Бог не трансцендентен миру, и Его нельзя увидеть всего лишь потому, что Он — нечто вроде совершенного компьютера: Его мысли «с большой скоростью и плотностью работают» (1. с. 353). Иными словами, лицезреть Божество можно, но пройдя определенную «тренировку».

Вообще для Анастасии (а значит, и для ее создателя), утомленных псевдобогословскими ухищрениями, Бог постепенно превращается во «что-то», в «разум, интеллект, существа, силы света, вакуум, абсолют, ритм, дух, Бога» (1, с. 230). Как ни называй, все сойдет. Постепенно проступает и более отчетливой становится и пантеистическая тема. Бог якобы говорит: «среди камней смогу травинкой я зеленой вновь пробиться», «днем наступающей взойду зарею» (3, с. 52-53).

Трудно, конечно, человеку постичь то, что Бог невидим. Пузаков создает такой, трогательный по почти архаической примитивности, сюжет. Бог творил человека, и так был этим увлечен, что не успел подумать о Себе Самом и не создал Свой собственный облик (3, с. 69)

Как произошел мир

В четвертом томе своего опуса Пузаков, наконец, излагает свою доморощенную космогонию. Оказывается до сотворения Земли вселенная была наполнена «множеством энергий», которые во тьме «мыслили» и «творили» (3, с. 16). Нам ранее сообщали, что Бог рассеян в виде энергий. Но здесь другое: наблюдалось множество или божеств, или порученцев-демиургов, действовавших от имени Бога, непрестанно творя. Далее оказывается, что наш писатель не чужд и индуистских идей о цикличных катастрофах: в мире сосуществуют «сущность разрушенья и сущность, созидающая жизнь». Каждая космическая сущность была вовлечена в бессмысленный процесс сотворения и уничтожения (3, с. 16-17). Здесь, конечно, присутствует и дуалистический мотив: «пророчица» сообщает, к примеру, о «гармонии добра и зла» (3, с. 22).

И вот на фоне такой картины Бог, наконец, вознамеривается приступить к сотворению нашего, очередного мира, но не самостоятельно, а «совместно» с «энергиями», которые стремятся соревноваться с Творцом, относясь к Нему как к равному, и отступают, только потерпев поражение. В конце концов, Бог творит землю и человека один, но понимает, что Его детищу недостает «энергии любви», которая доселе принадлежала только Божеству. Пузаков излагает диалог между Богом и этой самостоятельной внутрибожественной «энергией». Ей отдается повеление: «вся без остатка (! — Авт.) на землю опустись» (3, с. 51). Итак, надо понимать, что Бог отныне полностью лишен любви, от которой решительно отказывается (3, с. 55), каким-то образом оставаясь при этом «Богом-Любовью» (3, с. 73)? Далее бог Пузакова наставляет людей, как жить: «сиять отныне в нави, яви, прави» (3, с. 51). Хаотическое богословие автора приобретает еще один элемент, связанный со славянским язычеством. Навь — это воплощение болезни и смерти2. Узнаем также, что «навь» значит — мертвец, труп3. Таким образом, по Пузакову и прочим отечественным неоязычникам4, Бог уготовал прежде «яви и прави» (слова эти сами по себе являются результатом малограмотной морфологической стилизации, но, по крайней мере, происходят от очевидных корней с позитивным смыслом) смерть и трупное разложение. Ничего себе благословение! Попутно заметим, что, с точки зрения тех, кто пытается в России возродить поклонение Роду и Сварогу, явь — есть жизнь, а правь — некий небесный закон бытия. Таким образом, даже в неоязычестве Пузаков показывает свою исключительную поверхностность и, если здесь уместно так выразиться, безграмотность. Из текста становится понятно, что Пузаков относится к словам о «нави» как к славянской абракадабре, имеющей позитивный, но совершенно неконкретный смысл. Грехопадение Подходим к теме грехопадения, которая в рассматриваемой эпопее полностью удалена из сферы отношений между Богом и человеком. В версии Пузакова она выглядит так: некоторые сущности, живущие во вселенной, хотя и не смогли соработать Богу в творении, стали завидовать и пытаться выведать у человека «тайну сотворенья». Эти богоборческие силы стремились к тому, чтобы «две силы захотели б испытать друг друга» (3, с. 79). Итак, здесь вполне четко проступает дуалистическая неоязыческая концепция нави-яви (у Пузакова даже шаровая молния, представляющая бога Анастасии, оставляет после себя запах «ладана и серы» — 3. с. 381). Добро и зло сосуществуют в мире, борются иногда почти на равных.