Искрящийся бриллиант как символ света, твердости, мужского начала (вспомним, что героине он подарен мужем, а для нее он дорог как память о любовнике) погружается в морские глубины и тем самым «оплодотворяет» их. То, что кажется концом фильма, на самом деле является началом, зачатием чего-то нового. То, что кажется трагичным (кончина героини), есть на самом деле ее возрождение. Как и в романах Достоевского, каждый из которых кончается доброй переменой, но – как предупреждает автор – «это уже другая история».

Так что же за новая жизнь приоткрывается в конце «Титаника»? Смотрим сцену, следующую за бросанием бриллианта в море. Роуз испускает последнее дыхание. Камера отходит от ее лица к темной стене, а затем... погружается тем путем, которым чуть раньше последовал бриллиант, – в сердце моря. Вслед за ним в те же глубины следует душа умершей Роуз. Камера («глаза» уходящей души) подходит к затонувшему «Титанику» и летит по коридору, постепенно наполняющемуся светом... Итак, не просто бриллиант, но и сама душа погружается в тот мир, который стоит на грани смерти и жизни (или жизни и смерти).

Здесь надо вспомнить другой опыт, равно знакомый психиатрам и мифологам: опыт умирания (психиатрам – по описаниям людей, переживших клиническую смерть, а религиям – по опыту инициации, мистерий и видений). Он включает в себя следование по темному коридору, который в итоге выводит к Свету, на встречу с Богом. Этот опыт умирания на весьма большом материале описан в знаменитых книгах Моудиxii. Стоит лишь добавить, что если бы младенец мог поделиться с нами воспоминаниями о своем рождении, – он выразил бы его точно в таких же образах: выход из привычной жизненной среды (материнской утробы) пролегает через длинный, темный и болезненный коридор, за которым – обилие света и новых лиц.

Так и в «Титанике»: погружение в глубину вод сменяется следованием по коридору. Коридор переходит в свет. В свете проявляются лица. Те, кто честно умерли, не оттолкнули других, не убежали с корабля, – они встречают спустившуюся (или же, напротив, поднявшуюся?) к ним душу.

Несомненно, что душа Роуз входит в мир посмертия, точнее – посмертной жизни. Этот сюжет уже использовался в американских фильмах. Вспомним хотя бы «Призрак». Но в «Титанике» есть одна странная деталь. В «Призраке» путь души в мир света – это путь вверх. А в «Титанике» для выхода к свету нужно погружаться вниз. Почему?

Для ответа на этот вопрос давайте еще раз посмотрим – через что должна пройти душа Роуз и семя бриллианта ради нового рождения. – Через море, через воды.

В большинстве мифологий мира море предшествует созданию космоса, то есть упорядоченной вселенной («космоса», который греческая мифология и философия противопоставляют «хаосу»). Вода аморфна, она не стеснена никакой собственной формой и потому потенциально готова принять любую. В себе вода не имеет жизни – но она готова стать ее соучастницей при прикосновении света.

Эта аморфность, докосмичность, дожизненность воды двусмысленна. Вода способна принять новую форму – и потому оказывается символом новизны, творчества, жизни. И вода же растворяет в себе любую форму – и потому оказывается символом уничтожения и смерти. Эта пронизанность океана символикой жизни, равно как и символикой смерти, точно выражена в бальмонтовском «Воззваньи к Океану»: «Океан, мой древний прародитель, ты хранишь тысячелетний сон. Светлый сумрак, жизнедатель, мститель...» Именно эта двузначность воды («жизнедатель-мститель») привела к тому, что она занимает центральное место в тех религиозных мифах и ритуалах, которые говорят о творении мира и его обновлении. Вода как докосмическое начало есть место обитания хтонических «змиев» и «драконов», тех чудовищ, которые символизируют инертность материи, ее смертность и ее сопротивляемость Творцу-Оформителю. В то же время именно потому, что вода доформенна, докосмична, доисторична, вернувшись в нее, можно как бы «отменить» историю, омыть в воде те грехи и искажения, что были накоплены в результате исторически-ответственной и далеко не безошибочной деятельности человека33. Не только у христиан погружение в воду (крещение) является символом нового рождения, символом снятия с человека груза прежних ошибок. Погружение в воду есть возвращение к тому состоянию бытия, когда не было еще знакомого нам мира, а значит, и не было времени, не было истории. Там, вне истории и до истории – еще не было ошибок, а значит – не было и смерти. Это возвращение к тому перекрестку, на котором впервые произошел сбой, когда впервые было избрано неверное направление движения. Ты понял, что перепутал дороги? – Вернись к перекрестку и пойди другим путем. Но для этого прежде – пройди обратный путь, пройди вспять по пути своей жизни (хотя бы путем покаянного ее припоминания), вернись к исходной точке. Так в религиозном сознании оказались совмещены символы морской глубины, крещения, покаяния, возрождения к новой жизни. Воды сами по себе, впрочем, не могут произвести жизнь. Большинство религий мира полагают, что вода родила жизнь вследствие вторжения в нее иного, небесно-деятельного начала: молния, бьющая в воды, рождает жизнь (вспомним индо-арийский миф о громовержце Вритре, побеждающем водного дракона Индру). Рождение происходит «водою и огнем» или «водою и духом», «водою и Словом». Слово Творца, подобно молнии, вторгается в дремлющие первоводы, расторгает их внутреннее неразличимо-индифферентное единство, разделяет воды, структурирует их – и создает из них первую жизнь. Иногда психологи полагают, что за этими по сути общерелигиозными представлениями стоят подсознательные воспоминания о начале человеческой жизни. Жизнь начинается с зачатия; зачатие же есть именно вторжение извне (вторжение семени) в молчащие и спокойные воды яйцеклетки. Это вторжение нарушает покой вод, но именно потому они, приходя в волнение, начинают «разделяться», и это все умножающееся и усложняющееся деление приводит в конце концов к рождению нового человека...34 35 Итак, в мифах человечества и в подсознании человека есть устойчивый архетип, сближающий погружение в воды с рождением и с возрождением. Полагаю, что создатели фильма о «Титанике» были достаточно грамотными людьми, чтобы знать об этих ассоциациях, и потому вполне сознательно их вызывать у зрителя. Теперь мы понимаем, что концовка фильма по сути отрицает его начало. Завязка сюжета: до зубов вооруженные наукоемкой технологией искатели затонувших сокровищ тревожат покой «Титаника», чтобы поднять с морского дна к новой жизни части корабля и сохранившееся имущество пассажиров. Прежде всего они ищут драгоценный бриллиант (ибо уверены, что он затонул вместе с кораблем; о том, что он был сохранен Роуз, не знает никто до самой концовки фильма). Эта попытка механического возвращения к жизни (хотя бы культурно-музейной) «Титаника» терпит крахxiii 36 37. Для механических глаз – глубоководных телекамер – «Титаник» мертв.