Горе миру от соблазн: нужда бо есть прийти соблазном. Обаче горе человеку тому, им же соблазн приходит (Мф.18:7). Это ска­зано Спасителем мира, Господом нашим Иисусом Хрис­том. Это сказано о событиях, которые совершаются пред очами нашими и должны еще совершиться, в ко­торых всесвятые судьбы Божии сливаются воедино с преступными и гибельными последствиями греховного, любострастного, враждебного Богу произволения чело­веческого.

Нужда приити соблазном: этими словами объявляет­ся предопределение Божие, объявляются судьбы Бо­жии, непостижимые для человека и недоступные для постижения его. Горе человеку тому, им же соблазн приходит: этим объявляется гнев Божий служителям, проповедни­кам, покровителям греха, сеятелям и распространите­лям греха в обществе человеческом, врагам и гоните­лям истинного богопознания и богослужения. Настрое­ние и деятельность их уже осуждены Богом; уже произ­несены громовые угрозы против этого настроения и этой деятельности; уже приготовлен в возмездие им вечный ад с его темницами, с его ужасными пытками и казнями. Но деятельность и настроение человеков, не­приязненные и противодействующие Богу, попущены Богом. Таковы судьбы Божии. Зло, совершаемое тваря­ми, не может нарушать в Боге — в Добре всесовершен­ном — нерушимого, неприкосновенного пребывания в неизменяемых свойствах и достоинстве Его, не может воспрепятствовать беспредельной премудрости Божией совершение всесвятой, всемогущей воли Ее.

Что такое — предопределение Божие? Это — образ выражения, употребляемый Священным Писанием, ко­торым изображается величие Божие, превысшее всяко­го изображения. Понятие о предопределении много сходствует с понятием о судьбах: понятие с понятием сливаются часто. Объясним, по возможности нашей, предопределение Божие, о существовании которого свидетельствует Священное Писание (Рим. гл. 9), неправильным пониманием которого увлекаются многие в гибельную пропасть заблуждения.

Бог не подлежит времени [18] : время не существует для Бога. Словом время выражается понятие, составившееся в разумных тварях от впечатления, произведенного в них переменами явлений в природе. Так определяется время наукою. И бысть вечер, и бысть утро, день един (Быт.1:5). Так представляется Писанием происхождение понятия о времени, вполне согласно с выводом положительной науки. Очевидно, что впечатления извне не могут действовать на Бога, иначе Он не был бы совершен и подвергался приложениям и умалениям, что несвой­ственно бесконечному. Вообще нет времени для Бога: нет для него и будущего времени. Имеющее совершить­ся предстоит уже совершившимся лицу Божию, и заг­робная участь каждого человека, долженствующая истечь, как естественное следствие, из земной, произволь­ной деятельности его, известна уже Богу, уже решена Богом. Несоделанное мое видесте очи Твои (Пс.138:16), всесовершен­ный Бог! Исповедал это вдохновенный пророк: испове­дать это должен, по логичной необходимости, каждый человек.

«Я предопределен! Противиться предопределению, изменить или разрушить предопределение Божие не имею никакой возможности. Зачем же принуждать себя к неумолимо-строгой христианской добродетели? Зачем подвергать себя бесчисленным лишениям и жить, по­стоянно отрекаясь от жизни? Поживу как хочется и нра­вится! Поспешу к тому, к чему приманивает меня мечта моя, рисуя пред взорами моими очаровательные карти­ны! Потешусь досыта всеми наслаждениями, хотя бы и греховными! С роскошью рассыпаны они по вселенной, и нестерпимое любопытство влечет вкусить и узнать их опытно! Если предопределено мне спастись, то, несмот­ря не всю порочность мою, Бог спасет меня. Если ж суждено мне погибнуть, то погибну, несмотря на все усилия мои стяжать спасение». Провозглашается такое суждение неведением таинств христианства! Провозг­лашается оно лжеименным разумом и плотским мудрованием. Произносится в нем страшное, непонимаемое ими богохульство! Несчастное, вполне ошибочное ум­ствование признается и принимается многими за не­опровержимую истину: на нем зиждется жительство своевольное, жительство беззаконное и развратное. На земном порочном жительстве зиждется жительство веч­но-горестное, жительство вечно-бедственное, в стране загробной.

