранчи, о высыпаніи прыщей на коже, о смерти четвероногихъ и вообще — о всякомъ бедствіи, на какое осужденъ былъ Египетъ вследствіе корыстолюбія своего начальника. — Затемъ въ другомъ случае я вижу последствіемъ греха сплошную проказу, покрывшую корыстолюбца. Вспомни со мною, если кто любознателенъ и имеетъ желаніе слышать о славныхъ деяніяхъ Елисея, — какъ, съ одной стороны, сиріянинъ Нееманъ очистился отъ проказы, омывшись во Іордане (4 Цар. 5:14 и след., Лук. 4:27), и какъ, съ другой стороны, болезнь перешла на Гіезія, молодаго слугу, юношу корыстолюбиваго и немудраго, продавшаго духовное дарованіе и безмездное врачеваніе учителя. — Отчего сделался отцеубійцею Авессаломъ, отъ кроткаго отца юноша пылкій и дерзкій? He оттого ли, что преждевременно искалъ наследованія царства, набросившись на чужое, какъ хищникъ? А Іуду, затемъ, что исключило изъ списка учениковъ и сделало предателемъ вместо апостола? — не легкомысленное ли сначала распоряженіе казнохранилищемъ, а затемъ — стяжаніе безчестной платы (Іоан. 12:6)? Ананію и Сапфиру почему представляютъ трагически Деянія Апостольскія (Деян. 5:1 и след.)? — не потому ли, что они сделались похитителями своего и святотатцами собственныхъ приношеній? Мне мало будетъ пожалуй и дня для перечисленія рабовъ корыстолюбія. Оставивъ древнюю исторію, разсмотримъ опытъ ежедневной жизни, — какого рода зверя знаетъ онъ въ корыстолюбіи, и какъ трудно освободиться отъ него темъ, кого онъ захватитъ: онъ всегда въ силе и не ослабеваетъ, стареетъ только вместе съ темъ, кого взялъ въ пленъ, и до конца не отступаетъ.

Сладострастный и любитель телъ, какъ–бы долго ни разжизался похотями, находитъ все–таки конецъ этой болезни, когда или самъ придетъ въ престарелый возрастъ, или предметъ вожделенія увидитъ обветшавшимъ и потерявшимъ цветъ свой. Обжора самъ уклоняется отъ наслажденія, когда или пресыщеніе последовало, или пищеварительные органы ослабели и прекратили напряженную деятельностъ. Честолюбецъ, почванившись многими отличіями, перестаетъ выставлять (ихъ) на показъ. Болезнь же корыстолюбія есть зло, отъ котораго трудно отделаться. И какъ плющъ, — растеніе постоянно зеленеюшее и покрытое листьями, — поднимаясь на сучья деревъ, крепко обвивается около стволовъ, за которые уцепится, и не отстаетъ отъ нихъ, ни когда они заболеютъ, ни когда засохнутъ, — разве только кто–нибудь перерубитъ у него, какъ у дракона, кольца железнымъ орудіемъ; — такъ и душу корыстолюбца не легко освободить, — будетъ ли онъ молодымъ по телу или увядшимъ, — если только не придетъ какое–нибудь здравое размышленіе и не посечетъ, подобно мечу, болезнь.

