Способ, которым Бог осуществляет Свою онтологическую свободу, является именно тем, который делает онтологически свободным, то есть этим путем. Он превосходит и отменяет онтологическую необходимость субстанции, будучи Богом Отцом, то есть Тем, Который"рождает"Сына и"изводит"Духа. Этот экстатический характер Бога, тот факт, что Его бытие идентично акту общения обеспечивает трансцендентность онтологической необходимости, которую требовала бы Его субстанция — если бы субстанция являлась первичным онтологическим предикатом Бога — и заменяет эту необходимость свободным самоутверждением божественного существования. Ибо это общение является продуктом свободы как результата не субстанции Бога, а Лица, Отца — заметьте, почему эта вероучительная деталь является такой важной — Который есть Троица не потому, что божественная природа является экстатической, а потому, что Отец как Личность свободно возжелает этого общения.[41]

Таким образом, становится очевидным, что единственным способом осуществления свободы в какой‑то онтологической форме является любовь. Выражение"Бог есть любовь"(I Ин.4.16) означает, что Бог"существует"как Троица, то есть как личность, а не как сущность. Любовь не является эманацией или"свойством"сущности Бога — эта деталь является важной в свете того, что я сказал до сих пор, — но является составляющей Его сущности, то есть это то, что делает Бога тем, чем Он есть, одним Богом. Таким образом, любовь прекращает быть квалифицирующим — то есть вторичным — свойством бытия и становится высшим онтологическим предикатом. Любовь как способ существования Бога"ипостазирует"Бога, составляет Его бытие. Поэтому как результат любви онтология Бога не есть субъект необходимости субстанции. Любовь отождествляется с онтологической свободой.[42]

Все это означает, что личность порождает для существования человека следующую дилемму: или свобода как любовь, или свобода как отрицание. Выбор последнего определенно составляет выражение личности — только лицо может стремиться к негативной свободе — но это, тем не менее, является отрицанием его онтологического содержания. Ибо ничто не имеет никакого онтологического содержания, если лицо рассматривается в свете тринитарного богословия.

в) Лицо, Личность не просто хочет быть, она хочет существовать"вечно", то есть обладать онтологическим содержанием. Она желает нечто большего: существовать в качестве конкретной, уникальной и неповторяемой единицы. Личность нельзя понимать просто как"экстаз"субстанции; по необходимости ее следует рассматривать также как"ипостась"субстанции, как конкретное и уникальное тождество. Уникальность есть нечто абсолютное для лица. Личность является настолько абсолютной в своей уникальности, что она не позволяет, чтобы ее рассматривали в качестве какого‑то арифметического понятия, полагали наряду с другими существованиями (beings), объединяли с другими объектами или использовали как средство даже для самых святых целей. Целью является сама личность, личность есть полное исполнение бытия, кафолическое выражение ее природы. Эта тенденция личности как свободы есть"обоюдоострый меч"существования. Ибо примененное к человеку, оно ведет к отрицанию других, к эгоцентризму, к полному разрушению социальной жизни. Как и в случае со свободой, так и с уникальной и ипостатической природой лица, релятивизм, по–видимому, является обязательным, если необходимо избежать хаоса. Таким образом, уникальность становится относительной в социальной жизни и человек становится — в большей или меньшей степени, но, тем не менее, уверенно так — полезным"объектом","сочетанием","персона". Но это именно то, что составляет трагический аспект личности. Сегодня во всех формах общественной жизни идет интенсивный поиск. Личность не релятивизируется, не вызывая реакции.

