Поэтому Соловьев, указывая на происхождение антихриста, тем самым указывает на самый глубокий источник антихристова духа — дух лжи. Рожденный блудницей, антихрист рожден от лжи. Уже само его зачатие было связано не с истиной, но — с ложью. Его отец и мать были лжецами. Они лгали своими телами и собой, лгали друг другу, лгали любви, лгали объективному смыслу, и от этой совокупной лжи как раз и зачался антихрист. Дух лжи — источник антихристовой жизни. Здесь мы и находим ответ, как происходит то, что антихристы выходят из Царства Христова.

Царство Христово на земле не есть царство святых. Оно таким станет только после вселенского преображения. Однако пока оно осуществляется на этой неочищенной земле, оно только почва, в которую враг сеет между пшеницей плевелы (Мф. 13, 25), только невод, который захватывает «рыб разного рода» (Мф. 13, 47). Дух истины в нем живет рядом с духом лжи, добро рядом со злом, святость с демонизмом. И так будет до жатвы, когда прежде будут собраны плевелы, связаны и сожжены (ср.: Мф. 13, 30). Так будет до тех пор, пока Великий Рыбак не сядет на берег и не соберет хороших рыб в сосуды, а худых не выбросит вон (ср.: Мф. 13, 48). Однако было бы ошибкой думать, что в Царстве Христовом плевелы растут рядом с пшеницей и худые рыбы плавают рядом с хорошими в пространственном смысле. Всякий человек есть вместе и пшеница и плевелы, и хорошая и худая рыба. Всякий человек соткан из добра и зла, из святости и греховности. Эта двойственность, о которой писал св. Павел и на которую жаловался (ср.: Римл. 7, 15—25), живет в каждом из нас. Во всех нас есть начала, которые могут сделать нас и апостолами Христа, и лжепророками, зверя. Потому и тот дух лжи, из которого рождается каждый антихрист, не отделен от духа истины. Они смешаны, переплетены и часто меняют обличье. Иногда даже самый острый взгляд не отличит рогов Агнца от рогов зверя, ибо они растут в глубинных наших переживаниях и ощущениях. В каждом из нас скрывается антихрист, и напрасен труд упорно собирающих плевелы. Для труда необходима преображенная до оснований человеческая природа. Вот почему Христос и не позволил апостолам браться за этот труд отделения, ибо этот труд принадлежал только Ему самому. Только Он сам, преодолевая зверя, очистит существо человеческое от начал зла и таким образом окончательно высвободит его из‑под угрозы склониться на сторону зверя. Но пока природа наша не очищена, плевелы растут в нас, они грозят заглушить пшеницу и увести нас в лагерь зверя. Антихристова угроза, возникающая в нас самих, является постоянной опасностью и для нашей личной судьбы, и для самого Царства Христова на земле. Антихрист приходит не со стороны и не с высот; он возникает из преимущества плевел перед пшеницей как в сердце отдельного человека, так и во всем обществе.

Дух лжи здесь имеет особенное значение. И не потому, что он постоянен, но потому, что он вырывается из самого существа человека и преображает его до основания. Дух лжи, утвердившись в человеке, неизбежно превращает его в антихриста. Ведь что есть ложь в своем существе? Это противоречие истине. Но что же есть истина? Говорят, что истина есть соответствие мысли и слова. Совершенно справедливо. Но на этом истина не кончается, она значительно шире. Соответствие между словом и мыслью еще только моральная правда, не глубинная, не раскрывающая ее сущности. Ведь сама мысль может быть ошибочной. Выражая ошибочную мысль своим словом, человек говорит моральную правду, но логически он лжет. Потому мысль тоже должна быть измерена какой‑то высшей мерой. Что же такое эта мера — высшая мера, которая выше мысли? Говорят, вещь. Тоже совершенно справедливо. Мысль есть только тогда, когда она соответствует вещи. Однако и этим истина не исчерпывается. Соответствие между мыслью и вещью есть еще только логическая правда, которая тоже не исчерпывает глубин истины, ибо сама вещь может быть ложной. В нашей жизни и деятельности много ложных обманчивых вещей, которые мы принимаем за настоящие, но в действительности они искажены настолько, что вещь не может быть для нас окончательной и неоспоримой мерой истины. Вещь тоже должна быть измерена чем‑то более высоким, нежели она сама. Она тоже должна иметь высшую норму, которая раскрыла бы ее внутреннюю истинность или ее ложность. Так вот, эта высшая мера вещи и есть ее божественный первообраз, по которому она создана. Только тогда, когда вещь соответствует своему первообразу, когда им, этим первообразом, выражает свою действительность, только тогда она истинна. И тогда мы уже имеем онтологическую истину, которой исчерпывается объем истины и в котором окончательно выражается ее сущность.