Ложное, душепагубное умствование о предопределе­нии и судьбе возникло из смешения действий, свой­ственных единому Богу, с действиями человеческими. Одна погрешность влечет непременно к другой погреш­ности; влечет она ко многим погрешностям, если сде­лана в мысли начальной, исходной. Человек, смешав свое действие с действием Божиим, уже как бы есте­ственно подчинил оба действия одному закону, одному суду, суду своего разума. Отсюда открылось для него не­обозримое поприще заблуждений. Поставив себя су­диею действий Божиих, он по необходимости приписал Богу то же отношение к добру и злу, какое имеет к ним человек. Свойства Божии признал он тождественными с свойствами человеческими; мышление Божие подчи­нил он законам мышления человеческого: он постано­вил и некоторое различие, но различие не бесконеч­ное, а какое-то свое, неопределенное, чуждое правиль­ности и смысла.

От безначального начала Своего Бог довольствовал­ся и довольствуется Своим единым Словом. Слово Бога есть вместе и мысль Его: Слово искони бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин.1:1,2). Таково свойство беспредельного Ума. По бес­предельному совершенству Своему Бог имеет одну и единственную Мысль, несмотря на то, что Мысль эта выражается в области разумных тварей бесчисленным множеством мыслей. Отделим от себя на бесконечное расстояние и существо Бога, и свойства Его, и действия Его: тогда суждение наше о судьбах и предопределении получит должную основательность. Предопределение участи человека вполне приличествует Богу по неогра­ниченному совершенству ума Божия, по независимости Бога от времени. Предопределение, показывая челове­ку величие Божие и пребывая тайною, известною еди­ному Богу, нисколько не стесняет свободной деятельно­сти человеческой на всем поприще земной жизни, не имеет никакого влияния на эту деятельность, никакого соотношения к ней. Не имея никакого влияния на дея­тельность человека, предопределение Божие не имеет и не может иметь никакого влияния на последствия этой деятельности, на спасение и погибель человека. В руководители поведению нашему даны, с одной сторо­ны, разум и свободное произволение, с другой — откро­венное учение Божие. Откровенное учение Божие возвещает с удовлетворительнейшею подробностью волю Божию в средство спасения, возвещает благоволение Божие, чтоб спаслись все человеки, возвещает муку веч­ную за попрание воли Божией. Отсюда ясное следствие: спасение и погибель человека зависят единственно от произвола его, а не от неизвестного ему определения Божия.

