Вот и сейчас наша общая беда: эгоизм, или себялюбие, отталкивает человека от служения другим. Любовь к другому человеку порою не может пробиться через асфальт этой бесовской гадости.

“Все жертвы и милостыни нищим, — пишет Иоанн Кронштадтский, — не заменят любви к ближнему, если нет ее в сердце; потому, при подаянии милостыни, всегда нужно заботиться о том, чтобы она подаваема была с любовию, от искреннего сердца, охотно, а не с досадою и огорчением на них. Самое слово милостыня показывает, что она должна быть делом и жертвою сердца, и подаваема с умилением или сожалением о бедственном состоянии нищего”. [Там же, стр. 243.]

Мы открываем различные фонды, восстанавливаем порушенные святыни, разглагольствуем о любви ко всему миру и ..! отталкиваем от себя болящих: “Нет, нет! Я этим не занимаюсь, идите к о. Н.”

Эгоизм сковал сердца страхом. Еще лучше запретить отчитки, молебны по болящим, тогда беспокоящей совести можно сказать: “Неужели, запрещено, а я бы рад...”

13. Неужели такое возможно, что будут запрещены молебны по болящим с заклинательными молитвами?

Не только возможно, но и происходит повсеместно. Маститые протоиереи выступают против отчиток, заявляя, что теперь это делать нельзя, а возможно было только раньше, при

водят разные доводы в пользу своих взглядов. Архиереи запрещают, чтобы не иметь лишних забот и хлопот. Вырабатывается мнение: все это дело психиатров, а не наше, так как у нас в этом теперь никто не разбирается, нет уж тех старцев, вымерли, как мамонты. Священнику отводится роль помощника врача: успокоить и направить. А там разберутся и вылечат.

14. А этот ужасный мат и грубые блатные выражения, которые произносят болящие? Это чисто бесовское действие через болящих, они часто страдают от этого невыносимо, впадают в тоску и уныние, думая, что это их худость дает повод бесам изрыгать такое. Бывает, что даже дети говорят такие непотребства, что трудно поверить в это. Вот подобный случай из книги еп. Василия: “Однажды меня пригласили причастить умирающую девочку. Когда я пришел, больная, девочка-подросток лет 12-13, находилась, по-видимому, уже в состоянии последней агонии. Трупные тени легли на лицо, в горле слышался слабый клекот, известный в народе под названием “колоколец”, как это у умирающих в последние минуты. Но вместе с ним в ней происходило что-то необыкновенное: из полуоткрытых губ то и дело вырывались ужасные бранные слова. Она ругала свою мать, находившуюся в комнате, ругала самой скверной, солдатской, площадной бранью. Это была жуткая картина. Девочка, почти ребенок, на пороге смерти — и эта отвратительная брань... Голос звучал резко, точно стукали по деревянной доске, слова вылетали с небольшими паузами, но методически, с какой-то злой настойчивостью. И в то же время по глазам было видно, что бедная девочка вряд ли понимала, что с ней делается... Было впечатление, как будто кто-то изнутри дергал пружинку и слова выскакивали автоматически... Причастить больную оказалось невозможным: у нее уже не было глотательных рефлексов. Пришлось лишь окропить ее святой водой и прочитать заклинательные молитвы святителя Василия Великого и отходную. Понемногу она стала стихать”. [Свт. Василий еп. Кинешемский, Беседа на Ев. от Мр., стр. 153-154.]