Для домашнихъ корыстолюбецъ непріятенъ, для слугъ жестокъ, для друзей безполезенъ, для постороннихъ несносенъ, для соседей безпокоенъ, для жены тяжелый сожитель, — скупой и мелочно–разсчетливый кормилецъ детей, дурной распорядитель собою, ночью опасливъ, днемъ сосредоточенъ, разговариваетъ самъ съ собою подобно вышедшимъ изъ себя или помешаннымъ; во всемъ имеетъ избытокъ, и воздыхаетъ какъ нуждающійся: не наслаждается предлежащимъ, а стремится къ неимеющемуся; не пользуется своимъ, а направляетъ взоры на чужое. Изъ множества овецъ состоитъ стадо его, до тесноты наполняющее стойла, въ коихъ оно запирается, и сплошь покрывающее равнины, на которыхъ оно пасется. Но если увидитъ онъ тучную овцу соседа, то, оставивъ свое стадо, къ одной этой и чужой прилепляется желаніемъ. Такъ и относительно воловъ, такимъ же образомъ и относительно коней, не иначе и въ отношеніи къ земле. Все въ преизбытке находится въ его доме и ничего въ употребленіи. Ибо испытывать наслажденіе не способенъ ненасытный; но домъ его похожъ на гробъ. Ибо вотъ гробы часто наполнены серебромъ и золотомъ, но нетъ пользующихся этими матеріалами: тело не питается, для души въ этомъ нетъ прибыли, такъ какъ изъ десницы не раздается обильно милостыня. Какой же конецъ этой тяготы? — пусть научитъ меня кто–нибудь изъ подвергавшихся прежде этой болезни. А я знаю многихъ, на опыте убедившись, что и во время болезней они любятъ деньги больше здоровья. Если врачъ посоветуетъ способъ леченія при помощи какого–нибудь дешеваго вещества, въ–роде петрушки, или тимьяна, или аниса, пріобретеніе которыхъ ничего не стоитъ, — они охотно слушаются совета; если же будетъ упомянуто о какомъ–нибудь лекарстве изъ разнородныхъ и многосоставныхъ и будетъ велено идти къ аптекарю или въ лавку благовонныхъ товаровъ, то они скорее испустятъ духъ, чемъ развяжутъ кошелекъ. Ибо земными будучи по образу мыслей, они считаютъ жизнью стяжаніе земныхъ вещей.Ихъ очень печалитъ даже общественное благополучіе, и наоборотъ — радуютъ бедствія. Они желаютъ, чтобы воспоследовали приказы о невыносимыхъ податяхъ, дабы имъ умножить свои деньги процентами. Желаютъ видеть угнетаемыхъ ростовщиками, чтобы пріобресть поле, или утварь домашнюю, или скотъ, что по нужде бросается за безценокъ. Постоянно взираютъ они и на небо подобно философамъ, изучающимъ небесныя явленія, изследуя не законъ какой–либо звезды и наблюдая не за темъ, въ какомъ созвездіи находится известная планета; а любопытствуя на счетъ состоянія воздуха, предвещаютъ ли видимые признаки обильное изліяніе дождей, или же засуху. И если заметятъ, что готовится что–нибудь тягостное для большинства, радуются чужому бедствію. Все собираютъ они въ свои амбары, крепко запечатывая ихъ и запирая двойными запорами; постоянно заняты они разсчетами и выкладками. Но въ то время, какъ корыстолюбецъ лелеетъ подобную надежду, и пока какъ бы во сне онъ богатестъ въ мечтахъ своего воображенія, — если найдетъ густое облако, онъ испытываетъ страхъ, какъ бы грозила ему опасность. Если капли оросятъ землю, онъ начинаетъ тайно плакать; а если пойдетъ дождь, достаточный для прекращенія засухи, дело — ужъ совсемъ грусть. А затемъ онъ всюду расхаживаетъ, наведываясь вместе съ всеми о хлебе, какъ будто бы подвергался опасности его сынъ, — нетъ ли какого средства, нетъ ли какого способа, чтобы его хватило на долгое время, чтобы онъ уцелелъ отъ порчи червями. И если почувствуетъ дуновеніе знойнаго ветра, то, — подобно тому, какъ врачи разслабленныхъ [2], — разложивъ его, разминаетъ и просушиваетъ, терпеливо сидитъ при немъ, придумываетъ покровъ на время полуденное, а ночью снимаетъ покрывала, чтобы его продувало ночными ветерками.