Вопервых, неверующих вообще нет. Никого! Каждый человек рождается с врожденным ощущением веры. Разница только в том, что один осознает и формулирует свою веру как некое мировоззрение, а другой инстинктивно верит. И только когда его прижмет очень, тутто он и “выдает искру”. Но неверующих нет. Поэтому человек, не имеющий религиозного миросозерцания, может быть полноценной личностью. Потому что в нем эти токи религиозные все равно живут.

Более того, он впитывает их с традицией, впитывает с литературой. Даже в нашем обществе, которое было формально атеистическим, все равно в искусство это проникало через Достоевского, через Толстого, через Гоголя, через поэзию, музыку. Все наследие культуры русской и зарубежной подпитывало это полурелигиозное смутное миросозерцание. Все равно человек не перестает верить, что жизнь имеет смысл. Он чувствует это. Он может это как бы инстинктом ощущать. Если бы этого не было, он вообще не смог бы жить. Другое дело – размышлять над этим, создавать человеческие разумные определения, воплотить и отразить всю эту тайну – это совсем другое. Впрочем, я приведу вам смешную аналогию. Ребенок греется на солнышке, ему приятно и тепло. А физик не только греется, но выясняет, из каких элементов состоит Солнце, как далеко оно от Земли и так далее. Но оба получают от Солнца свет. Мы все дети Божии. Только одни знают это, а другие остаются как бы сиротами. Но это сиротство мнимое. Мы же все братья и сестры только потому, что у нас есть Отец. Не бывает братьев и сестер, чтоб не было отца. И у нас есть Отец. Поэтому, только поэтому, а не потому, что мы произошли от обезьяны или другого какогонибудь почтенного животного. Этого недостаточно, этого совершенно недостаточно.

Без религии нравственность невозможна?

Без веры невозможна. А вера есть у всех людей, только в разной степени. Но она все равно присуща человеку. Неверующих людей не существует. Человек может на уровне сознания считать себя атеистом, а в глубине – он все равно верующий. Возьмем, к примеру, нравственного атеиста, скажем, Писарева, Добролюбова или Чернышевского. Но ведь они воспитывались на основах христианской традиции. И мы все сегодня впитываем этические понятия – через художественную литературу, через культурную среду, понятия которой все равно восходят к религиозным представлениям, никуда не денешься. А если человек – это ничто, а просто какойто пузырь в мироздании, какая уж тут нравственность? Если, как писал Владимир Соловьев, великий русский философ, если в мире нет ничего, кроме материи и силы, материя и сила породили птеродактиля, а потом – обезьяну, и из нее выродился человек, то какой может быть вывод? Что человек должен полагать душу свою за ближнего своего? Логики здесь мало.

Можно ли спастись вне Церкви?

Такой вопрос всегда задается без учета самого смысла понятия “спасение”. Когда мы говорим о спасении как о приобщении человека к божественной жизни, мы должны отдавать себе отчет в том, что это приобщение однородным быть не может. Каждый человек приобщается к Богу в свою меру и в свою возможность, как и каждый народ и каждая цивилизация имеет какуюто свою меру на пути к спасению.

Подлинное и полное приобщение к Богу может быть только через Его непосредственное явление. Конечно, древние мистики и пророки, суфии, дервиши, индийские брахманы – все они через свой мистический опыт в какойто мере приближаются к Богу. Но все это идет через человеческие усилия, через человеческую устремленность вверх. И только в одном случае, в случае Христа, Бог является непосредственно. Это единственное и самое прямое откровение, поэтому спасение во Христе есть уникальное, единственное в своем роде, то есть самое глубочайшее приближение к Богу, а все остальное – гдето рядом, может быть, гдето очень близко. И когда мусульманин совершает свой намаз, обращаясь в сторону Мекки, то, конечно, он взывает к тому же Богу, что и мы. И этот Бог отвечает ему, в солнце пустыни и в тишине ночью отвечает ему. Но никакая пустыня, никакое солнце, никакое мистическое переживание человека не могут сравниться с тем, что было открыто Самим Богом через воплотившегося Христа. Именно в этом смысле мы говорим, что вне Христа нет того спасения, что во Христе. Какоето спасение, какаято приобщенность может быть даже и у атеиста, у человека, мысль которого повернута в ложную сторону, но сердце которого какуюто крупицу Божьей благодати всетаки получает. А в отношении того, что будет дальше, можно сказать так: дальнейший путь души есть продолжение того, что началось уже здесь.

Спасение начинается тут, по эту сторону жизни. Это причастие подается нам тут, в этой жизни, а там оно будет развиваться далее. Пройдут ли те, кто не верил, когда умер, через познание Христа? Это для нас тайна, которую разберет Господь Бог. Но Он всегда стучит в наше сердце…