Его призванием было бы, действительно, служить в гвардии полковником, быть помещиком и жить в семейном узком кругу, в простой усадьбе. Николай II был человеком такого, довольно скромного, образа жизни. Александровский дворец в Царском Селе, который был их любимым местом пребывания, скорее напоминает помещичью усадьбу, чем царский дворец. Но обстоятельства сложились так, что он вынужден был царствовать. Николай II всю жизнь ходил в полковничьих погонах. Это было связано с тем, что как только Царевич становился Государем, он уже терял возможность получать следующий чин, и в каком чине он оказывался к моменту восшествия на престол, в таком он и оставался. Николай II был человек с очень большим чувством долга, и он искренне попытался принять на себя это бремя проблем русской государственной жизни, очень сложных. С самого начала он был раздираем противоречиями: с одной стороны – Победоносцев, с другой стороны – Витте, люди диаметрально противоположные. Победоносцев был его учитель, наставник, обер–прокурор Синода, и Император считался с ним, человеком, во многом ему созвучным. С другой стороны был Витте – любимец его отца, человек, с которым были связаны многие успехи русской внутренней и внешней политики.

Браку предшествует смерть отца, коронации последует Ходынская давка. Никакого отношения Николай II не имел к тому, что произошло. Если кто и был виноват из царствующей фамилии в этих событиях, то московский генерал–губернатор Великий Князь Сергей Александрович, который не направил достаточного количества солдат и полицейских для наведения порядка на Ходынском поле, поэтому произошло стихийное скопление народа с последующими событиями. Характерный эпизод: Император тяжело переживает происшедшее, он и, в особенности, Императрица в этом видят еще один дурной знак, знак того, что их семейная жизнь будет тяжелым Крестным путем, но, не желая нарушать свои обязанности, он после Ходынских событий, которые произошли рано утром, вечером направляется на прием во Французское посольство. Там был бал (это предполагалось по распорядку торжеств), он идет туда не потому, что безразличен к происшедшему, а просто потому, что считал невозможным свои личные переживания ставить на один уровень со своими обязанностями. Но за Императором после Ходынских событий закрепляется кличка «Кровавый».

А затем – события 1905 года: расстрел на Дворцовой площади, инкриминируемый ему, хотя он даже не был поставлен в известность, находясь в Царском Селе, о том, что происходит. Вина ложилась на конкретных лиц: на министра внутренних дел, на генерал–губернатора, на градоначальника, на дворцового коменданта. Но опять над ним – ореол какого–то «кровавого царя».

Личная жизнь складывается тоже очень непросто. Императрица – человек, может быть, даже большего ума, чем Николай II, хорошего образования, гораздо более сильной воли. Она справедливо считает, что понять Россию можно, лишь поняв Православие. И с пылом неофита пытается стать православной. Александра Феодоровна очень хорошо чувствует определенную искусственность придворной церковной жизни. Образованное, со светскими манерами, придворное духовенство, очень деликатно и сдержанно ведущее себя с Царской Семьей; затем архиереи, в общем и целом старающиеся не выходить за рамки светских приличий в общении с Государем; а где–то там – православный народ со своей живой верой. Она хочет понять эту живую веру православного народа и поэтому всячески стремится знакомиться с носителями такой народной религиозности. Вот откуда появляются всякие «старцы», странники, странницы, монахи, юродивые при Дворе. Императрица пытается понять веру совершенно незнакомого ей, чуждого народа. В общем, она права: Православие – это ключ к пониманию русской души. Другое дело: и она, и ее муж недопонимают того, что Россия XX века – это не Россия XVII века. Православие уже не является доминантой духовной жизни не только в светских кругах, но, часто, и в народных массах.

Путь Императрицы был непростой, потому что в светских кругах была либо формальная религиозность (отбывание «ногами» обязательных служб) и довольно секулярная жизнь, либо – довольно экзальтированные мистические поиски со «столоверчением», с использованием всяких экстрасенсов, как это было свойственно, в частности, жене Великого Князя Николая Николаевича, черногорской княжне Анастасии, через которую и входит в Царскую Семью на какое–то время Филипп Вашо, классический экстрасенс с нашей точки зрения.

Императрица очень трудно ищет для себя подлинную православную религиозность, она постепенно к ней приходит, из года в год, медленно, но, какие–то, может быть, неофитские элементы мешают ей. Она доверяет каким–то старцам, но не доверяет признанным авторитетам нашей Церкви. Кроме того, личная драма. Она была человеком с чувством долга, очень развитым. У нее рождаются четыре девочки подряд, наследника нет, врачи ей запрещают рожать следующего ребенка, она очень больна. Александра Феодоровна истово молится о даровании ей сына, в результате доходит до того, что у нее возникает внушенная беременность, когда появляются признаки беременности, а на самом деле у нее во чреве никого нет.