Въ то время, какъ онъ мучится надъ этимъ, приступаетъ беднякъ, выпрашивая хлеба, которому грозитъ опасность (испортиться), — и онъ не даетъ; a если и даетъ, то скупо и съ замираніемъ сердечнымъ уделяетъ, сильно дорожа хлебомъ. Но не мучь себя и не отягощай себя чрезмерно, ты (корыстолюбецъ), — умоляю тебя. Ведь жалости достоинъ даже и тотъ роскошествующій корыстолюбецъ, который ограничиваетъ жизнь чревомъ и прочими удовольствіями, въ этомъ полагая цель человечности (человеческаго достоинства); но мелочный и скряга и меры не имеетъ своему несчастію, потому что захватываетъ принадлежащее многимъ и не даетъ себе самому, обращая такимъ образомъ въ ничто плоды своихъ усилій. Кто ведь не знаетъ, что ничто изъ бывающаго, кроме добродетелей, не существуетъ само для себя, но мы делаемъ одно съ целію достигнуть другаго. Ни одинъ пловецъ не пускается въ море ради только самаго плаванія, и ни одинъ земледелецъ не предается трудамъ изъ–за самого земледелія; но очевидно оба переносятъ неудобства, — одинъ съ целію добыть приплодъ отъ земли, другой — богатство отъ морской торговли. Ты же скажи, какая твоя цель? чтобы собирать? и что же это за цель — смотреть, собравъ груды не нужнаго (для тебя) богатства? Веселитъ, говоришь, меня и самое зрелище. Но въ такомъ случае иначе помоги своей болезни; такъ какъ можно и на чужомъ имуществе успокоить свое желаніе. Если радуетъ тебя блескъ серебра, то присевши къ среброплавильщикамъ, любуйся на яркій и сверкающій блескъ его; или, обходя рынки, услаждайся разнообразными сосудами, блюдами и кувшинами: это даровое и невозбранное для тебя зрелище. Посмотри и на менялъ, которые безпрестанно пошевеливаютъ на столахъ и считаютъ монеты. А лучше всего, убедившись добрымъ советомъ, перемени свое мненіе. Ведь исправленіе легко, такъ какъ корыстолюбіе не есть необходимость природы, а стремленіе свободной воли, которое не трудно изменить темъ, кто размышляетъ о полезномъ.Углубись мыслію во время последующее, когда тебя не будетъ, когда небольшой клочекъ земли заключитъ твое мертвое и безчувственное тело, и доска въ несколько пядей сокроетъ твои останки. Где тогда богатство и скопленныя сокровища? Кто наследникъ оставшагося (имущества)? Совсемъ ведь не тотъ будетъ преемникомъ, кого ты ожидаешь. Если детей оставляешь, они — быть можетъ — будутъ грубо обижены, и подобный тебе корыстолюбецъ выгонитъ ихъ плачущихъ изъ дома родительскаго. Если же, будучи бездетнымъ, ты передашь наследство кому–нибудь изъ друзей, — не полагайся на свое завещаніе, какъ на нерушимый законъ, какъ на дело безпрекословное и прочное. He много нужно старанія, чтобы сделать эту запись не имеющею значенія. Или ты не видишь, какъ люди постоянно тяжутся въ судахъ изъ–за завещаній, и какъ — съ целію опровергнуть эти последнія разными способами — выставляютъ своими защитниками искусныхъ въ законахъ, прибегаютъ къ помощи ловкихъ ораторовъ, содержатъ лжесвидетелей, подкупаютъ суды? А посему изъ того, что видишь ты при жизни, научись и относительно имеющаго быть после тебя. Если ты имеешь праведное богатство, употребляй его съ пользою, какъ блаженный Іовъ; если же неправедное возврати его, какъ пленника съ войны, обиженнымъ владельцамъ — или въ такомъ количестве, въ какомъ ты захватилъ, или — съ лихвою, по примеру Закхея. Если нетъ у тебя (богатства), и не пріобретай дурнымъ способомъ. Ведь тебя, когда ты пойдешь неизбежнымъ путемъ (смерти), будетъ сопровождать горькій запасъ — грехъ; наслажденіе же стяжаніями (твоими) достанется темъ, кого ты и не знаешь. И тогда удивишься ты словамъ Давида: (человекъ) собираетъ и не знаетъ, кому достанется то (Псал. 38:7). Поймешь и богача, противополагаемаго Лазарю, о которомъ только что было читано намъ изъ Евангелій, — не басню, составленную для устрашенія, a точно переданный образъ будущаго.