В объем истины входит и слово, и мысль, и вещь, и первообраз вещи. Каждая более высокая ступень здесь является мерой для более низкой: мысль для слова, вещь для мысли, первообраз для вещи. Настоящую, глубинную истину мы имеем только тогда, когда наше слово соответствует первообразу вещи, когда этот первообраз выражается нашим словом и выражается нашим бытием. Иначе говоря, когда наше слово, наша мысль и наше бытие измериваются божественным первообразом и когда между ними обретается соответствие, тогда мы и имеем настоящую и окончательную истину. Потому истина в своем глубинном смысле есть сам Бог. Сам Бог есть подлинная и высочайшая мера истинности.

И здесь перед нами раскрываются глубины лжи. Ложь не только опровержение мысли словом: это только моральная ложь, имеющая ничтожное значение в существовании человека. Ложь также не есть опровержение вещи мыслью: это логическая ложь, более значительная, ибо скрывает в себе отрицание действительности. Это уже онтологическая ложь, самая опасная, ибо в ней таится отрицание Бога. Здесь мы лжем своим бытием, отбрасываем свой божественный первообраз и тем самым отбрасываем самого Бога, ибо сам Бог наш Оригинал. Таким образом мы отделяем свое бытие от его Творца, не позволяем измерять его Богом и потому увековечиваем его в своей фактичности. Заблудшее, испорченное и безнравственное бытие здесь становится последним пристанищем, за которым уже нет ничего более высокого. Его фактичность находится на самой вершине, которую ни сам лжец не переступает, ни другому не' разрешает переступить. В этом смысле ложь есть само отрицание Бога. Для кого факт есть высшая норма и мера, для того Бога нет. Потому всякий лжец вместе и безбожник — не в смысле теоретического атеизма, но экзистенциального отрицания Бога. Теоретически он может и не отрицать Бога. Умом он может Его признать и верить в Него. Однако, оставаясь в фактичности своей действительности, лжец отметает Бога своим бытием и потому опровергает Его более глубоко, нежели любой теоретический атеист. И это самая действительная и самая глубокая ложь. Это ложь не словом и даже не мыслью, но самим бытием. Ложь — обезбоженность в самом глубоком смысле этого слова. Вот потому Христос назвал дьявола лжецом и отцом лжи (ср.: Ин. 8, 44), ибо тот своим бытием как раз и опровергает Бога, хотя верит в Него и дрожит.

