Он быстро перескакивает от одной победы к другой, он не погружается в события его военных и политических успехов, а, напротив, говорит о них как бы между прочим. Но затем он снова становится обстоятельным и подробным рассказчиком, когда говорит о грехах Давида, о том, как он фактически убил своего царедворца Урию и завладел его женой, а потом подробно рассказывает о последствиях этого греха, поскольку начинаются династические споры: сын от первого брака, сын от второго, младший, старший…

Еще не было установлено ни майората, ни какоголибо права наследования – все было в руках царя. Но царь еще не успел состариться (Давид стал царем в 30 лет), как между выросшими сыновьями началась борьба за будущую власть. Началось восстание Авессалома (или Авшалома), которого царь очень любил, но который был, говоря сегодняшним языком, настоящим «популистом».

Он завоевал симпатии масс и потом пошел против отца, желая при жизни захватить его трон. И в конце концов Давид должен был поднять свою армию, чтобы рассеять отряды Авессалома. Но Авессалом, отступая через лес, запутался длинными волосами в ветвях дерева и погиб. Давид очень горько его оплакивал.

У Рембрандта есть такая фантастическая картина «Давид и Авессалом»: Давид в огромной чалме, и к нему припадает, прося прощения, Авессалом с длинными золотистыми кудрями – это сцена первой попытки их примирения еще до смерти Авессалома.

В конце концов, на сцене появляется пророк Нафан – тот самый, который открыто упрекнул Давида в его преступлении, в убийстве Урии.

Пророк потребовал, чтобы царем был провозглашен сын Вирсавии – той женщины, которую царь лишил мужа. И старый Давид, уже сильно ослабевший перед смертью, пошел на то, чтобы царем стал (хотя он был и не старший сын) этот человек. Его звали Шломд, по греческой транскрипции – Соломон (эта транскрипция сохранилась в европейских переводах).

Соломон не был человеком высокого религиозного духа, он не был героем, не был богатырем, не был музыкантом, но все равно стал легендой. Потому что он построил в Иерусалиме Храм.

Это был своеобразный Храм: в нем не было никакого изображения Божества; небольшое здание, приблизительно как этот зал; в него никто не входил, кроме изредка первосвященников, а святое место, девйр, было отгорожено стеной и завесой, и там стоял Ковчег. Он был перенесен туда в сопровождении торжественной процессии – и снова пели древний псалом: «Да восстанет Бог, и расточатся враги Его» (Пс 67).

Этот псалом впоследствии лег в основу старинной христианской молитвы «Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его». Старый Ковчег, порубленный в боях мечами и даже побывавший в плену, наконец, был перенесен в святилище.

Историки и археологи неоднократно пыталась восстановить облик Соломонова Храма. Каких только фантастических, гигантских сооружений мы не видим на старинных картинах и гравюрах! Но наиболее точной реконструкцией считается та, в основу которой положены исследования финикийской архитектуры того времени. Потому что на строительстве этого Храма работали мастера, присланные царем Финикии Хирамом (сохранилась гробница этого царя вместе с изображениями; вообще эту эпоху уже удается хорошо датировать; датируется множество документов соседних стран, летописи, памятники материальной культуры, изображения, портреты их деятелей).

Библия подробно описывает строительство Храма, потому что он был символом того, о чем мечтала ветхозаветная Церковь: Бог близок. Человек хочет, чтобы священное было рядом с ним. Не гдето в космических далях, не гдето в таинственной глубине, а именно рядом: в центре города, в центре поселка, в центре стана.

Впоследствии немецкий богослов Дитрих Бонхёффер, погибший в нацистской тюрьме, писал, что это была великая идея – Бог в центре стана. Потому что не на периферии жизни является человеку Бог, и не только в разломах, в страданиях, в «пограничных ситуациях», как говорят экзистенциалисты. Нет – на гребне жизни, в полноте жизни может человеку открываться Бог. Не тогда, когда человек чувствует себя ущербным, а именно тогда, когда расцветает полнота его сил и дарований. В центре – храм!

И, описав подробно строительство Храма, бытописатель останавливается на светлой стороне Соломона. Бог является ему во сне и спрашивает: чего бы ты хотел? И он не просит у Него ни победы над врагами, ни драгоценностей, ни богатства, а просит у Него мудрости. И вот этот факт становится центральным в легенде о Соломоне.

Эту легенду сам библейский летописец быстро развенчивает. Мудрость проявляется только вначале, а потом начинаются искушения. Как все цари древневосточных держав (а это пока еще была держава, то есть империя, включавшая разноплеменный, многонациональный конгломерат), Соломон должен был содержать большой гарем.