Диакон

* Это китаист священник Дионисий Поздняев, индолог священник Виталий Зубков и Н.Р. Лидова, член исполкома Общества культурных связей с Индией. Вокруг плавали полусожженные и разлагающиеся трупы. Огромные грифы клевали человеческие кости, выброшенные на берег. Изредка встречались вздувшиеся тела, абсолютно не преданные огню... Мы приблизились к месту всесожжении. Наш лодочник занервничал. Атмосфера вокруг была тягостная и тревожная. Тут мы увидели в воде спину огромного животного или рыбы размером с большого буйвола с костистым плавником. Затем появилась голова, напоминающая крокодила гавиала с высоким лбом, длинной вытянутой пастью и утолщением на кончике носа, похожим на слоновый хобот. Через минуту мы увидели змееобразный хвост, похожий на очень крупного удава с плавником на хвосте. Существо было серо-стального цвета. Лодочник был сильно напуган и на наш вопрос ответил, стуча зубами, что это дельфин, который ест несожженные и полусожженные трупы, а также иногда хватает и уносит с собой живых людей, которые совершают в Ганге омовение. Он также сообщил нам, что эти «дельфины» живут здесь на протяжении многих веков. Когда мы спросили его, связаны ли эти существа с совершаемыми на берегу всесожжениями, он заговорил как человек, находящийся в сомнамбулическом трансе. Вот его слова: «Сожжение покойного на берегу Ганга изменяет карму человека, и не только человека, но и карму страны. Чем больше людей сжигается на берегу Ганга, тем больше энергии получает Индия. Если прекратятся сожжения на берегу Ганга – исчезнет Индия. Нужно сжигать мужчин так, чтобы была видна кость на руке или ноге. А женщин – так, чтобы была видна кость на спине или ребре. Потом все, что остается, бросают в Ганг. Это делает нас сильнее, мы все живем потому, что в Ганг бросают эти тела». Он говорил все это как заученную формулу, без эмоций и интонаций. В отеле мы спросили о «дельфинах». Молодой человек ответил нам, что это не дельфины, а «суис». Он довольно точно описал то, что мы видели, но тут же поспешно заметил, что здесь они не водятся. А когда я попытался выяснить, что же это такое – рыбы или животное, он ответил «нет» и быстро сменил тему... То, что мы видели, отнюдь не являлось дельфином, а носило индусское название «суис» или «сусамар» (что в переводе с санскрита означает «тот, кому приносят в дар смерть», или «злой демон, которому приносят дары»). В Центральном музее Калькутты на одном из барельефов старинной буддийской ступы мы обнаружили изображение этого существа. Невольно приходит мысль о том, что сжигание умершего в первый день, когда душа еще тесно связана с телом, кормление трупами «Матери Ганга» и зверя, обитающего в нем, и есть та скрытая суть индуизма, которая тщательно скрывается от простых индийцев. Благо, что кастовая система, с обособленной группой жрецов, с легкостью позволяет манипулировать сознанием людей, оставляя на поверхности безобидные обряды жертвоприношения цветов и оставляя под покровом ужасную и страшную правду кровавых языческих культов»38.

Вот и на языке Библии по сути все равно, как сказать: «Иону поглотили воды», или «большая рыба», или «смерть». Водные чудовища есть персонификация водного хаоса, то есть мира, в котором еще нет жизни, и который даже, пожалуй, враждебен жизни. Это символ того хаоса, который от века подмывает берега, который шевелится под космосом (напомню, что kosmos – это упорядоченное бытие) и грозит все вернуть в изначальную неразличимость и всерастворенность. Вот в этот мир смерти и бросил себя добровольно Иона. Он приносит себя в жертву. Но по воле Творца, то есть Того, Кто изначально из хаоса сотворил космос, смерть оказалась над ним бессильна. Тот, Кто на заре мироздания из безжизненного мира смог вывести жизнь, может повторить это чудо. Создавший из воды всю жизнь может и одну душу извести из вод и из царства смерти (пред-жизни). Спустя столетия то же самое произойдет со Христом. Но рассказ о жертве Христа будет выражен уже на другом языке – не на языке мифа, а на языке истории. Иона же в христианском восприятии стал прообразом Христа.

Христова же победа над смертью стала основой для нашего водного крещения. Вспомним, что по-гречески слово baptisma, переводимое у нас как «крещение», означает буквально «погружение», и прочитаем: «...все мы, крестившиеся во Христа, в смерть Его крестились. Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6,3-4).

Как известно, хотя бы из сказок, вода бывает разной. Есть вода мертвая, а есть вода живая. Мертвая вода возвращает испорченному (израненному, истлевшему) мертвому телу прежнее и даже большее прежнего совершенство, хотя и не возвращает его к жизни.

