Ахаву донесли, что это Илия своими волхвованиями нагнал мор на землю. И когда царь ездит по стране в поисках корма для своих боевых коней, вдруг перед ним появляется Илия, как бы вырастая изпод земли. Увидев его, Ахав говорит: «А, это ты, губитель Израиля?!» А Илия отвечает: «Нет, это ты и твои жрецы навели на страну беду и идете вслед Ваалам. Пора остановиться. Пора выбрать. Поднимемся на гору и решим раз и навсегда: либо мы поклоняемся единому Богу, либо уходите к Ваалу».

И библейский сказитель описывает, как на гору Кармел, в Галилее, у берега моря, поднимается огромная толпа изможденных голодом и зноем людей, и там стоит жертвенник. Выходят жрецы Ваала и устраивают экстатический танец, как это было у фригийских экстатиков, нанося себе раны так, что льется кровь. Но Ваал молчит…

Илия говорит им: «Кричите громче – может, он спит!» Но Ваал молчит. Их было много, жрецов Ваала.

Вышел Илия и призвал Бога Синая, Бога пламени, Бога Авраама, Исаака и Иакова! Молния ударила в камень, на их алтарь, сожгла жертву и народ закричал: «Яхве есть Бог!» Илия тут же расправняется с жрецами Ваала… Расправляется, но это не приносит ему победы, потому что об этом узнает царица и начинает гонения на Илию и на его приверженцев. И ему приходится бежать…

Куда он идет? Он, как новый Моисей, идет к Синаю! Он идет к той горе, накоторой Бог дал Завет. Это замечательное сказание. Он идет по пустыне, он готов умереть; к нему является вестник Божий, и Илия говорит: «Довольно уже, Господи; всех Твоих пророков избили; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих». Но вестник подкрепляет его пищей, и тогда он идет дальше, приходит на гору Синай и ждет, когда ему откроется воля Всевышнего.

И вот звучит грохот, отдаваясь эхом в горах, – но это не Господь. Потом жар наступает, такой, что, кажется, камни плавятся, – но это не Господь. И в этой жаре вдруг повеял ветер, прохладный ветер, поцерковнославянски звучит очень красиво: «глас хлада» – «голос прохладного ветра». И там был Бог. Господь явился именно в прохладном, тихом веянии – не в буре, не в громе, не в огне!

Это был как бы символический перелом, новый рубеж в откровении: оставалось позади первобытное представление о Боге бури, о Боге ярости, гнева и стихии, и приходил Бог любви и милосердия..

Это очень важный момент, и мне всегда казалось, что именно об этом месте Библии думал Генрих Ибсен, когда писал свою пьесу «Бранд». Я не помню, рассказывал я вам про нее или нет, неважно, но напомню еще раз, как она кончается. Суровый пастор только во имя идеалов загубил все вокруг себя; все или ничего – вот его девиз! И когда он погибает под снежной лавиной в горах, в последний момент он спрашивает: «Боже, в час моей смерти скажи мне, прав ли я был в своей борьбе?» И голос ему отвечает: «Он есть Бог милосердия».

Неожиданный ответ, казалось бы, перечеркивающий всю борьбу Бранда, я думаю, навеян историей с пророком Илией. В Третьяковской галерее есть знаменитая новгородская икона пророка Илии. Он написан на пламенном фоне. Икона поразительная, необычайная. Глаза, устремленные в одну точку, белые волосы, падающие на плечи, власяница и багровый, горящий фон! Это знаменитый Остроуховский Илия.

Древняя Русь очень остро чувствовала первобытность, первозданность этого пророка, который, казалось, заклинал небо и землю. Поэтому в какойто степени в Древней Руси образ его впитал в себя некоторые элементы древних боговгромовержцев.

Итак, здесь происходит перелом, хотя и не полный. Еще ученик Илии Елисей, или Элиша, достаточно жесток и груб. Это он подстрекает Иегу к перевороту, о котором я вначале говорил.

А чем кончился этот переворот? Есть черный обелиск ассирийского царя Салманасара III. На нем мы видим различных посланников восточных царств, которые идут поклониться и принести дань

Салманасару III. Среди них – Иегу, военачальник Израиля в Самарии, который, став царем, делает земной поклон перед Салманасаром.

Иегу как будто бы действовал во имя высоких идеалов, но он боролся с двоеверием, с коварством и жестокостью. Вера не может насаждаться насилием. Этот призрак насилия начинает подниматься над человечеством, и древний мир вскоре увидит