Здесь как раз самые глубокие корни того, почему дух лжи подлинный род антихриста. Ложь не является созданием страсти или слабости. Истина и отрицание ее есть чисто духовные вещи. Кто лжет, тот выбирает не истину, ибо он ее опровергает. Если в человеке начинает господствовать дух лжи, он превращает человека не в обыкновенного преступника, который в любой момент может поддаться своей слабости или пороку, но в антихриста, ибо привязывает его к фактичности этой действительности и не позволяет ему признать Бога, живущего над ней. Христос первым попадает в это отрицание, ибо Он есть истина, ибо через Него и в Нем все сотворено. Он — наивысшая мера бытия и тем самым сама Истина. Потому дух лжи и восстает в первую очередь против Христа. Он приводит человека в ряды сторонников зверя и включает его в борьбу против всего, что божественно. Последовательно — этот дух в Царстве Христовом наиболее опасен, ибо он превращает сторонников Христа не в досмотрщиков, не осмеливающихся поднять глаза на алтарь, но в фарисеев, гордящихся своими достоинствами даже перед лицом Господа. А между фарисеем и антихристом только внешнее различие. Фарисей — антихрист в маске; без маски — антихрист. Путь фарисея в общество зверя весьма прям. Нужны лишь условия, и всякий фарисей в Царстве Христовом превратится в антихриста. Надо только поставить его между действительностью и Христом: он всегда выберет действительность и отвергнет Христа, как это он сделал две тысячи лет тому назад и как делает сейчас и во все времена истории. Если в повести Соловьева большинство представителей всех трех конфессий поднимаются и усаживаются у трона антихриста, то только потому, что действительность для них — это все, что они изолгали своим бытием, когда были поставлены перед выбором: права пап, археологический музей и институт Священного Писания, с одной стороны, и Христос — с другой. Права, музей и институт были для них действительностью и потому завершением бытия. Между тем Христос представлялся им только мечтой, прекрасной, привлекательной, но только мечтой, которую нельзя ставить выше действительности, тем более если эта последняя в той или иной степени связана с угрозой для самой их жизни. Потому они с криками «gratias agiraus» и сели у трона антихриста. Это происходит постоянно и будет происходить до самого конца истории, ибо дух лжи таится в каждом — во всех, и все находятся под этой угрозой. Дух лжи искусил Иуду преклониться перед действительностью и выдать Христа в руки иудеев. Дух лжи соблазнил Петра преклониться перед той же действительностью и публично отречься от Христа. Дух лжи вызвал ересь, расколы, религиозные войны, преследования, ибо он даже вождей поставил на колени перед действительностью, вместо того чтобы поставить на колени перед престолом Господа. Дух лжи привел и соловьевского Аполлония к трону антихриста и предложил его на службу зверю. Аполлоний был наследником Иуды. Потому он пришел к императору и, как когда‑то его предтеча, сказал ему: «Что мне дашь, если я своими знамениями и чудесами соблазню людей и отверну их от твоего соперника — Христа?» Император дал ему пышный титул, власть канцлера, роскошь, и Аполлоний служил земному властелину. Вместо того чтобы служить Христу, он начал служить антихристу. И так дело обстоит со всеми антихристами — всех веков и народов. Они рождены во лжи и во лжи действуют. Дух лжи их источник и живитель их деятельности.

Однако любопытно остановиться и взглянуть, во что превращаются творцы Царства Христова и его руководители, которые в образе лжепророков пошли на службу зверю. Пример соловьевского Аполлония в данном случае весьма поучителен. Соловьев рассказывает, что в руках Аполлония находилось увеселение людей. Веселие, наряду с единством и благом, было из начал антихристова царства. О них поговорим позднее. Сейчас нам важно рассмотреть, какое место в человеческой экзистенции занял автор этого веселия, дающий «людям возможность постоянного наслаждения самыми разнообразными и неожиданными чудесами и знамениями». Даже и тогда, когда Аполлоний был избран папой, он никому не уступил этого своего поручения. Напротив, именно тогда он вошел в эту роль полностью.