Неспособность человека обеспечить свою абсолютную идентичность в мире находит свою кульминацию в смерти. Смерть становится трагической и неприемлемой только тогда, когда человек рассматривается как личность и, кроме того, как ипостась и уникальная идентичность. Как биологическое явление, смерть является чем‑то природным и приветствуемым, потому что только таким путем жизнь становится вечной. В естественном мире"личностная"идентичность обеспечивается деторождением,"продолжением"родителей в лице своих детей, Но это — не продолжение личностей; это — продолжение вида, которое равным образом можно наблюдать и во всем животном мире и направляется жесткими законами естественного отбора. Продолжение личности как уникальной единицы не обеспечивается браком и деторождением, которое в конечном итоге проявляются только в том, чтобы обеспечить материал для смерти. Ибо если в ходе всего этого и продолжается бытие человека, то лишь как"субстанция"или как"вид", но не как личность, не как конкретная и уникальная идентичность.

Продолжение существования уникальности, ипостаси, личности не может быть обеспечено каким‑то свойством субстанции или природы. Попытка древнегреческой философии — а также под ее влиянием различных форм христианства — найти какую‑либо естественную или"субстанциальную"основу для выживания человека (например, бессмертие души) не приводит к сохранению и"выживанию"личности. Если душа по природе является бессмертной, то личностное выживание есть необходимость; и мы снова возвращаемся к древней, классической онтологии. Тогда даже Бог через Свою природу является бессмертным, то есть по необходимости, а человек — по необходимости — субстанциально соотносится с Богом. Все это (что было так естественно для древнего грека, который не имел полной концепции Личности) порождает огромные экзистенциальные проблемы, которые применялись к личности в ее христианском смысле. Ибо неизбежное бессмертие непостижимо в отношении свободного Бога и представляет собой вызов личности. Каким образом тогда обеспечивается абсолютная и уникальная идентичность личности, считая, что субстанция не может сделать этого?

Гуманистическая экзистенциальная философия стремится дать ответы через онтологизацию смерти, через нерасторжимое единство бытия с не–бытием, существования со смертью. Здесь не место для критики такой"онтологии". Такая философия сама по себе является абсолютно последовательной, потому что с самого начала она отказывается, точно также как древняя философия, обсуждать, является ли здравой гипотеза онтологии вне этого мира. Именно те богословы, которые принимают эту"онтологию"смерти, говоря одновременно о Боге, являются непоследовательными. Ибо Бог утверждает бытие как"жизнь вечную", Он не является"Богом мертвых, но живых"(Мф.22,32.). И это означает, что богословие в отличие от философии, преподает онтологию, которая превосходит трагический аспект смерти, не принимая ни в какой мере смерть как онтологическую реальность, смерть, являющуюся"последним врагом"существования (IКор.15,26).

