О. Виктор. В монашестве возможны разные пути: кто?то призван к отшельническому образу жизни, а кто?то – к киновийной (общежительной) жизни.

Я был послушником большого и знаменитого общежительного монастыря – Почаевской Лавры, где, казалось, я мог бы познать истинную жизнь во Христе в единении с братией. Но, к сожалению, евхаристическая жизнь, без которой не может быть настоящего единения, настоящей духовной семьи, здесь, как и в других монастырях страны, была нарушена: в день Господень все братья были на молитве в храме, но не все причащались. Чаша была для паломников, но не для монахов. Монахи причащались по большим праздникам, в день ангела. А для христианина Евхаристия – это центр жизни, она создает общину, питает ее. В монастыре я не обрел настоящей общины. Радость общинной жизни я познал в миру. В 1980 году я приехал в Латвию, где началось мое служение. Меня рукоположил во пресвитера митрополит Рижский и Латвийский Леонид (Поляков), и я получил приход недалеко от Риги, в г. Тукумсе. Вскоре владыка постриг меня в монашество. Я стал монахом в миру. Исполняя свои монашеские обеты, я не мог затвориться только в своей келье, но должен был, как пастырь, служить на приходе, имея попечение о душах прихожан. Здесь, в Тукумсе, я столкнулся с трудностями церковной жизни, уже известными мне ранее. Одна из них – отсутствие общины. Меня смущало, что христиане живут, как одиночки: христианин не может быть один, это противоречит природе христианства.

К сожалению, в те времена из?за внешних гонений, а также изза малодушия и маловерия самих христиан, на приходе не было общинной жизни. Люди боялись открыться друг другу, приходили в храм не регулярно, не в каждый воскресный день. Многие не участвовали в евхаристическом собрании. Но, вопреки препятствиям, на приходе постепенно зарождалась община. Появилось ее ядро, несколько верных активных помощников. Когда меня перевели на новый приход в г. Карсаву, те, кто начал жить общинной жизнью в Тукумсе, стали приезжать сюда и своим служением, своим примером вдохновляли местных прихожан на активную евхаристическую жизнь.

С. Каринский. Вокруг любого священника собираются люди, которые ближе к нему. Всегда ли это община или нет? Что для Вас есть община? Приход?

О. Виктор. Община – это духовная семья, члены которой хорошо знают друг друга, имеют чувство ответственности друг за друга. Это живой организм. Приход же – понятие географическое. Начатки общинной жизни я видел на приходе о. Дмитрия Дудко еще в 70–е годы в Москве, а настоящую общину – на приходе у архимандрита Серафима (Тяпочкина) в селе Ракитном, где катехизация совершалась через богослужение, через весь церковный ритм.

И. Гриц. О. Виктор, а когда Вы обратились к мысли о необходимости научения в Церкви?

О. Виктор. Внутренне я пришел к этому с самого начала моего монастырского служения. Еще в те трудные годы я пытался в Карсаве тайно провести перепись населения, чтобы узнать, кто из людей крещен, кто нет. Частично мне это удалось. В ближайшее время мне нужно закончить перепись, чтобы лучше совершать воцерковление.

И. Гриц. Православных здесь, скорее всего, немного?

О. Виктор. Да. В городе больше католиков, нежели православных. Здесь распространены смешанные браки, в одной семье могут быть и православные, и католики. Все, кто входит в нашу общину, являются свидетелями веры в своих семьях, уровень их свидетельства зависит от того, насколько они воцерковлены. Наши прихожане по–братски относятся к католикам. Католики приходят к нам с желанием непосредственно познакомиться с

православием, нашей общинной жизнью, значит, они находят для себя что?то нужное в нашем опыте.

С. Каринский. Батюшка, Вы ныне настроены на евхаристическое общение, то есть ставите Евхаристию центром общинной жизни?

О. Виктор. Да.

И. Гриц. Как возникло у Вас это стремление?

О. Виктор. Я поступил в Почаевскую Лавру в конце 70–х годов, до этого у меня уже был евхаристический опыт. Я посещал общину отца Дмитрия Дудко, ездил к архимандриту Тавриону (Батозскому) в Рижскую пустыньку. В Пустыньке, в 1975 году, я познал тайну евхаристического общения. Я с радостью и легко вошел в евхаристический ритм общины. По возвращении в Москву было желание сохранить его, но один священник сделал мне замечание: «Вы часто причащаетесь». Я старался причащаться каждое воскресенье. Идя на Евхаристию, я всегда желал участвовать в ней. Тогда мое желание, разумеется, было менее осознанным, нежели сейчас, но заряд такого сознания, такого духовного самочувствия был. Я очень благодарен о. Тавриону, что ему удалось воспитать мои духовные чувства. Считаю, что встреча с о. Таврионом имела в моей жизни большое значение, в ней была предугадана тайна церковной жизни наших дней.