Клайв Стейплз Льюис
Клайв Стейплз Льюис
ХРОНИКИ НАРНИИ
СЕРЕБРЯНОЕ КРЕСЛО
Глава ПЕРВАЯ. ЗА ШКОЛОЙ В тот скучный осенний день Джил Поул плакала, стоя позади одного из школьных зданий. Плакала она потому, что ее дразнили. Наша история вовсе не о школе, так что о ней много рассказывать не стоит. Мальчики учились там вместе с девочками, и в старину такие заведения называли школами смешанного обучения. Только если где что и смешалось, так в головах начальства. Эти гореучителя считали, что детям надо позволять все, что им нравится. Как на беду, десятку ребят постарше больше всего нравилось дразнить и мучить остальных. В любой другой школе навели бы порядок за пару месяцев, но в этой творились жуткие вещи. А если что и всплывало на свет Божий, то никого не наказывали. Директриса заявляла, что это – «интересный случай», вызывала провинившихся и часами с ними беседовала. Тот, кто знал, как ей подыграть, мог даже стать ее любимчиком. Вот почему Джил Поул и плакала скучным осенним днем на мокрой тропинке между физкультурным залом и зарослями кустарника. Она еще вдоволь не наплакалась, когда изза угла вылетел, чуть не наскочив на нее, насвистывающий мальчик – руки в карманах. – Ты что, слепой? – спросила Джил. – Ладно, – начал было мальчик, но тут заметил ее заплаканное лицо. – Чего это ты, Джил? Губы у девочки дергались. Так всегда бывает, когда хочешь чтото сказать, но знаешь, что расплачешься, едва откроешь рот. – Значит, опять они, – нахмурился мальчик, еще глубже засовывая руки в карман. Джил кивнула. Обоим и без слов было понятно, о чем речь. – Слушай, – сказал мальчик, – ну что толку, если мы все… Он думал ее утешить, а вышло, будто начал читать лекцию. Джил вдруг вскипела, да и как не вскипеть, когда не дают выплакаться. – Вали отсюда, – сказала она. – Тебя забыли спросить. Тоже мне, учитель выискался. Потвоему, значит, надо к ним подлизываться всю жизнь, и, вообще, вокруг них плясать, да? – Господи, – сказал мальчик. Он присел на травянистый пригорок под кустами, но тут же вскочил, потому что трава была жутко мокрая. Звали его Юстас Ерш, но был он парень ничего. – Джил! Это нечестно. Я в этой четверти ничего подобного не делал. Ты что, забыла, как я за Картера вступился, ну тогда, с кроликом? И Спиввинса я не выдал, даже когда меня колотили. А помнишь… – Ничего не знаю и знать не хочу, – всхлипнула Джил. Юстас понял, что она еще не пришла в себя и протянул ей мятный леденец, положив такой же и себе за щеку. Джил понемногу успокаивалась. – Ты извини, Ерш, – сказала она. – Это, правда, нечестно. Ты в этой четверти очень хороший. – Ну и забудь, какой я раньше был, – сказал Юстас. – В прошлой четверти я точно был скотина. – Был, был, – сказала Джил. – Значит, ты думаешь, я изменился? – Я не одна так думаю, – сказала Джил. – Они тоже заметили. Мне Элеонора Блейкстоун сказала, что про тебя Адела Пеннифазер говорила у нас в раздевалке: – «Этот мальчишка, Ерш, он в этой четверти совсем плох. Но мы им скоро займемся». Юстас вздрогнул. Все в этом заведении – а оно называлось, к слову, Экспериментальной школой, – знали, чем такие слова пахнут. Дети замолчали. Слышно было, как падали капли воды с листьев лавра.