Не может быть сомнений в том, что развитие церковного авторитета на Западе, происходившее в течение всех Средних веков и продолжавшееся в посттридентском римском католицизме33, определялось благим намерением, а именно – защитой абсолютного значения Церкви. Неизбежной предпосылкой действий всех тех, кто внес свой вклад в это развитие, от канонистов григорианской реформы34 до отцов Первого Ватиканского собора35, было то, что преемственность и сила Церкви могут быть гарантированы только с помощью непогрешимого авторитета. В этом развитии западного христианства сыграло большую роль господство августиновской концепции человека как по природе своей грешного и склонного к заблуждениям: установление Богом непогрешимого авторитета было, таким образом, актом Божественного милосердия по отношению к человеку с целью предохранить его от него самого и его собственных ошибок. Это хорошо понял и изобразил Достоевский в легенде о Великом Инквизиторе.

Против такого понимания церковного авторитета на Западе восставали конциляристы с их идеей замены папства постоянным комитетом епископов – собором; Реформация в ее многообразных формах – от библейского фундаментализма до индивидуализма пятидесятников – и, наконец, в наши дни секуляризм (и христианский, и нехристианский) и многие другие антицерковные движения. Возвращаясь к А.С. Хомякову, интересно отметить, что он видит во всем этом западном развитии общий ему скептицизм; именно для того, чтобы бороться с сомнением, необходима защита внешнего авторитета – папы или Библии, и, следовательно, скепсис или сомнение всегда торжествуют, когда авторитет отсутствует36.

Решения Второго Ватиканского собора37, восстановившие элемент соборности в католичестве, ввели западное христианство в состояние кризиса. Движение по усилению римского авторитета, которое постоянно расширялось со времени раннего Средневековья до понтификата Пия XII включительно, было повернуто вспять папой Иоанном XXIII и его собором. Однако еще не ясно, в каком направлении и как далеко сможет пойти Римско–католическая Церковь, не отрекаясь от самого принципа, на котором основывалось се прежнее развитие, ибо принцип этот остается нерушимым в соборном постановлении «О Церкви». Римский Первосвященник остается высшим и внешним критерием церковного единства и непогрешимости. Коллегия епископов зависит от папы, а он в конечном счете не зависит от коллегии и, таким образом, остается окончательным и высшим «гарантом» церковной истины.

Если православное богословие может что–то внести в нынешний экуменический диалог, то вклад этот должен состоять в выявлении и объяснении вспомогательного характера авторитета. Не авторитет делает Церковь Церковью, а Святой Дух, действующий в ней как в Теле Христовом, реализующий сакраментальное присутствие Самого Христа среди людей и в людях. Авторитет – епископы, соборы, Священное Писание, Предание – только выражение этого присутствия. Авторитет не заменяет собою цель человеческой жизни во Христе – познавать, обретать Царство Божие и свободно жить в нем, уже явленном, но еще и грядущем как конечное завершение всего.

И это не эмоциональность, не субъективизм, не мистицизм, не индивидуализм. Как раз наоборот: личный опыт – это общение святых, составляющее Церковь и предполагающее открытость, любовь и самоотречение в рамках сакраментально–иерархической структуры, а не только интеллектуальное знание. На вопрос «Откуда я знаю?» нет иного христианского ответа, кроме: Приди и виждь.

ЧТО ТАКОЕ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР?38

Второй Ватиканский собор вызвал в западном христианстве большое оживление экклезиологической мысли. Бесчисленные работы, и научные и популярные, о соборном институте, его происхождении, истории и современном значении были изданы во многих странах. Но с тех пор интерес к экклезиологии, и особенно к теме соборности, уже успел утихнуть на Западе. На смену ему пришло направление, отбрасывающее все формы «институционализма»; экклезиология перестала быть популярной. Секулярные интерпретации христианства и – в более недавнее время – разнообразные формы «харизматизма» сделали экклезиологию как таковую, по–видимому, ненужной. Церковь стала рассматриваться почти как идол и во всяком случае как помеха и для признания за человеком его призвания в истории, и для непосредственного восприятия им духовных даров.

Мне кажется, что в настоящее время мы стоим накануне возвращения к традиционной теме Церкви как Тайны и храма Духа Святого. Ибо если недостаточность секулярного христианства39 осознается довольно широко (особенно той частью молодого поколения, которая ищет опытной веры), недостатки и опасности внецерковного харизматизма постепенно становятся столь же очевидными.

«Церковь есть место действия Духа, а Дух есть в ней принцип жизни и делания»40. Этот пневматологический подход к Церкви, недавно выраженный православным богословом, слишком часто забывался или слишком узко ограничивался понятиями власти или институционного авторитета. Он должен вновь обрести свою полную значимость. Только здоровая церковность может примирить в себе опыт и ответственность, преемственность и перемены, авторитет и свободу. И примирение это – постоянный процесс, осуществляемый Святым Духом.

Целью этой статьи является попытка определения экклезиологических идей, стоявших за соборным институтом прошлого, с тем чтобы и настоящее, и, можно надеяться, будущее могли рассматриваться в свете того же Духа (ср. 1 Кор. 12:11). Ибо собор – это прежде всего церковное событие, и лишь как таковое он может получить историческую значимость. Функция и миссия соборов становятся понятными только в рамках экклезиологии.

1. Основания соборности

Первые церковные соборы не были организованы или подготовлены. Никакой библейский или церковный авторитет их никогда не учреждал и не давал указаний о порядке их проведения. Ранние соборы выросли из самой природы христианской веры, как она понималась ранними христианами. Следствием служения Христа и свидетельства апостолов об этом служении было основание мессианской общины, которая приняла Духа Святого в день Пятидесятницы, поняла и возвестила значение дела Христова в мире. В общине и для общины создавались новозаветные Писания. Эта же община – после серии доктринальных кризисов и дебатов – сохранила то, что Тертуллиан назвал «правилом веры».