Карточный стол – это есть по существу лишь увеличенная копия листа, в который заносили результаты игры; это «престол», на котором совершается это диавольское действие, а лист есть диавольская копия с «антиминса» (вместопрестолия или переносного «престола»). Тот, кто когда-нибудь играл в преферанс, знает, как игроки размечают тот лист, в который они заносят результаты своей игры. Так вот, – эта разметка есть калька с древнегреческой разметки домов в гороскопе. Чекалинский восседает во главе этого стола. Во главе же астрологического стола находится оккультное солнце. Когда Пушкин рисует портрет Чекалинского – кажется, что он описывает лучащееся солнце.

«Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности; голова покрыта была серебряной сединою; полное и свежее лицо изображало добродушие; глаза блистали, оживленные всегдашней улыбкою» (292). Пушкин все время подчеркивает его неизменную улыбчивость, учтивость, ласковость и веселость. Даже во время самого критического момента игры Чекалинский лишь побледнел, но сохранил свою улыбку. И когда Герман проиграл, – Чекалинский, как пишет Пушкин, «сказал ласково»: «Дама ваша убита» (294).

Нарумов и Сурин персонажи эпизодические, но и те небольшие сведения, которые предоставляет нам о них Пушкин, дают некоторые основания для их астрологического распознавания. Про себя Сурин говорит, что он никогда не горячится, а Нарумов, удивляясь его расчетливой игре, бросает интересную для характеристики Сурина фразу: «И ты ни разу не соблазнился? Ни разу не поставил на руте?.. Твердость твоя для меня удивительна» (269). Сурин холоден, расчетлив, тверд. Вот эта его твердость, некоторая окостенелость, выражающаяся в холодности и расчетливости, являются характеристиками, которые довольно точно указывают его астрологическую принадлежность, – он Сатурн. Даже его фамилия начинается на ту же букву, и через три общие буквы: с-р-н, которые в ней следуют друг за другом в такой же последовательности, в какой они стоят в названии планеты, – имеет что-то общее в их звучании. В оккультной традиции, где планеты имеют самые широкие связи с различными явлениями, в частности, планеты, по мнению оккультистов, могут иметь влияние и на металлы. Интересно, что Сатурн в такой связи управляет свинцовым суриком. В этой ассоциации есть некое указание на фамилию персонажа. Очевидно, Пушкин был знаком со всей этой оккультной каббалистикой, – и подобные ассоциации могли у него иметь место в процессе написания повести. Любопытно, что Меркурий управляет ртутью, – в алхимии она является металлом, из которого получают золото. Но это одновременно и металл, который может смертельно отравить человека. И Германн действительно отравляется страстью к золоту. Эта ассоциация во времена Пушкина была понятна (тогда оккультные знания были весьма распространенными) – и она могла работать даже как художественный образ.

Нарумову остается роль Юпитера. Но мы можем сделать такое отождествление не только по остаточному принципу, – и сам Пушкин дает для этого основания. Он конногвардеец. Это очень важная для контекста нашего исследования характеристика. Римского бога Юпитера многие исследователи отождествляют со славянским богом Перуном. Не будет натяжкой сделать такое отождествление и в рамках данного исследования, так как речь идет все-таки о России. Но бог Перун – особый покровитель воинских дружин; он представлен в славянской мифологии в образе всадника, восседающего на коне. Нарумов явно выступает в роли лидера, и не только по праву хозяина дома, в котором происходит карточная игра. Он является негласным наставником в карточной игре: Сурина он призывает играть более решительно, Германна пытается втянуть в игру, а когда тот, наконец, решается вступить в игру, он вводит его в дом Чекалинского, и даже выражает явное неудовольствие рискованной игрой Германна. Он обнаруживает удивительное трезвомыслие и силу ума, его вопросы заставляют тех, кто говорит, яснее выражать свою мысль. Это всё явные психологические характеристики, относящиеся к Юпитеру.

Астрологические дома в повести – это дома персонажей, в которых происходит действие. Их соответствие астрологическим знакам нетрудно установить по планетной принадлежности персонажей и их психологическим характеристикам, но мы не будем этого делать по причине, изложенной ниже.

Пушкин постоянно дает точное время действия, хотя для художественной характеристики такая точность не требуется. «Однажды, – пишет Пушкин, и этого было бы достаточно в обычном повествовании, но делает развернутое уточнение, – это случилось два дня после вечера, описанного в начале этой повести, и за неделю перед этой сценой, на которой мы остановились» (276). Мало того, далее Пушкин еще уточняет время этого события, – мы узнаем, что оно произошло за два часа до обеда. Причем через пять минут оно повторилось. Зная обычное время обеда в дворянских домах, можно вычислить время этого события с точностью до пяти минут. Какое же событие с такой временной точностью описывает Александр Сергеевич? Речь идет лишь о том, как встретились взглядами молодые люди. Притом мы узнаем, что «с того времени не проходило дня, чтоб молодой человек, в известный час, не являлся под окнами их дома» (276). Для художественного произведения такая временная точность и регулярность события, происходящего в один и тот же час, является даже излишней, ибо такая «бухгалтерия» снимает романтический флер с повествования. Но для астрологического аспекта разворачиваемого Пушкиным мифа такая временная скрупулезность просто необходима, иначе весь миф распадается – и точная астрологическая характеристика события и персонажей становится невозможной. Ежедневное повторение этого события имеет еще один аспект – Меркурий совершает попятное движение по небу, неоднократно возвращаясь к исходной точке.