Для выражения радости по случаю того, что у них есть новый глава Церкви, толпы собрались у дворца императора. Император с новым папой вышел на балкон. «При наступлении ночи император, вместе с новым папой, вышел на восточное крыльцо, подняв «бурю восторгов». Он приветливо кланялся во все стороны, тогда как Аполлоний из подносимых ему кардиналами–дьяконами больших корзин непрерывно брал и бросал по воздуху загоравшиеся от прикосновения его руки великолепные римские свечи, ракеты и огненные фонтаны… Народное ликование перешло все пределы… народные празднества продолжались еще несколько дней, причем новый папа–чудотворец дошел до вещей столь диковинных и невероятных, что передавать их было бы совершенно бесполезно». Разве в этой обязанности увеселять людей не чувствуется глубокой насмешки? Епископ в языческих странах, следовательно, шагающий впереди всех в Царстве Христовом, отбрасывает в сторону Евангелие, возвращается назад, как и инквизитор Достоевского, поступает на службу земного властелина, чтобы быть увеселителем толпы, используя для этого колдовство и чудодейства. Литургию Жертвы Христа, означающую божественный образ существования, он выменивает на дешевые фокусы с ракетами и бесконечным огнем. Вселенское преображение могуществом Христа он надеется заменить внешней волной восхищения. Потому, невзирая на восторг и крики толпы, этот автор веселия становится шутом. В нем нет покоя существования. Правда, в глубине своей Аполлоний скрывает глубокий трагизм, как скрывает его всякий шут. Но этот трагизм в нем прикрыт маской благородства. Он играет великого и могущественного; он сидит на своем собственном троне рядом с императором, он становится даже папой. Но за этим фальшивым величием мы видим достойного жалости шута, бросающего через балкон в кричащую толпу ракеты. И это для него не игра в минуту забвения. Это его обязанность в новой жизни, единственная обязанность, доверенная ему императором. Быть шутом — его новое призвание в царстве зверя.Такая судьба выпала не только на долю Аполлония. Такая судьба выпадает на долю каждого апостола Христа, превращающегося в лжепророка. Разве не кроется это шутовство во всех заявлениях отпавших от Христа, в которых они отрекаются от своего прежнего призвания? Разве не вызывает улыбки их рвение в делах, которыми они хотят услужить своим новым властелинам? В истории Церкви было немало таких, отпавших от Христа. Не один пошел по следам Аполлония. Однако редко кто из них сохранил человеческое достоинство. Редко кто сохранил в себе неоскверненной трагедию своей души, уведшей далеко от христианства. Почти у всех эта трагедия превратилась в комедию, которую они играли в течение своей жизни. И это совершенно понятно. Антихрист выбирает своих служителей не для того, чтобы их вознести, но для того, чтобы через них надругаться над божественным образом, чтобы через них унизить божественные ценности, чтобы превратить их в насмешку над Господом. Апостолам Христа было обещано сесть на двенадцати престолах и судить двенадцать колен Израилевых (ср.: Мф. 19, 28); иначе говоря, божественной мерой измерить историю земли. Антихрист своим апостолам тоже соорудил престол, «несколько ниже», нежели собственный. Однако этот престол — престол шута, не судьи. Задача апостолов антихриста увеселять толпу: насмешками над Христом, критикой в Его адрес, клеветой на Него, повторным отречением от Него, включением Его в ряды смертных, искажением Его культа, унижением Его учения, надругательством над Его Церковью. То, что раньше для них составляло бытие, теперь превращается в злую игру. И они играют, они смешат толпы, не замечая, что таким образом сами превращаются в шутов в антихристовых поместьях. Христову апостолу, однажды поставленному на службу Господу, остается сделать выбор: или вести добрую борьбу, сохранить веру и, если необходимо, даже принять смерть, или сделаться шутом в руках антихриста.