Более того, сегодня я убежден, что других перевоплощений у меня не будет, хотя иногда, когда меня спрашивают: «А как Вы относитесь к клонированию?», я говорю: «О, очень положительно. Я бы тогда сидел дома, читал бы книжки, ездил куда мне хочется, а мои клоны разъезжали бы повсюду и выступали вместо меня. Это было бы просто изумительно». Но пока это райское блаженство просто для меня недостижимо.

Ну а дальше что же сказать? Моя жизнь – как и у всех людей: ел, пил, учился. Учился в семинарии, в академии, но самое главное учение началось для меня только тогда, когда я начал преподавать. Римляне правильно говорили «уча, учимся» – я понял: действительно, только тогда начинается обучение, когда ты хочешь других обучать. Тогда ты только начинаешь видеть: первое – что ты ничего не знаешь, второе – что почти ничего не понимаешь, третье – ты не можешь быть учителем по одной причине, что ты сам ничего не делаешь. Ибо учителем, тем более когда мы говорим о таких высоких вещах, как христианская педагогика и научение христианским истинам, немыслимо быть без того, чтобы человек сам стал хоть немножко христианином.

И это оказалось для меня, если хотите, очень большим открытием, что, оказывается, я совсем не тот, кем я должен быть. Но вот так я и продолжаю учиться и все более убеждаюсь в том, что чем, кажется, шире раздвигается горизонт, тем – уже не кажется, а на самом деле – я меньше знаю. И это совершенно естественно, потому что горизонт раздвигается, я бы сказал, в геометрической прогрессии, а свои познания видишь в арифметической. Таким образом, все более приходишь к выводу, о котором очень хорошо сказал академик Наан: «Как много нужно знать, чтобы узнать, как мало ты знаешь». Сейчас я в этом состоянии и нахожусь.

Теперь я преподаю, как Вы уже сказали, в Московской Духовной академии, читаю там лекции по основному богословию; так  они называются для широкой публики, хотя все студенты знают другое название, более точное, но сокровенное, о котором не знают внешние люди: что этот предмет называется «самое основное богословие», а не просто основное, естественно.

Вот и вся моя жизнь, а о прочих вещах и говорить нечего – как у всех и всегда. Единственно, правда, есть момент, который, может быть, отсутствует у многих людей. Я вот читаю лекции – в академии, общественные лекции, получаю много писем, вижу, до чего я хорош, и вижу, до чего более хорошим я себя чувствую и вижу, и жду не дождусь только одного: когда же меня живьем-то канонизируют? Но, к сожалению, этого момента не наступает, а когда я говорю об этом, все смеются. А что здесь смешного, не правда ли? Вот и вся моя биография. Единственное, о чем я хотел бы еще сказать: пока мне еще не открыт день, когда я перейду в другой мир, и час. Это мне пока неизвестно, поэтому жизнь не завершилась. Мне сказали, что жизнь за плечами; да, то, что за плечами, уже прошло, но самое главное теперь то, что впереди. И дай Бог, чтобы то, что впереди – хотя бы в этом отрезке времени начать быть православным христианином. Об этом я, по крайней мере, мечтаю.

Хотя святые отцы запрещают мечтательность, говорят, что мечтательность – самый легкий и прямой путь к прелести. Ой, не дай Бог впасть в это; но чтобы быть православным христианином – об этом-то ведь можно мечтать или нет? Это вопрос, на который я пока не ответил.

– Алексей Ильич, возвращаясь в 1982 год, для меня судьбоносный, хотелось бы поговорить о такой проблеме. Когда эта книга самого основного богословия перевернула мою жизнь, мне, конечно же, захотелось этой радостью обретения Бога поделиться с окружающими, с близкими. И я, выпросив у батюшки этот учебник, завернув его в массу советских газет, принес своему другу с тем, чтобы он его прочитал и тоже все понял. Прошел день, два, три, неделя… А  я смотрю: где эта книга лежала, там она и оставалась лежать нетронутой.

