Предисловие

[К статье А. В. Ельчанинова «Мистицизм М. М. Сперанского»]

Вероятно, всякому, кто сколько‑нибудь вникал в мистические системы, бросалась в глаза утомительная однообразность этих систем. И многих, думается, поражал при этом странный факт — противоречие между кажущейся фантастичностью концепции и бедностью творческой фантазии у ее создателя. Там, где, по–видимому, все основано на затейливой мечте, где все зыб- лется, где все взметается вихрями туманных слов, — там, одним словом, где царит произвол случайных ассоциаций и субъективность переутонченного настроения, — там, именно, нежданно обнаруживается какая‑то вековечная устойчивость. И — странное дело — одни и те же выражения, одни и те же символы, кажущиеся сперва условными арабесками нездорового духа, открываются даже рассеянно–скользящим взглядом у мистиков, отделенных тысячелетиями времени и многими тысячами километров расстояния. Патангали оказывается в сообществе с m‑mc Guyon, Валентин–с Парацельзом, Бсмом или Сен–Мартенем, Гафиз со Св. Терезой и афонскими гезихастами, Лао–Дзы с Толстым, Ориген с Соловьевым и Сперанским и т. д.[1093] Покажется, ровно бы мистики великие и малые, во фраках и ходящие нагишом имеют тесную сплоченность. Поэтому тут важно подчеркнуть, что это единодушие мистиков — только кажущееся: нет ни одной области духовной жизни, где бы развитие шло самостоятельнее и где более давалось бы отпора всяким учительским поползновениям, чем это наблюдаем среди мистиков.

Указывая на однообразие, я далеко не хочу сказать этим, будто мистическая литература бедна по содержанию или что мистика христианская не имеет своих особых элементов, делающих ее существенно новой в сравнении с мистикой других религий. Нет, но тождественность некоторых необходимых ингредиентов в мистических системах совершенно несомненна.

Обозрение систем извне показывает факт сходства в некоторых необходимых элементах, несмотря на причудливость очертаний каждой из систем в отдельности. А с другой стороны, для всякого, сколько‑нибудь из опыта знакомого с мистическими переживаниями, хотя бы средних ступеней, делается интуитивно–очевидною необходимость такого сходства, и тогда‑то обнаруживается, что основные контуры мистических концепций — не «построения» или «умствования», а простые описания переживаемого, простые высказывания данных мистического или «умного» опыта, — умозрение, как неопосредственное зрение «у м о м».

Для однажды увидевшего эту необходимость никаких более убедительных доказательств не требуется; мало того, всякая доказательность только в этой очевидности может получать свою силу. На этой очевидности, как на основании, строится для мистика все миросозерцание. Но оно, ввиду сказанного, будет по существу своему эсотерично. Необходим также эксоте- ризм, и потому для внешних, для профанов требуется перевернуть взаимо–зависимость частей и выводить τό, чтб в сознании внутренних, посвященных есть исходная точка.

Если основная задача всякого эсотерическоп› мистицизма — дедукция чувственного опыта из данных «умного» познания Перво–Субстанции, то задача всякого эксотерического мистицизма–дедукция «умного» познания Перво–Субстанции из данных чувственного опыта, причем вторая дедукция, как опирающаяся на данные условные, сама всегда остается условной и может говорить только о возможности‚ но никогда — о действительности дедуцируемого.

Таким образом, появляется своего рода «апологетика», столь же мало, впрочем, нужная мистику в его внутренней жизни, как обще–религиозная апологетика — твердо–верующему: желание обосновать религиозную истину появляется тогда, когда в ней усумнились.«Апологетика» мистических систем должна служить введением в мистический эсотеризм и создается на почве гносеологии, психологии и физиологии. В этой заметке неуместно было бы, конечно, ссылаться ни на психологические и гносеологические, ни на анато- мо–физиологические исследования, силом заставляющие «внешнего» обратить серьезное внимание на область мистики. Заметим только, что указанное нами выше однообразие мистических систем за последние годы блестяще освещается такими работами. Мистические явления перестают рассматриваться как «пряность», как некое quantity n<5gligcable\ от которого можно отделаться снисходительной улыбкой или отмахнуться пренебрежительным жестом. Тысячи мистиков всех времен с удесятеренной силою застучались в окна и двери дворца науки, и, если их не пустят добром, то они войдут напором, выламывая по дороге многоценные двери.Вот почему теперь необходимо серьезно посчитаться с мистической литературой, — литературой, которая в некоторых отношениях ушла так далеко, что только за последнее время наука стала подходить к разбираемым там вопросам. И одной из первейших задач такого изучения должно быть, конечно, критическое издание всех мистиков, с переводом, — Corpus mysticorum о m п і u m\ — т. к. большинство мистических произведений чрезвычайно редки. Кроме того, необходимы специальные словари[1094], потому что писатели–мистики в большинстве случаев пользуются очень своеобразной терминологией.Попутно необходима систематизация и монографическое изучение отдельных писателей.В числе них не последнее место занимает знаменитый М. М. Сперанский, впрочем, малоизвестный со стороны своего религиозно–мистического творчества, причиною чего служит неизданность его рукописных заметок. Думая печатать критически–обследованный текст этих рукописей, хранящихся в Имп. Публичной библиотеке, А. В. Ельчанинов предпосылает им настоящее исследование критико–генетического характера. Назначение статьи–не в том, чтобы дать цельное представление о мистике и мистицизме Сперанского. Собственно–философский интерес, всегда заставляющий подрисовывать и оттенять исследуемую систему, сведен тут до минимума, и читатель напрасно стал бы искать здесь готового мировоззрения. Но зато предлагаемая статья будет полезным пособием для желающих самостоятельно изучить мировоззрение Сперанского по его наброскам, — родом критического введения к его отрывочным заметкам по мистицизму.Плач Богоматери[Вступительная статья к тексту русского перевода «Канона о распятии Господа и на плач Пресвятой Богородицы» — творения Симеона Логофета]