Такая точность в указании времени присутствует при описании почти всех событий. «Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра» (268) [81], – начинает повесть Пушкин, сразу указывая и на зимнее время года, в которое происходит повествование. Причем, длинная зимняя ночь не бывает в месяцы, близкие к весне. Если учесть, что это происходит в Петербурге, где ближе к весне ночи становятся совсем короткими, то речь идет о том зимнем месяце, в котором еще не произошел солнцеворот, – это декабрь. Косвенно это подтверждается другими деталями: погодой (это мокрый снег с сильным ветром), одеждой (Елизавета Ивановна одета в холодный плащ), транспортом (это кареты, о санях нигде речи нет, «карета катилась по рыхлому снегу» (281), а в холодные месяцы ездили на санях). Даже фаза луны известна: когда графиня является Германну, то яркая «луна озаряла его комнату» (290). Пушкин указывает и точное время: «без четверти три» (290).

Встреча Германна с графиней и свидание с Лизаветой Ивановной практически прохронометрирована Пушкиным с точностью до минуты. «В десять часов вечера он уже стоял перед домом графини» (281), – указывает он точное время его появления возле дома графини. «Ровно в половине двенадцатого Германн ступил на графинино крыльцо» (281). Германн поднялся наверх и «вошел в темный кабинет». В это время «в гостиной пробило двенадцать; по всем комнатам часы одни за другими прозвонили двенадцать – и все умолкло опять». Через некоторое время ожидания «часы пробили первый и второй час утра, – и он услышал дальний стук кареты» (282). И только тогда, когда уже наступило утро, молодой человек покинул дом графини, распрощавшись с Лизаветой Ивановной.Нетрудно вычислить и дату этой встречи. Пушкин дает такую зацепку: свидание произошло почти через три недели после того, когда Лизавета Ивановна «в первый раз увидела в окошко молодого человека» (285). Спустя три дня после роковой ночи Германн отправился в *** монастырь на похороны графини. «Целый день Германн был чрезвычайно расстроен, – описывает Пушкин день, в который состоялись похороны, – возвратясь домой, он бросился, не раздеваясь, на кровать и крепко заснул. Он проснулся уже ночью» (290). Но в эту ночь было полнолуние. Пушкин комментирует и другие события: «на другой день» (279), «три дня после» (280).Таким образом, зная точно год действия (это год, близкий к 1833-му, точно его можно установить по биографии Натальи Петровны Голицыной), месяц (декабрь), дату полнолуния в этом месяце и точные сроки между происходящими событиями (их с точностью до дня дает Пушкин), можно составить полную временную астрологическую картину. Возможно, астрологические характеристики, полученные в результате точных просчетов, дали бы еще более интересный материал для содержания повести. Но мы этого никогда не делали и делать не станем. Не посоветуем этого делать и другим, потому что астрологические просчеты – это уже не астрологический анализ, это оккультное действие, которое требует некой оккультной жертвы. Мы сделали такой подробный анализ содержащихся в повести данных лишь для того, чтобы показать, что такой аспект скрыто присутствует в повести.Но почему же Пушкин уделяет этому столько места в своем повествовании? В конце концов, достаточно было бы намека на это обстоятельство, но Пушкин нигде, где только речь заходит о времени события, не отступает от скрупулезного его исчисления. Все дело в том, что астрологический аспект имеет огромное значение в масонском мировоззрении, а смысл масонского посвящения невозможно понять без указания на его астрологический смысл.«Идея странствия, – пишет масон Фостер Бейли, – лежит в основе всего масонского посвящения – движения в поисках знания; движения в поисках слова Мастера. Таков сюжет кандидата. Он повторяется солнцем, обходящим небо через двенадцать знаков зодиака» [82]. По мнению Блаватской, цикл посвящений воспроизводит в миниатюре великую серию космических изменений, именуемых астрономами тропическим или звездным годом. Астрология очень многое объясняет в масонском мировоззрении, основанном на каббалистическом и пифагорейском методе объяснения мирового устроения через соотношение чисел. В таком взгляде не только мир, но и Бог подчиняется математическим соотношениям, ибо Бог и мир в этой картине едины.Поэтому Пушкин вводит астрологический аспект в свою повесть и так подробно отмечает все астрологические вехи. Без этих отметин невозможно было бы понять символический язык его повести. Однако сама астрология мало занимает Пушкина, потому что для него это только фон, на котором разворачивается главное оккультное действие, связанное с карточной игрой. Но фон этот очень важен – он постоянно акцентирует внимание читателя на том, что действия персонажей обусловлены какими-то внешними обстоятельствами. На таком фоне персонажи не могут действовать свободно, как личности, – они могут работать только как части огромного механизированного космоса, в котором действуют исчисленные реалии, через которые не может быть выражена духовная жизнь личности, ибо «не мерою дает Бог Духа» (Ин. 3, 34). Карточная игра и является символом этого механического космоса, перемалывающего людей по оккультным законам Судьбы.Карточная игра в сознании Пушкина, да и всех персонажей (а значит и читателей), связана с каббалистикой. Нарумов, узнав о том, что у Томского есть бабушка, владеющая тайнами карточной игры, спрашивает его: «ты до сих пор не перенял у ней ее каббалистики» (271)? Поэтому весь астрологический антураж – это фон, но фон именно каббалистический, – он придает всему действию совершенно определенную окраску, на этом фоне уже невозможно писать обычными живописными красками – на нем можно рисовать красками только фосфорецирующими этим оккультным «светом», которым проникнута вся повесть. И Пушкин умело и незаметно пользуется этими красками для создания особого мистериального эффекта таинственности и остраненности, в которых проявляется и некий иронический оттенок по отношению ко всему этому каббалистическому безумию.