Некоторые христиане придают огромное значение учению о "вечном спасении" (eternal security), т. к. это действительно очень важно. Однако, как бы сильно мы не чувствовали, наша убежденность не дает нам права судить о мотивах и духовных предпосылках других верующих в этой ситуации. Это является вполне достаточной причиной для того, чтобы рассматривать позицию адвентистов седьмого дня как христианскую, с верой в историческое значение Евангелия. Они не могут быть на законном основании названы ни носителями нехристианского культа, ни иудеями, пока к ним применимы доктрины Нового Завета, включая благодать и искупление через заместительную жертву Иисуса Христа "одного за всех" (Евр. 10, 10) и они свидетельствуют о своей "жизни во Христе".

В течение многих веков вокруг сопоставления принципов закона и благодати в Священном Писании велась широкая полемика. Если спросить евангелистов сегодня: "Верите ли вы, что благодать и закон находятся в прямой оппозиции?" - ответ в большинстве случаев будет безусловно утвердительным. Многие годы путаница была вызвана неправильным употреблением обоих принципов двумя группами в равной степени искренних христиан. Одна из них верит, что действие всего закона прекратилось; другая, что десять заповедей все еще являются Божьей мерой праведности, которой должно подчиняться, иначе спасение будет потеряно. То, что не удалось осознать обеим группам, - это то, что огромный конфликт существует не между законом и благодатью как таковыми; по большей части он сконцентрирован вокруг истинного понимания их взаимоотношений и относительных функций.

Мы доказали, что любовь есть основа и источник доктрины о благодати, закон необходим, чтобы обнаружить греховность греха и глубину нравственной развращенности человека. Когда закон становится основой спасения или фактором удерживающим христианина от греховной практики, он вторгается в сферу благодати. Когда христианин живет не по любви, благодать извращается, а ее цель становится недействительной. Весь закон исполнен любовью, как учили Спаситель наш и апостолы, и христианин никогда не сможет порадовать Бога, если он подчиняется только из страха перед законом. Жизнь по закону связывает душу, так как основная тенденция для человека в послушании не из желания угодить Богу, но из страха Божьего суда. Под благодатью любовь возрождает сердце, и то, что было легалистским долгом перед законом, становится приятным служением благодати. В действительности, благодать и любовь требуют большего, чем закон, который, по мнению фарисеев, нуждается только в формальном исполнении. Благодать повелевает нам "исполнять волю Божию от души" (Еф. 6, 6). Адвентисты седьмого дня утверждают, что они повинуются закону не из страха, но из любви к Богу, но мы с сожалением должны заметить, что в огромном количестве их литература по этому вопросу они пишут, что исполнение закона необходимо ради спасения, таким образом они рассматривают мотив страха вместо библейского императива любви.

Апостол Иоанн внес ясность в этот спорный вопрос, когда писал: "Ибо закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа" (Ин. 1, 17). Как руководящий принцип, мера праведности учитель и инструмент смерти закон вытесняется благодатью - незаслуженной Божьей милостью. Все верующие в Господа Иисуса Христа, прошедшего от смерти к жизни через искупительную жертву Сына Божия, обладает Божественной природой и праведностью. Так как Он первым возлюбил нас, мы принуждены и побуждаемы любить Его и служить Ему. Повинуясь великому закону любви, христианин исполняет праведность от закона (но не закон как таковой; это осуществил только Христос); преобразуемый силой вездесущего Духа Святого, он будет "жить не по плоти, но по духу" (Рим. 8, 4).

Адвентисты седьмого дня верят, мы повторяем, что они спасутся благодатью. Однако зачастую они склонны верить, что их спасение зависит от "исполнения заповедей".

III. Автор спасения

Так как Он принял на Себя все наши грехи, исполняя волю Отца Своего, Господь Иисус "сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного" (Евр. 5, 8-10). В эту истину верят адвентисты седьмого дня. Они твердо отстаивают свою веру в божественность Господа Иисуса Христа, Его равенство с Отцом, совершенство и безгрешность человеческой природы и излагают свою веру детально. Однако они учат, что перед Своим воскресением Господь Иисус Христос носил имя Михаила Архангела. Эта интерпретация абсолютно отличается от точки зрения Свидетелей Иеговы, которые верят, что Христос был сотворенным человеком и что "Он был Богом, но тем всемогущим Богом, каким является Иегова". 58 Адвентисты очень четко проясняют это: "Мы решительно отвергаем идею... и позицию, поддерживаемую Свидетелями Иеговы. Мы не верим, что Христос был сотворенным человеком. Мы как люди не считаем, что идентификация Михаила - тема достаточно значимая, чтобы задерживать свое внимание на ее детальном рассмотрении ни в нашей литературе ни в проповедях.

Мы думаем, что "Михаил" - это одно из многих обозначений Сына Божьего, второго Лика Божия. Но подобная точка зрения нисколько не противоречит нашей вере в Его божественное и вечное пресуществование и не в коей мере не унижает Его личность и дела."59

Хотя многие авторитетные комментаторы поддерживают взгляды адвентистов, Новый Завет, как я полагаю, не дает оснований для подобных заключений. Большая часть доказательств, приводимых адвентистами - из книги пророка Даниила, а остальные - из Апокалипсиса. Сравнивая такие обозначения, как "ангел Иеговы", "ангел Господень", "Князь" и "Михаил", адвентисты приходят к заключению, что Михаил - это еще одно имя для Господа Иисуса Христа. Но адвентисты седьмого дня утверждают, что, хотя он завется "арх-ангел" (archangelos или "первый весник"), он не являестся сотворенным человеком, так как в Ветхом Завете "ангел Иеговы" употребляется для обозначения божественности. В свете этого мы не осуждаем их точку зрения на Михаила, но обращаем внимание читателей на 9 стих послания Иуды, в котором говорится: "Михаил архангел, когда говорил с диаволом, споря о Моисеевом теле, не смел произнесть укоризненного суда, но сказал: "да запретит тебе Господь".

Слово, переведенное как "смел" (durst), в Библии в переводе короля Джеймса является устаревшей формой прошедшего времени глагола "сметь" (dare); таким образом Михаил "не смел" вынести против сатаны укоряющего или богохульного обвинения. Греческий аналог слова "сметь" - tolmao, которое в Новом Завете появляется 16 раз и в негативной форме всегда означает "не сметь из страха возмездия". Таким образом, если Михаил - это Христос, согласно адвентистам седьмого дня, "Он не смел" упрекнуть сатану из страха возмездия.

Адвентисты соглашаются, что 15 раз в Новом Завете слово "talmao" носит указанное выше значение. Но так как его употребление в 9 стихе Иуды опровергает их представление о том, что Михаил - это Христос, они здесь извращающего значение! Как знают адвентисты, никто из комментаторов, к которым они апеллируют, не занимался ни грамматическим анализом этого отрывка, ни сопоставлением с греческим оригиналом, ни тем более критическим толкованием употребления исключительно слова tolmaoв тексте Нового Завета. Согласие с таким толкованием не дает тем не менее никакого основания к неправильному употреблению адвентистами слова talmao. Воплощение Христа, Бога-Слова (Логос), имеющего Божию природу (Ин. 1, 1), конечно, не ставит в упрек Богу - Отцу создание сатаны. В течение Своего пребывания на земле, Христос, Творец, упрекал сатану неоднократно. Значит ли это, что Он будет бояться его в Своей превоплощенной жизни? Писание противоречит этому. Адвентисты объясняют это следующим образом: "Дьяволу - князю тьмы, вполне заслуженно могли быть сказаны это слова укоризненного осуждения, и это не остановило бы Михаила. Сказать, что Михаил не смог, в свете этого значило бы, что у него не было достаточной власти или авторитета, что неверно. В этом смысле говорить о Михаиле не смог слишком узко, скорее он не стал бы таким образом выражать свое отношение"60.

Подобное утверждение обнаруживает попытку избежать того факта, что значение слова "сметь" (dare (англ.), tolmao (греч.)) в Новом Завете всегда означает страх, включая и его употребление в 9 стихе послания Иуды. Из текста становится очевидным, что, поскольку Михаил не обладал авторитетом, достаточным для того, чтобы упрекать сатану, "он не посмел" совершить это из страха высшего возмездия. В тексте не содержится информации о том, что положение Михаила было столь высоко, что он "не остановился бы". Контекст, грамматика и основное значение tolmao противоречат попытке адвентистов использовать этот текст для обоснования своей точки зрения на Михаила. Все авторитеты в области греческой грамматики согласны в том, что адвентистсткое толкование извращает классическое использование в Новом Завете слова tolmao.