Когда святый старец утомился размышлением бесплодным, последовал к нему с неба глас: «Антоний! Это — судьбы Божии. Ис­следование их душевредно. Себе внимай» (Патерик Скитский).«Себе внимай», о человек! Вступи в труд и исследо­вание существенно нужные для тебя, необходимые. Оп­редели с точностью себя, твое отношение к Богу и ко всем частям громадного мироздания, тебе известного. Определи, что дано понимать тебе, что предоставлено одному созерцанию твоему и что скрыто от тебя. Опре­дели степень, и границы твоей способности мышления и понимания. Эта способность, как способность суще­ства ограниченного, естественно имеет и свою степень и свои пределы. Понятия человеческие, в их известных видах, наука называет полными и совершенными; но они всегда остаются относительными к человеческой способности мышления и понимания: они совершенны настолько, насколько совершенен человек. Достигни важного познания, что совершенное понимание чего-либо несвойственно и невозможно для ума ограниченного. Совершенное понимание принадлежит одному Уму совершенному. Без этого познания, познания верного и святого, правильность положения и правильность деятельности постоянно будут чуждыми для самого гения. Положение и деятельность разумеются здесь духовные, в которых каждый из нас обязан развиться развитием, назначенным и предписанным для разумной твари Со­здателем ее. Не говорится здесь о том срочном положе­нии и о той срочной деятельности, в которые поставля­емся на кратчайший срок во время земного странствова­ния нашего, как члены человеческого общества.Кажется: что ближе ко мне меня? Что мне из­вестнее меня? Я постоянно с собою; по естественной необходимости я должен постоянно внимать себе; об­ращаю внимание на другие предметы, насколько нужно это для меня. Любовь ко мне самому поставлена мне за­коном Божиим в меру любви к ближнему. И я-то, беру­щийся узнавать далекое в глубинах земли и моря, в глу­бинах поднебесной и за сводами неба, прихожу в затруднение, в совершенное недоумение, не знаю, что от­вечать мне, когда услышу вопрос: кто я, и что я? Кто — я? Существо ли? Но я подвержен необычайным измене­ниям со дня зачатия моего и до дня смерти. Существо, в полном смысле, не должно подлежать изменениям; оно должно проявлять постоянно одинаковую, всегда равную себе силу жизни. Нет во мне свидетельства жиз­ни, которое бы всецело заключалось во мне самом; я подвергаюсь совершенному иссякновению жизненной силы в теле моем: я умираю. Не только бренное тело мое подчинено смерти; но и самая душа моя не имеет в себе условия жизни нерушимой: научает меня этому священное предание Церкви православной. Душе, рав­но и Ангелам, даровано бессмертие Богом: оно не их собственность, не их естественная принадлежность [19] . Тело, для поддержания жизни своей, нуждается в пита­нии воздухом и произведениями земли; душа, чтоб под­держать и сохранить в себе бессмертие свое, нуждается в таинственном действии на себя Божественной десни­цы. Кто — я? Явление? Но я чувствую существование мое. Многие годы размышлял некто об ответе удовлетвори­тельном на предложенный вопрос, размышлял, углубля­ясь в самовоззрение при свете светильника — Духа Бо­жия. Многолетним размышлением он приведен к следу­ющему относительному определению человека: «Чело­век — отблеск существа и заимствует от этого Существа характер существа» [20] . Бог, единый Сый (Втор.6;4), отражается в жизни человека. Так изображает себя солнце в чистой дождевой капле. В дождевой капле мы видим солнце; но то, что видим в ней, не — солнце. Солнце — там, на вы­соте недосягаемой. Что — душа моя? Что — тело мое? Что — ум мой? Что — чувства сердца? Что — чувства тела? Что — силы души и тела? Что — жизнь? Вопросы нераз­решенные, вопросы неразрешимые! В течение тысяче­летий род человеческий приступал к обсуждению этих вопросов, усиливался разрешить их и отступал от них, убеждаясь в их неразрешимости. Что может быть зна­комее нам нашего тела? Имея чувства, оно подвергается действию всех этих чувств: познание о теле должно быть самым удовлетворительным, как приобретаемое и разумом и чувствами. Оно — точно таково в отношении к познаниям о душе, о ее свойствах и силах, о предме­тах, не подверженных чувствам тела [21] ; вместе оно — по­знание, крайне недостаточное в отношении к услови­ям, при которых познание может быть признано пол­ным и совершенным.Чтоб узнать значение какого бы то ни было веще­ства, наука обязана разложить его на составные, нераз­лагаемые части, потом из составных частей воссоздать разложенное вещество. Полученные этим способом по­знания о веществе наука принимает за верные: предпо­ложения, доколе они не доказаны положительно, не допускаются в состав познаний, в сокровищницу науки, хотя произвол человеческий провозглашает об них и устно и печатно, как бы об истинах, насмехаясь над не­вежеством и легковерием человечества. Чтоб разло­жить удовлетворительно человеческое тело, необходи­мо совершить это тогда, когда тело еще живо. Нет воз­можности определить значение этой жизни иначе, как уловив ее и рассмотрев одну и саму по себе. Верность разложения должна быть доказана образованием из со­ставных частей живого тела. Это — невозможно. Мы разлагаем одни трупы [22] , не зная, что оставляет жизнь в оставленном ею теле и что уносит с собою. Раскрывая трупы, мы знакомимся с устройством машины, сокры­той во внутренности тела, но машины, уже неспособ­ной к движению и действованию, машины, уже лишен­ной своего существенного значения. Что ж знаем мы о нашем теле? Нечто, далеко отстоящее от познания пол­ного и совершенного.