Опровержение таинств Крещения, Конфирмации и Священства есть вместе с тем и опровержение того отпечатка, который эти таинства накладывают в душе человека. Но ведь отпечаток есть не что иное, как апостольский знак, как знак Агнца на бытии человека. Его опровергнуть означает опровергнуть не какую‑нибудь запрещающую дисциплинарную установку, не какой‑то нравственный закон, но онтологическое свое состояние, возникающее из этих таинств и отличающее человека от всех, не получивших этого знака. Это попытка вернуться в дохристианские времена, в существование человека до Искупления. Вне сомнения, что такая попытка напрасна. Никто не может стереть этого онтологического отпечатка с души своей. А если кто‑то и попытается жить так, словно его не имеет, он станет шутом, увеселителем толпы. Три названные таинства накладывают на человека черты священнослужителя, царя и пророка, ибо они дают ему право участвовать в вечном священстве Христа, Его царствовании и в Его пророчестве. Перейдя на службу антихриста, апостол Христа не лишается этих черт, но только делает их не подлинными: он становится лжесвященником, лжецарем, лжепророком. Он произносит пророческие слова, не заключающие в себе истины. Божественная действительность с ее таинствами превращается для него в человеческую игру на сцене антихриста. Поэтому такой актер, несмотря на его внутренний трагизм, становится смешным. Шутовство пронизывает само бытие антихристова духа, ибо он появляется от искажения сакраментальной действительности.Мы сделали попытку разобрать эти основные черты антихристова духа, о которых говорит Соловьев, несколько шире. Они все таятся в самолюбии, которое отвращает человека от Бога, вызывает ненависть к Творцу и творению, которая становится борьбой и уничтожением. Эта борьба в первую очередь направлена против Христа, в Котором заключается богочеловеческая полнота и которую антихрист начинает разрушать, пытаясь отделить Иисуса. Провозглашение Христа предтечей, который влился в историю, умер, но не воскрес, —основное средство этой борьбы. Чтобы эта борьба была успешной, антихрист для исполнения своей миссии получает от дьявола своеобразное демоническое «таинство конфирмации». Красота и сила становятся ширмой для прикрытия антихристовой деятельности, ибо дьявол, как вскоре увидим, действует не своим образом и не своим именем. Источником этих свойств является греховное происхождение антихриста — он произошел от блуда, из того духа лжи, который ярче всего проявляется в блуде. Дух лжи использует особый способ угрозы — он вызывает в членах Царства Христова себялюбие и через него уводит их далеко от Церкви. Но путь Христовых апостолов, далеких от божественного призвания, всегда заканчивается обязанностями шута. «Восстают цари земли, и князья, совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его. «Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их». Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им» (Вс. 2—4); «поругается» потому, что эти их заговоры действительно сделались шутовскими. Быть посмешищем — судьба всякого антихриста.Биографическая справкаАнастас Мацейна (1908—1987) — литовский философ, педагог, поэт. Родился в крестьянской семье, учился в духовной семинарии, но не закончил. Продолжил учебу на факультетах теологии и философии Каунасского университета, затем — в университетах Бельгии, Швейцарии, Германии. По возвращении в Каунас преподавал в университете философию и педагогику. В 1940 г. А. Мацейна уехал на Запад, но с началом войны вернулся, а в 1944 г. уехал навсегда в Германию. Преподавал философию в Фрейбергском и Мюнстерском университетах. Дебютировал как поэт в журнале «Жидинис» («Очаг»). В 1937 г. написал книгу «Социальная справедливость», а в 1940–м книгу «Падение буржуазии». Автор двух трилогий: 1) Великий Инквизитор, 1946; Тайна подлости, 1964; Драма Иова, 1950; 2) Песнь Солнца, 1954; Великая Помощница, 1958; Божий Агнец, 1960. Незавершенной осталась книга «Борьба с Богом» (на основе «Дзядов» А. Мицкевича). Создавались также труды по общим вопросам богословия и философии: Церковь и мир, 1970; Происхождение и смысл философии, 1978; Путем философии, 1979; Личность и история, 1981. Проблемам философии религии посвящены труды: Философия религии. Т. 1. 1976; Бог и свобода, 1985; Теология освобождения, 1986; Ога et Labora, 1987. По вопросам педагогики: Национальное воспитание, 1934; История педагогики. Т. 1. 1940. Некоторые работы написаны на немецком языке: Советская этика и христианство, 1969. В настоящее время готовится 12–томное собрание сочинений Мацейны.Переводы на русский язык: Великий Инквизитор (фрагмент) //Наука и религия. 1990. №11 —12; Воскрешение Каина//Ступени. СПб., 1992. №4.