И вот канонизация преподобного Серафима. Она к этому относится очень живо. Она справедливо чувствует в прп. Серафиме выразителя глубинных народных религиозных чаяний, усердно молится, совершая паломническую поездку на прославление прп. Серафима, и, действительно, у нее возникает беременность, рождается сын, но она переживает страшное потрясение: сын обречен на медленное умирание, потому что болен гемофилией, болезнью, которой болеют только мужчины, но которая передается через женщин. Она – виновница болезни сына. Болезнь причиняет ему постоянные страдания, но самое главное: он в любой момент может умереть, и медицина здесь бессильна. Любой ушиб, любой порез может быть чреват смертью. Врачи опускают руки, Императрица только на Бога возлагает свое упование.

И тут появляется Распутин. Его сначала представил епископ Сергий (Страгородский) архимандриту Феофану (Быстрову). Арх. Феофан (Быстров) был человек в чем–то наивный, увлекающийся, он воспринял Распутина как представителя народной религиозности. Он был духовником Великих княгинь, в частности, Великой Княгини Анастасии, которая была замужем за Великим Князем Николаем Николаевичем. Распутин был представлен им Великой Княгине. Потом они представили его Императрице. Таков был путь его во дворец. Дворец не был таким уж замкнутым для такого рода людей. Как к министру, к Столыпину мог прийти любой проситель, подать прошение, точно также и Царь мог быть доступен в каких–то случаях.

Распутин знает, чего хочет Императрица, и он предстает перед ней в качестве олицетворения народной религиозности: странник, идеалист, чающий град–Китеж обрести для себя. Он послан ей Богом из сибирских лесов для того, чтобы донести до Императрицы слово народа, которого она не может услышать в своем дворце.

Распутин не был авантюристом, это был человек, действительно, наделенный особым мироощущением и особыми духовными способностями. Он, действительно, облегчает страдания Царевича, это многократно подтверждается, хотя, конечно, он не исцеляет его от болезни. У Императрицы складывается определенного рода иллюзия: Распутин послан Богом, будет Распутин рядом – Царевич будет жить, потому что рядом будет тот, кто может его своей молитвой спасти. Все личные семейные моменты постепенно переносятся на государственную жизнь: Распутин послан не только для спасения Царевича, он послан для спасения Государя, государства. Не Государственная Дума, не государственные бюрократы, а именно он, представитель народа, будет тем пророком при православном Государе, который будет ему возвещать волю Божию. Начинается усиление Распутина, которого, разумеется, начинают использовать разного рода люди, и светские, и духовные, пытаясь с помощью его заступничества сделать себе карьеру.

Возникает немало сомнительных историй. Император знает из многократных донесений департамента полиции о том, что Распутин ведет себя вне Царского дома как развратник и пьяница. Государь очень тяготится тем, что происходит, но видит, что для Императрицы присутствие Распутина очень важно. Он предпринимает несколько раз попытки удалить Распутина, но всякий раз уступает настояниям Императрицы. Он старается не во всем следовать советам Распутина, который теперь начинает советовать ему, кого назначить каким министром, на какую кафедру назначить архиерея, проводит людей, подчас заведомо сомнительных. А Императрица всех тех, кто обличает Распутина, начинает воспринимать как личных врагов. Распутина обличает Столыпин и становится личным врагом Императрицы, тем более, что Столыпин – ставленник Императрицы Марии Феодоровны; она ему покровительствует, таким образом, отставка его предрешена. Обличает Распутина когда–то являвшийся его другом епископ Ермоген (Долганов) – его отправляют на покой по настоянию Императрицы. Обличает Распутина митрополит Владимир (Богоявленский) – его в 1915 году отправляют в Киев из Петербурга. Обличает Распутина Елизавета Феодоровна – Императрица ее прогоняет в Москву в 1915 году, и больше они не встречались в этом мире никогда. Императрица идет на конфликты, причем с людьми часто достойными, одержимая этим доверием к Распутину.

Император это терпит как скорбь, он постоянно подчеркивает, что Распутин – это личное дело его Семьи, что не надо вообще этому придавать значения. А в минуты откровенности говорит, что лучше один старец, чем сто истерик Императрицы. Оппозиционная общественность всячески муссирует эту связь Распутина с Царской Семьей. Начинаются сплетни о том, что Распутин является любовником Александры Феодоровны, что, конечно, является абсурдом. Постепенно Распутина начинают изображать как человека, который является орудием неких темных сил, даже германского генерального штаба во время войны. Да и сама Императрица, якобы, – немецкая шпионка. Эта заведомая ложь выставляется противниками Государя, желающими любой ценой расшатать государственность, не улучшить ее, а именно разрушить.

А в это время архиереи требуют созыва Поместного Собора, патриаршества. Николай II идет с болью сердечной на уступки, которые ему внутренне чужды, он создает Государственную Думу, никогда не пытается ее отменить в дальнейшем, но не хочет ослаблять самодержавную монархию, потому что для него это – нарушение воли его отца, попрание вековых устоев русской государственности. Он живет, весь сотканный из внутренних противоречий. Так постепенно приближается 1917 год. Вокруг него все меньше достойных людей, и среди министров, и среди приближенных, даже среди свиты. Это очень хорошо проявится в момент Февральской революции, когда большая часть свиты покинет Царскую Семью в Александровском дворце, когда будет арестован Император и его Семья. Но об обстоятельствах его отречения мы поговорим позже.