В то время мысли мои находились в таком беспорядке, что я не мог прийти ни к какому скорому решению. С одной стороны, “свидетели Иеговы” привлекали меня, и это были первые люди, которые привлекли мои разум и сердце к Библии. Они любезно приходили ко мне каждое воскресенье и терпеливо разговаривали со мной по два по три часа; невозможно было сомневаться, что то, чему они учили, вытекало непосредственно из библейских текстов, текстов, которые я начинал запоминать. С другой стороны, в их учении содержалось множество весьма неясных положений. Например, их точка зрения на смертность души или не существование ада явно противоречила тому, что я находил в Библии.

В последующие недели я попытался сравнить их учение с тем, что содержалось в учебнике католической догматики, который мы проходили в том году на уроках религии. Вопреки моему желанию, явной победы не было ни с одной, ни с другой стороны, но “свидетели Иеговы” выигрывали по очкам.

Когда я упоминал почитание изображений, Августин мне приводил Исход 20, 4-5, где Господь запрещает делать изображения и поклоняться им.

Когда я спрашивал его по поводу заступничества Марии и святых, он предлагал мне всего лишь прочитать 1 послание к Тимофею 2,5, чтобы убедиться, что нет иного посредника между Богом и людьми, кроме Иисуса Христа.

Если у меня возникало беспокойство по поводу чистилища, лучшим аргументом было то, что ни такое слово, ни такое понятие нигде не встречаются в Священном Писании, и так далее. Августин не сумел мне ответить по поводу текстов, относящихся к аду и к жизни души после смерти, равно как и по другим, но, тем не менее, с этих пор стало очевидно, что я не мог уже больше принадлежать к Католической Церкви.

В последующие месяцы мне пришлось прибегнуть к тысяче хитростей, чтобы избежать присутствия на религиозных службах в колледже. Я или прятался в библиотеке, или вовсе не ходил на уроки в день, когда предполагалась служба, либо же, наконец, если мне все же приходилось войти в часовню, я оставался стоять где-нибудь в углу, чтобы не приклонять колен и не произнести ни одной фразы из ритуала. Или же еще я неподвижно сидел на скамейке, без единого жеста, как статуя.

Такое поведение было довольно рискованным, и, несомненно, меня нельзя было назвать также и настоящим “свидетелем Иеговы”, но для меня было невозможно соглашаться на действия, которые, согласно моему разумению, полностью противоречили Писанию и его смыслу.

Ты должен решиться

Новый толчок еще более сблизил меня со “свидетелями Иеговы”. Однажды Августин пришел ко мне с тем выражением грусти на лице, о котором я уже говорил. В те дни его лицо, отражавшее боль и ревность, производило на меня сильное впечатление. Он выражал глубокую озабоченность создавшейся ситуацией, а тон его беседы приобрел почти священную торжественность. Долгие годы потом мне предстояло видеть такое же поведение, повторяемое как бы по системе сотнями “свидетелей Иеговы” (включая позже и меня самого).