Kniga Nr1081
Я замечал, что, если этому не противодействовать, то иногда так говорят и о церкви. «У нас – лучший храм!» «У нас – лучший батюшка!» Это становится подчас серьезной проблемой.
О.В. Любовь скромна, смиренна, кротка. Пусть Господь прославляет. Церковь у нас одна – Христова. Когда человек так гордится, он должен обратиться на себя. Потому что Церковь – это мы, и каждый в отдельности. Если человек говорит, что у нас лучше, то он как бы говорит о себе, что я – такой. А это уже непозволительно.
Самый страшный грех – гордыня, она разрушает человека. Надо боятся этой гордости. Самое скверное, когда люди сами себя хвалят. Это – первый признак, что за этим ничего нет. Это болезненное чувство, чтобы компенсировать пустоту.
Церковь – это собрание кающихся грешников. Когда человек начинает хвалиться, он говорит нетрезвенно, потому что совершенно не понимает природу Церкви, а видит только ее оболочку – форму, эстетику.
Об опыте преподавания
И.Г. Я знаю, батюшка, Вы несколько лет работали преподавателем в средней школе. Не могли бы Вы рассказать о своей педагогической деятельности?
О.В. Я преподавал литературу и русский язык. Это были дети разных возрастов, старшие классы. Время было такое, что идеология стояла на первом месте. Однажды я спросил у одного специалиста по творчеству Маяковского, почему в литературе и поэзии XIX века слово «душа» присутствует, а в поэзии Маяковского его уже не встретишь? Он мне задал встречный вопрос: «Вы что, хотите сказать, что ее у него не было?» Я говорю: «Нет, она была, но – какая?»
Самое главное, что я старался делать, это пробудить у ребят интерес к чтению, чтобы узнавали себя в тех людях, о которых читали, чтобы воспринимали писателя как учителя жизни.
Важно было дать представление о личности писателя, поэтому надо было расширить контекст учебника, преподнести эту личность в духовном измерении. Тогда, в советский период, люди часто задумывались о жизни не так, как их приучали думать. Но это было делать очень сложно. Например, невозможно было рассказать правду о смерти Пушкина. Конец его жизни был духовный, а в советских учебниках: убит на дуэли, и все. А ведь самое главное – это конец жизни поэта.
И.Г. Как Вы это делали?
О.В. Пытался «пробудить чувство доброе». Я хотел, чтобы они увидели красоту в пейзажной лирике, увидели, как она облагораживает человека, возвышает его. Важно было пробудить такие благородные чувства, что в человеке все должно быть прекрасно – и душа, и тело, и мысли. Как Некрасов говорил: «Сейте разумное, доброе, вечное». Все же эти слова еще не были вымараны в школьных хрестоматиях. И, когда они звучали в школьном классе, то в эти минуты я испытывал большую радость.
Конечно, о Боге говорить было нельзя. Да я и сам тогда был не настроен. Это уже во время преподавания в институте я мог говорить о сокровенных вещах. А в школьный период, конечно, пытался больше внимания сосредоточить на красоте, благородстве, на том, чтобы стать человеком, личностью, чтобы жить по совести. Это могло быть услышано.