— Возьмите историю русской литературы. Толстой страстно обличал социальную неправду и многие традиции. И пусть он тщетно пытался создать универсальную религию из обломков восточных верований и называл это обновленным христианством. Это трагедия его личности. Но мы будем всегда восхищаться его нравственным пафосом. Обличителями и инакомыслящими были и Чаадаев, и Гоголь, и Салтыков, и Достоевский…

— Как тогда относиться к нашей литературе периода застоя?

— Если это была настоящая литература, она всегда почти была хотя бы с подтекстом свободного мышления. Преимущественно это была фантастика — за ней не так приглядывали.

— Поэтому вы ее так любите?

— Нет, не только поэтому, фантастика дает много простора мысли. Но вот некоторые романы Стругацких явно содержали в себе вызов эпохе застоя и печатались с трудом, их теснили, но все–таки их книги выходили. Такие, как «Обитаемый остров» и «Улитка на склоне». «Улитку» я считаю гениальным, лучшим произведением этих лет вообще. Кстати, целиком она так и не была напечатана. Части книги разбросаны по разным журналам и альманахам.

— В то время, когда мы ждали новых книг от Стругацких, ваши читатели ждали книг от вас. Но, как известно, у нас богословских авторских книг не печатают.

— В марте этого года как раз исполнилось 30 лет со времени появления моей первой статьи в «Журнале Московской Патриархии». Их потом было опубликовано несколько десятков. Одновременно я писал книги для друзей и прихожан. Имени своего я не ставил, поскольку мои читатели сами знали, кто автор. Конечно, увидеть света они не могли — распространялись в самиздате. А в 1968 году неожиданно для меня в Бельгии вышла моя книга «Сын человеческий» — о жизни и личности Христа. Издатели из центра Восточного христианства снабдили ее псевдонимом, то же произошло с другими книгами. Лишь потом они стали выходить под моим именем.

— Отец Александр, за границей все это время печатали русских богословов, в основном умерших, из здравствующих — только вас и Дудко. Извините за любопытство, но оно естественно, — а гонорары за богословские книги выплачивают?— Русские издания там безгонорарные. Я им благодарен уже за то, что не платил за краску и за бумагу.Русских религиозных философов знают во всем мире. Двадцатый век ими гордится. Только у нас они до последнего времени были неведомые существа. И это неудивительно. Церковная научная мысль у нас была разрушена полностью. Все духовные школы были закрыты, печатные органы ликвидированы. Все богословы либо погибли, либо лишились Отечества. Православному богословию это нанесло серьезный удар.— Мы знаем, что атеизм появился не в 1917–м. Видите ли вы разницу между атеизмом до и после революции, или ее нет?— Атеизм всегда был атеизмом. Только «до» он был волеизъявлением человека и свободным неприятием веры, а «после» стал выгодным, его поддерживало и охраняло государство. И это уже нарушение принципа светского государства. Говорят, что церковь вступила в Константиновскую эру, когда в IV веке получила поддержку империи. Так вот, некоторые историки иронически говорят, что с 1920 года атеизм вступил в свою «Константиновскую эру», стал у нас государственной религией, а вовсе не свободным мировоззрением. При этом он проявлял себя исключительно трусливо, потому что не давал другим мнениям открыто высказываться, используя свое привилегированное положение.— Как, по–вашему, менялось отношение государства к церкви?— Я думаю, что вначале с церковью все же считались. Позже, в 20–е годы, когда начались церковные расколы, когда она очень ослабла и ее авторитет утратился во многих слоях общества, это было использовано для тотального подавления религии. Что касается политики Сталина во время войны… Это тактическая уловка. Маневры с учетом интересов военных союзников и общего настроения в массах.