Сохранение (бессмертие) личностной идентичности возможно для Бога не благодаря Его субстанции, сущности, а благодаря Его троичному существованию. Если Бог Отец является бессмертным, то это потому, что Его уникальная и неповторимая тождественность как Отца вечно отличается от тождественности Сына и Духа, Которые называют Его"Отцом". Если Сын бессмертен, то Он обязан этим, прежде всего не Его сущности, но Своему бытию"единородного"(обратите здесь внимание на концепцию уникальности) и Его бытию единственного, к Которому"благоволит"[43] Отец. Подобным же образом Дух является"Животворящим", потому что Он есть"общение"(II Кор.13,14.). Жизнь Бога является"вечной"потому что она является личностной, то есть она реализуется как выражение свободного общения, как любовь. Жизнь и любовь идентифицируются в личности: личность не умирает только потому, что она любит или любима; вне общения любви личность теряет свою уникальность и становится существом (being), как и другие существа,[44]"вещью"без абсолютной"идентичности"и"имени", без лица. Смерть для личности означает прекращение возможности любить и быть любимым, прекращение быть уникальным и неповторимым, в то время как жизнь для личности означает продолжение уникальности его ипостаси, которая утверждается и поддерживается любовью.[45]II. От биологического к экклезиальному существованию: Экклезиологическое значение личностиВечное продолжение личности как уникальной, неповторимой и свободной"ипостаси", как любящей и любимой составляет квинтэссенцию спасения, принесения Евангелия человеку. На языке Отцов это называется"обожением"(теосис), что означает сопричастие не природе, или субстанции Бога, а Его личностному существованию. Цель спасения заключается в том, что личная жизнь, которая реализуется в Боге, должна также реализоваться на уровне существования человека. Следовательно, спасение тождественно реализации личностного бытия в человеке. Но не является ли"человек"личностью даже без спасения? Не достаточно ли для него быть"человеком", чтобы быть также и личностью?Патристическое богословие рассматривает лицо, личность как"образ и подобие Божие". Оно не удовлетворяется гуманистической интеграцией личности. С этой точки зрения оно рассматривает человека в свете двух"способов существования". Один может быть назван ипостасью биологического существования, другой — ипостасью экклезиального существования. Короткий анализ и сравнение этих двух способов существования человека объяснит, почему концепция личности неразрывно связана с богословием.I. Ипостась биологического существования"составляется", начинается зачатием человека и его рождением. Каждый человек, который приходит в этот мир, несет свою"ипостась", которая некоторым образом связана с любовью: он является продуктом общения двух людей. Эротическая любовь, даже если она выражена холодно, без эмоций, является ошеломляющей тайной, через сотворение скрывающей в глубочайшем акте общения тенденцию к экстатической трансцендентности индивидуальности. Но этот биологический состав ипостаси человека радикально страдает от двух"страстей", которые разрушают именно то, к чему стремится человеческая ипостась, а именно личность. Первая"страсть" — это то, что мы можем назвать"онтологической необходимостью". Конституционально эта ипостась неизбежно связана с природным инстинктом, с импульсом, который является"необходимым"и не подвержен контролю свободы. Таким образом, личность как бытие"существует"не как свобода, а как необходимость. В результате она не имеет власти утвердить свою ипостась с абсолютной онтологической свободой, как я описал это выше; если она пытается поднять свободу до уровня ее онтологической абсолютности, ей будет противостоять дилемма нигилизма, уничтожения.[46]Вторая"страсть"является естественным следствием первой. На своей самой ранней стадии ее можно назвать"страстью"индивидуализма, разделения ипостасей. В конечном итоге, однако, она отождествляется с последней и величайшей страстью человека, с разрушением ипостаси: которое является смертью. Биологический организм человеческой ипостаси, так сказать, фундаментально связанный с его"природой", заканчивается в увековечении этой"природы"через сотворение тел, то есть ипостасных единиц, которые утверждают свою идентичность путем отделения от других единиц или"ипостасей". Тело, которое рождается как биологическая ипостась, ведет себя как оплот своего"эго", как новая"маска", которая препятствует ипостаси стать личностью, а именно, утвердить себя как любовь и свобода. Тело стремится к тому, чтобы стать личностью, но в конечном итоге оно становится индивидуумом. Результатом этой ситуации является то, что человеку нет нужды в каких‑то отношениях (онтологических отношениях, а не просто биологических) со своими родителями. Наоборот, разрыв этих отношений составляет предварительное условие его самоутверждения.Смерть есть"естественное"развитие биологической ипостаси, прекращение"пространства и"времени"в отношении других индивидуальных ипостасей, запечатывание ипостасей в качестве индивидуальности. В то же самое время она также определенно является трагическим"самоотрицанием"своей собственной ипостаси (растворение и уничтожение тела и индивидуальности), которая в своей попытке утвердиться, как ипостась обнаруживает, что в конечном итоге ее"природа"повела ее по лживой дороге к смерти. Эта"неудача"природы, как она отражается в биологической сущности человека, открывает одновременно две вещи. Первая заключается в том, что вопреки"уверенности"ее биологической тенденции продолжать существовать"ипостась"должна выразить себя как"экстаз"и не последовательно, а одновременно, и не как сначала бытие, а затем как личность. Вторая заключается в том, что эта"неудача"вечного продолжения биологической ипостаси не является результатом какой‑то приобретенной ошибки нравственного порядка (прегрешения), но самого"конституционального состава"ипостаси, то есть биологического акта продолжения рода.[47]