Жизнь – это присутствие Е теле души, и душу возвращает телу живая вода. Если телесное совершенство смертью не нарушено, то нет и необходимости в мертвой воде, которая употребляется только для исправления тепа, которое само по себе бездушно.

Соответственно, погибший сказочный герой спасается в два приема; сначала при помощи мертвой воды его мертвое изувеченное тело доводится до образцового состояния (чтобы в новую жизнь не нести старые увечья и раны), затем при помощи живой воды этот образцовый труп получает дыхание жизни.

В греческой мифологии живой и мертвой воде русских сказок соответствует нектар и амвросия. Нектар – от некрос, мертвец. Амвросия – несмертный (ср. амрита у индийских богов, правда, если у греческих богов амвросия – напиток, то амрита божеств индийского пантеона – это пища).

«Тем самым получает обоснование и «трупная» этимология напитка богов: как сказочная мертвая вода, нектар сберегает и совершенствует только и именно тело, оболочку души, пребывает ли в этой оболочке душа или не пребывает. В «Илиаде» Фетиде для того, чтобы сделать тело (труп) Патрокла нетленным и «еще прекраснее», было достаточно нектара, использованного как умащение, т.е. как мертвая вода. Напротив, Афине, чтобы укрепить обессиленный дух Ахилла, в телесном отношении и так совершенного, достаточно было амвросии с ее живительной силой (в греческом мифе душа удерживается в теле амвросией) – Ахилл нуждался в битвенном одушевлении, которого лишился от скорби и обиды, поэтому богиня и оросила ему амвросией грудь, вместилище души... Полное бальзамирование тела у греков не было обязательным... труп погружался в наполненный медом саркофаг и оставался нетленным практически вечно... Александр Македонский умер в Вавилоне, тело его было заключено в медовый саркофаг и так привезено в Александрию... Использование меда при погребальном обряде было повсеместной нормой: при всей необязательности бальзамирования «смертный мед» использовался на любых похоронах в смеси с молоком или в виде медовой лепешки – в том или ином качестве он оставался непременным сопровождением покойника»39. Теперь обратимся к христианской символике и спросим: вода в крещальной христианской купели – это вода живая или мертвая? На язык просится ответ: конечно, живая... Но это не так. В крещальной купели мертвая вода. Купель сама является символом могилы. Крещальная купель символически тождественна могиле Христа, миру смерти. Поэтому эту воду надо обязательно освятить перед крещением. И поэтому священник, опуская в этот символ смерти свои пальцы (сложенные так, что они являют собой греческое написание букв Iс Хс – Иисус Христос) и крестообразно водя ими в воде, говорит: «Да сокрушатся под знамением образа Креста Твоего вся сопротивныя силы... И да не утаится в воде сей демон темный, но Ты, Владыко всех, покажи воду сию водой избавления». Только теперь вода становится живой. Ведь могила Христа осталась пустой. Его Жизнь оказалась сильнее смерти. Так же и купель крещения становится для нас входом в ту единственную погребальную камеру, которая оказалась пробита Воскресением. К новой жизни – через смерть, через воду. Пасха Ветхого Завета – прохождение через воду (бегство евреев из Египта через Красное море). Пасха Нового Завета – через погребальную пещеру (через смерть и Воскресение Христа). Крещение совмещает в себе обе символики. Есть еще одна ниточка, связующая погружение Ионы в водные пучины и жертву Христа. И Иона, и Христос преодолели вязкость смерти: оба воскресли «на третий день». Святитель Мефодий Олимпийский, христианский писатель III века, пояснял значение этой подробности библейских сказаний: «Великую тайну заключает в себе история Ионы. Под китом, кажется, разумеется время, как никогда не останавливающееся, но всегда текущее и поглощающее рождающиеся вещества в более или менее продолжительные промежутки времени... Свержение Ионы с корабля в море означает ниспадение от жизни в смерть первозданного (Адама). Поглощение китом означает наше неизбежное разрушение, происходящее во времени; ибо чрево, в котором скрылся поглощенный Иона, есть всепоглощающая земля, принимающая все, истребляемое временем. И так подобно тому, как Иона, проведши во чреве кита три дня и столько же ночей, вышел опять здоровым, так и все мы, прошедши на земле три расстояния настоящего века, то есть начало, средину и конец, из которых состоит настоящее время, воскреснем. Ибо вообще три подразделения времени: прошедшее, настоящее и будущее. Посему и Господь, знаменательно проведши в земле столько же дней, ясно показал, что по исполнении упомянутых подразделений времени наступит наше воскресение, которое есть начало будущего века и конец настоящего. В том веке нет ни прошедшего, ни будущего, а только настоящее»40.