И когда прошло некоторое время, когда книгу уже надо было возвращать, я спросил: «А почему ты не читаешь ее?» И он сказал совершенно потрясшую меня вещь – ответ я для себя не нашел до сих пор. «Ты знаешь, – сказал он мне, – а меня в этой жизни все устраивает. Я верю тебе, что если я прочитаю эту книгу, я поверю в Бога. Но ты понимаешь, в моей жизни все хорошо: семья, учеба, работа... У меня все в жизни гармонично и хорошо, я не хочу менять свою жизнь. Зачем мне читать эту книгу и менять свою жизнь?». Как же подвигнуть вот таких людей, у которых «все хорошо», изменить свою жизнь? И надо ли им изменять свою жизнь? Ведь мы же знаем, что богоискательство и обращение к Богу иногда не очень легко проходит... И как бы внешне гармоничная жизнь вдруг приходит в дисгармонию... Как тут быть?– Вы знаете, когда проповедовал Сам Христос, то далеко не все слушали Его, шли за Ним и тем более соглашались с Ним. Так что не приходится рассчитывать, что каждый человек заинтересуется основным вопросом нашей жизни: «зачем я живу?», без которого невозможно ответить на вопрос: «если мне хорошо сейчас, то зачем мне что-то другое искать?». Так вот, есть ряд людей, для которых этого вопроса не существует, и очень трудно их подвигнуть к какому-то исканию, к какому-то чтению, интересу.Но если у человека что-то шевелится внутри, в душе, то поговорить об этом, наверное,  стоило бы. И стоило бы с таких позиций: вот он говорит, что у него сейчас все хорошо, но он же знает – каждый рожденный приговорен к смерти. Во-вторых, он не знает, к какой смерти. В-третьих, когда он говорит: «меня устраивает моя семья», особенно, как многие говорят: «мой смысл жизни в моих детях», то приходится невольно задать вопрос: «Какое страшное слово Вы произнесли. Как бы Вы назвали человека, который бы говорил, пламенно говорил, что он любит своих детей – допустим, так – и послал бы их на верную неминуемую смерть? Что бы Вы сказали об этом человеке?»  Он, наверное, бы отшатнулся в ужасе. А на самом деле?Что такое «смысл жизни в моих детях», например? Ты разве не знал, что, рождая ребенка, ты приговорил его к смерти? И это ты называешь любовью, смыслом жизни? Вот это, наверное, одно из очень важных положений, которое должно бы заставить человека задуматься: можно ли сказать, что «мой смысл жизни в моих детях»? Для тех же людей, которые удовлетворены своим кажущимся состоянием – здоровьем, материальным, социальным положением, неужели не хватает ума понять, что в мгновение ока неизвестно по каким причинам все это может измениться: один сосудик лопнул – и что все твое благополучие? Будь ты кем угодно, каким угодно миллиардером, будь какая угодно у тебя семья, а ты лежишь в параличе.Как-то прочитал: один миллиардер, он, бедный, болен раком горла, его питают жиденькой пищей, ложечкой… Ох, какой замечательный смысл жизни. И никто не застрахован ни от каких болезней, ни от каких несчастий и вообще ни от каких треволнений этой жизни. Поэтому когда слышишь от человека заявления, что «мне все хорошо и мне больше ничего не надо», то уже смотришь на него: он в своем уме или нет? Что за странность – ты разве знаешь будущее? Ты сейчас лег здоровым – а ты уверен, что проснешься таковым же? Ты пошел на работу – а ты уверен, что вернешься с нее? И так далее, и без конца.Это взгляд на жизнь не только примитивный, но какой-то слепой, неразумный; рискую сказать, безумный. Поэтому главный вопрос, без решения которого человек никогда не может сказать, что «вот, я удовлетворен, и больше мне ничего на свете не надо» – это вопрос, на который надо ответить: «зачем я живу, зачем мы живем, зачем живет все человечество, какой смысл этой жизни, если она кончается смертью?». Какой смысл? И здесь принципиально два ответа. Принципиально. Тут есть нюансы, но ответов только два: или есть вечность бесконечности, есть душа, есть бессмертие, есть Бог – и тогда я понимаю, в чем состоит смысл моей жизни. Если это тем более вечность, как говорит христианская религия, – это не просто вечное и какое-то странное бытие, а бытие блага, бытие такого блаженства, перед которым все земное ничто. Если хотите, можно даже такое сравнение сделать: спросите влюбленного, в чем его счастье, в чем смысл его жизни, что ему нужно, нужно ли ему еще чего. «Ничего, – скажет, – ничего». Ромео и Джульетта, Руслан и Людмила. Да, Господи, «Князь Серебряный» возьмите Алексея Толстого, да вообще посмотрите эти старые романы. Они великолепно описывали человеческую любовь и показали, что очень важно, когда в человеческом сердце это есть; все, ему больше ничего не надо.Так вот, христианство говорит: смысл человеческой жизни как раз заключается в том, чтобы достойно войти в ту вечность, когда человек будет преисполнен этой любовью.