Виссонъ сгнилъ, царство передано другому, роскошества миновали, а грехъ отъ нихъ отправился вместе, какъ тень, следующая за идущимъ теломъ. И потому, после пышныхъ попоекъ и роскошнаго стола, (богачъ) домогается капли воды, каплющей съ покрытаго проказою пальца, и призываетъ въ целители мученія бедняка, который — быть можетъ — и рукъ не имелъ, когда валялся у воротъ, ибо иначе онъ отогналъ бы собакъ, лизавшихъ (его) раны. Сильно желаетъ (богачъ) соединиться съ Лазаремъ, котораго видитъ на противоположной стороне, но посредине онъ отделенъ ямою или пропастью, — не такъ, чтобы на самомъ деле было выкопано какое–нибудь углубленіе и сделанъ былъ ровъ, какъ въ военныхъ лагеряхъ можно видеть промежуточныя боевыя сооруженія, но — по моему мненію — речь идетъ здесь о препятствіи греховномъ, которое заграждаетъ для осужденнаго переходъ къ праведнику. И Исаія пророкъ подтверждаетъ мое толкованіе, жестоко нападая на народъ безразсудный и говоря: рука Господа не сократилась на то, чтобы спасать, и ухо Его не отяжелело для того, чтобы слышать; но беззаконія ваши произвели разделеніе между вами и Богомъ вашимъ (Ис. 59:1–2). Если же свойство греховъ таково, что они отделяютъ отъ Бога, то ничего не можетъ быть греховнее корыстолюбія, которое и по неложному глаголу Павла, провозвестника истины, именуется идолослуженіемъ и корнемъ и матерью всехъ золъ (Ефес. 5:5; 1 Тим. 6:10). Изъ–за чего, въ самомъ деле, некогда бывшіе причастниками званія христіанскаго и общниками таинствъ увлеклись къ служенію демонскому? He вследствіе ли страсти къ многостяжанію и желанію быть обладателями чужаго? Получивши обещаніе отъ безбожныхъ и нечестивыхъ или на счетъ начальнической жизни, или относительно обогащенія изъ государственнаго казначейства, — они скоро переменили религію, какъ одежду. Память и молва нашего времени сохранили и сообщили намъ о подобныхъ событіяхъ временъ древнейшихъ; но кое–что показала намъ на опыте и современная жизнь. Ибо когда известный царь [3], сразу сбросивъ личину христіанина, обнаружилъ смеха достойное поведеніе, которое въ теченіе долгаго времени притворно скрывалъ, — и самъ сталъ безстыдно приносить жертвы демонамъ, и другимъ желающимъ делать это предоставлялъ большія почести, — то сколько людей, оставивъ Церковь, побежали къ (идольскимъ) жертвенникамъ? сколько, принявъ въ себя эту приманку государственныхъ почестей, попались вместе съ нимъ на удочку отступничества? Заклейменные позоромъ они бродятъ по городамъ, пользуясь общею ненавистью; это — теже отъявленные предатели Христа за малыя деньги, — исключенные изъ списка христіанъ, какъ Іуда — изъ апостоловъ, — отмеченные прозваніемъ отступника, какъ лошади — клеймомъ, — единственно по увлеченію попавшіе въ самый гнусный круговоротъ всякихъ греховъ, и тотчасъ последовавшіе за тайноводителемъ сквернаго и преступнаго нечестія.Такъ именно, согласно Апостолу, корыстолюбіе становится вместе съ темъ и идолослуженіемъ и бываетъ корнемъ всехъ золъ, пораждая изъ себя безчисленные пороки. И какъ искатели золота въ недрахъ земли утверждаютъ, что золотоносная земля въ самомъ первоисточнике и главнейшемъ месторожденіи лежитъ кучами, и отсюда уже какъ бы жилы какія проходятъ туда и сюда на далекое разстояніе и растягиваются, разветвляясь подобно корнямъ деревъ, исходящимъ изъ (одного) ствола; такъ и здесь, видя многія отрасли, я нахожу, что все оне связаны однимъ корнемъ корыстолюбія. И подлинно не неудачный примеръ нашло слово наше для корыстолюбія въ золоте. Затемъ я вижу отцеубійцу, дерзко посягающаго на голову родителя, и не стыдящагося ни сединъ, ни отеческаго достоинства, но тяготящагося слишкомъ долгою жизнію старца. Все видя въ доме въ изобиліи и не имея власти надъ видимымъ, но страстно желая быть обладателемъ этого и преизбытка, онъ стесняется властію отца. Но сначала молчитъ и въ глубине (души) таитъ болезнь: со временемъ же, когда страсть усилилась и переполнила душу, онъ сразу изливаетъ свою злобу, какъ воду изъ трубы. Тогда, наконецъ, онъ становится невыносимымъ для старца, едва не сводя его — здороваго и крепкаго во гробъ: взойдетъ ли (старикъ) легко на коня, онъ выражаетъ изумленіе, — поестъ ли какъ свойственно здоровому, онъ ропщетъ, разбудитъ ли слугъ утромъ на работу, онъ досадуетъ на бдительность и силу старика. А если подаритъ что–нибудь изъ сокровищъ, или отпуститъ слугу изъ рабства, тогда ужъ онъ — и шутъ, и сумасшедшій, и пережившій свой векъ, и расточитель чужаго, и осыпается всякимъ вообще злословіемъ, попрекаемый и за то, что не умираетъ скоро.Это — твой плодъ, скверное корыстолюбіе: отъ тебя получая возбужденіе, сынъ становится врагомъ родителя. Ты наполняешь землю грабителями и убійцами, море — пиратами, города — мятежами, судилища — лжесвидетелями, доносчиками, предателями, стряпчими, судьями, склоняющимися въ ту сторону, въ какую ты повлечешь. Корыстолюбіе — мать несправедливости, безжалостная, человеконенавистная, жесточайшая. Изъ–за него жизнь человеческая полна неравенства: между темъ какъ одни чувствуютъ тошноту отъ пресыщенія избыткомъ стяжаній подобно темъ, которые выплевываютъ невмещающуюся пищу, — другіе, удрученные голодомъ и нуждой, подвергаются опасности. Одни возлежатъ подъ золочеными крышами и обитаютъ въ домахъ, похожихъ на маленькіе городки, украшенныхъ ваннами и чертогами разнообразными, и галлереями, простирающимися на далекое разстояніе, и всевозможной роскошью. Другіе не имеютъ кровли и изъ двухъ бревенъ: но такъ какъ подъ открытымъ небомъ все–же они не могутъ жить, то или прибегаютъ къ баннымъ печамъ, или же — если встретятъ недружелюбный пріемъ у банщиковъ — подобно свиньямъ разрывая навозъ, добываютъ себе необходимую теплоту. И это равночестное живое существо — человекъ — имеетъ такое различіе въ образе жизни съ своимъ однороднымъ! He иное что, какъ именно корыстолюбіе, вводитъ этотъ безпорядокъ и неравенство. Одинъ лишенъ приличнаго вида отъ нагихъ членовъ; а другой кроме того, что имеетъ безчисленное количество одеждъ, еще и стены покрываетъ пурпуровыми покровами. Беднякъ ощушаетъ недостатокъ въ деревянномъ столе, чтобы разрезать хлебъ; a роскошествующій, широко раздвинувъ серебряный столъ, услаждается блескомъ матеріала. А насколько было бы справедливее, чтобы этотъ последній угощался, насыщаясъ всякимъ другимъ лакомствомъ, стоимость же стола доставила бы пропитаніе неимущимъ? Иной старикъ, который не въ силахъ даже ходить или изувеченъ какимъ–нибудь поврежденіемъ, не имеетъ осла, — необходимаго по нужде средства передвиженія; а другой за множествомъ не знаетъ и стадъ своихъ лошадей. Одному масла не достаетъ, чтобы зажечь светильникъ, а другой по однимъ светильникамъ — богачъ. Одинъ ложится на голой земле, а хвастающій суетными богатствами блещетъ украшеніемъ своей кровати, снабженной серебряными шарами и цепями вместо веревокъ. Таковы следствія ненасытнаго корыстолюбія. Еслибы оно не ввело въ жизнь неравенства, не было бы этихъ несправедливыхъ возвышеній и приниженій, и разнообразныя несчастія не делали бы нашу жизнь непріятною и плачевною.