Лавра меня потрясла; она произвела на меня настолько глубокое впечатление, что через год я просто пошел и написал прошение в монастырь, может быть, даже еще не вполне понимая, что это такое. Правда, я прочитал тогда «Лествицу», и эта книга меня всего перевернула: я был так поражен открывшейся мне глубиной проникновения в человеческую душу, что сказал сам себе: «Никакой художественной литературы читать больше не буду, потому что ничто не сможет с этим сравниться».

Так я пришел в Лавру и стал монахом. Был 1986 год, только-только начались какие-то веяния свободы, стали разрешать принимать в Лавру людей в большем количестве, чем раньше. И благодаря этому отец Наместник, теперешний Митрополит Тульский и Белевский Алексий, очень активно принимал и постригал братию. Я пришел на Светлой седмице, а уже на Казанскую меня постригли. Это, конечно, против существующих правил, но такое уж тогда было время, и я благодарю за это Бога и Владыку.

После семинарии поступил в академию и был отправлен учиться в Болгарию.

Закончив учебу, вернулся в Лавру, на лаврские послушания, а через несколько месяцев получил назначение в Москву, на Подворье. Но, собственно, Подворья тогда еще не было: с Божией помощью мы начинали его восстанавливать, можно сказать, с нуля.

— Как происходит формирование внутренней жизни насельника Троице-Сергиевой Лавры? Каковы ее духовные традиции?

— Лавру было разрешено открыть после войны. Первоначально там собрались замечательные люди, прошедшие сталинские лагеря, множество испытаний. Это были настоящие адаманты духовной жизни. Но вновь открытая Лавра была задумана тогда советской властью как центр, который демонстрировал бы всему миру лояльность власти к Церкви. Так Лавра стала не только духовным, но и в своем роде представительским центром Русской Православной Церкви.

Иностранные делегации в советские годы возили во все монастыри: так демонстрировалась толерантность властей по отношению к Церкви — толерантность, которой на самом деле не было. Во всех монастырях власти пытались каким-то образом контролировать жизнь братии и в той или иной степени осуществлять ее подбор. И тем не менее, несмотря на все усилия соответствующих органов, в монастырях все-таки были настоящие монахи, они спасали свои души и помогали тем, кто приходил к ним.

В последние годы в Лавре произошло очень много изменений. Прежде всего резко увеличилось число насельников: сегодня их, по спискам, около трехсот человек. Управлять таким огромным братством непросто. И тем более это трудно, если нет старца, вокруг которого собираются люди, которому все они доверяют и у которого исповедуются, даже не только у него одного, но и у близких его учеников. Например, на Афоне есть несколько многолюдных монастырей по шестьдесят, по семьдесят человек, духовной жизнью которых руководит старец, некогда начавший это братство собирать; а вокруг него — несколько духовников, его близких чад, совершенно единомысленных с ним по духу. И они вместе окормляют братию. Тогда складывается одна духовная семья. И все же Лавра — удивительный организм; там всегда было много людей высокой духовной жизни, есть они и сегодня. Еще один важный момент: многие нынешние архиереи — выходцы из Лавры. На моей памяти немало людей, уже состоявшихся в монашестве, призывалось к служению в епископском сане. Некоторые из них являлись опытными, настоящими духовниками и остаются ими сейчас, будучи уже архиереями. Естественно, постоянный отток наиболее подготовленных людей не может не приводить к определенному нарушению традиций и преемственности. — Насколько все зависит от послушника, от его желания найти себе руководителя или советника, единомысленного брата, или же, напротив, быть предоставленным самому себе и жить самочинно? — Везде и всегда это зависит от человека, потому что если сам человек не проявляет желания, то никакое наличие руководителей не спасет. Каждому из нас надо навсегда запомнить: не будет так, что кто-то возьмет нас за руку и поведет прямо до Царствия Божия. Человек сам должен трудиться, в любых условиях, а если он трудится, Господь ему всегда поможет. — Случается ли, что люди оказываются вынуждены покинуть братство? — Да, такое случается; нестроения, к сожалению, возможны везде, где есть живые люди.