Сделаем запрос уму нашему, этому главному орудию для приобретения познаний, чтоб он дал существенное определение себе, что — он? Сила души? Но этим высказывается лишь понятие, явившееся в нас от впечатле­ний, произведенных действиями ума, — не определяет­ся сущность ума. Точно то же должны мы сказать и о духе человеческом, то есть о тех возвышенных сердеч­ных чувствах, которых лишены животные, о чувствах, которыми сердце человека отличается от сердца живот­ных и которые составляют изящный избыток чувств в сердце человеческом пред сердцами животных. Дух — сила души. Каким образом соединены силы души с са­мою душою? Образ соединения непостижим, так как непостижим образ соединения тела с его чувствами, зрением, слухом и прочим разнообразным осязанием. Чувства тела оставляют тело в то время, когда оставля­ет его жизнь, уносятся из него отходящею душою. Зна­чит, телесные чувства принадлежат собственно душе, и, когда она пребывает в теле, делаются как бы чувствами тела. Отсюда вытекает необходимое естественное по­следствие: способность души чувствовать то же, что чув­ствует тело; сродство души с телом не та совершенная противоположность, которая опрометчиво приписана некоторыми душе и сотворенным духам, которая досе­ле приписывается им невежеством [23] . Существует между тварями постепенность и происходящее из постепенно­сти различие, как и между числами. Различие может быть очень значительным; но оно не уничтожает ни сродства, ни постепенности. В этой постепенности одно грубее по отношению к нам, другое тоньше; но все сотворенное, ограниченное, существующее в простран­стве и времени не может быть чуждым вещественнос­ти, этой неотъемлемой принадлежности всего ограниченного. Невещественен — один Бог: Он отличается ре­шительным различием от всех тварей; Он противопо­ложен им по существу и свойствам так, как противопо­ложно бесконечное числам, всем без исключения. Вот что знаем о нашей душе, об уме, о сердце! Что ж знаем мы? Нечто, самое ограниченное нечто.Кто знает все это со всею удовлетворительностью? Един Бог! Он, по свойству бесконечного, имеет обо всем совершенное понятие, чуждое всякого недостатка, и доказал Он такое понятие доказательством совершен­ным: сотворением из ничего бесчисленных миров, ви­димых нами и невидимых, ведомых и неведомых. Свой­ственно бесконечному оживлять несуществующее в су­ществование, чего не сильны сотворить никакие чис­ла, как бы ни были они велики. Доказательство беспре­дельности Разума, управляющего вселенною, продолжа­ет великолепно выражаться существованием всего суще­ствующего [24]. Малейшее количество законов творчества и существования, и то в некоторой степени, постигнуто человеками. Постигнуто ими и то, что всю природу объемлет превысшее человеческого постижения зако­нодательство. Если нужен ум для постижения частицы законов, тем необходимее Он для составления их.Человек! «Себе внимай», себя рассматривай! Из яс­ного, по возможности твоей, понимания себя яснее и правильнее будешь смотреть на все, что подлежит тво­им взорам вне тебя. Каким образом, с какого повода вступил я в существование и явился на поприще земной жизни? Явился я на этом поприще невольно и бессозна­тельно; причины вступления в бытие из небытия не знаю. Обдумываю, изыскиваю причину и не могу не сознаться, что должен по необходимости признать ее в определении неограниченной, неизвестной, непо­стижимой Воли, которой подчинен я безусловно. Явил­ся я со способностями души и тела, как с принадлежно­стями: они даны мне, — не избраны мною. Явился я с разнообразными немощами, как бы запечатленный уже казнью; явился страдальцем и обреченным на страда­ния. Встал я в обстоятельства и обстановку, какие нашел или какие приготовлены мне — не знаю. На пути земного странствования очень редко могу поступить по произволу моему, исполнить мое желание: почти всегда влекусь насильно какою-то невидимою, всемогущею Ру­кою, каким-то потоком, которому не могу оказать ника­кого сопротивления. Почти постоянно встречается со мною одно неожиданное и непредвиденное. Увожусь из земной жизни наиболее внезапно, без всякого согласия моего на то, без всякого внимания к земным нуждам моим, к нуждам окружающих меня, для которых я, по суждению моему и их, необходим. Увожусь с земли на­всегда, не зная, куда пойду! Увожусь в грозном одиноче­стве! В стране неведомой, в которую вступаю смертью, встретит меня одно новое, одно невиданное никогда. Чтоб вступить в неведомую страну, я должен оставить на земле все земное, должен скинуть с себя самое тело. Оттуда, из неведомой страны, не могу подать на землю никакой вести о себе: потому что нет возможности ус­лышать весть оттуда кому бы то ни было, облеченному в оболочку земного, грубого вещества. Жизнь моя в этом видимом мире есть непрерывающаяся борьба со смертью; такова она от колыбели моей и до могилы моей. Могу умереть ежедневно и ежечасно, но дня и часа смерти — не ведаю. Известно мне, что умру; в этом нет и не может быть ни малейшего сомнения, но живу как бы бессмертный: потому что чувствую себя бессмер­тным. Предощущение смерти отнято у меня, — и я ни как бы не поверил, что человеку возможно умереть, если б не видел на всех человеках, что смерть есть не­избежный удел каждого человека. Верно изображается Евангелием немощь власти нашей над нами. «Сколь­ко бы ты ни делал усилий, — говорит Евангелие челове­ку, — не можешь приложить возрасту твоему одного лок­тя (Мф.6:27) и белого волоса твоего сделать черным» (Мф.5:36).