– Хлеб бы им сейчас молотить, снопы возить, по деревенскому хозяйству справляться…

Слова у них жесткие, с выплевками, с матерщиной. Завидев меня в уголке, с каким–то злым харканьем спросили:

– Кто такой?

За меня ответил Семен: бродячий–де сапожник!

– А ну–ка почини мне сапоги! – сказал один из них.

Снял он исхоженные вдрызг сапожонки свои и мне в угол бросил:

– Уплачу! Не бойсь! – прибавил он.

Я сапоги чинить стал, а они к столу присаживаются. Бутылки вынимают. Стали и меня потчевать.

Пригубил я для видимости и сказал:

– Больше, ребята, не угощайте. Сердцем слаб!

Перепились эти молодцы самогону и стали похваляться геройством своим. Много всяких страшных былей они порассказали, но один рассказ потряс меня до смертного окоченения. Рассказывал его крикливым, с провизгом, голосом маленький мозглявый паренек с рыжими кочковатыми бровями:

– Это еще что! – начал он. – У нас дело почище было! Во снах такое не причудится!

При этом он подмигнул сидящему напротив парню с жирными, пропитанными пылью морщинами на широком волосатом лбу:

– Помнишь, как самогоном причащали?

– Ты бы лучше помалкивал бы… – нахмурился другой.

– Не могу! Уж больно это у нас оглушительно получилось!..

– Не рассказывай!.. – хрипнул волосатый.

Расходившийся парень не захотел молчать:

– Дело недавно было. Приехали мы в одно большое село. Там церковь, но заколоченная. Священника, сказывали, на костре как борова опалили… а потом горящую головню в хайло ему запихали…

Да, пустая церковь–то… Слушайте дальше… Это только присказка…

Командиром нашим был Павел Никодимыч Вознесенский… Голова и краснобай! Когда–то в духовной семинарии обучался… На священника, видишь ли, пер!.. Вот однажды, во время самого ненасытного пьянства нашего, поднимается Павел Вознесенский и во весь широкий голос свой объявляет:

– Товарищи! Хотите, штуку разыграю над деревенскими дураками? – а сам это по–волчьи зубы скалит, и огонь в глазах этакий у него… погибельный!..

– И для ча ты рассказываешь, туз бубновый? – опять перебил его волосатый, приходя в гневное волнение.

– Помалкивай!.. Так–с. Хотите, говорит, штуку разыграю? Мы, конечно, спрашиваем:

– Каку таку штуку, Павел Никодимыч?

– А вот какую! – грохнул он по столу кулачищем. – Завтра обедню служить в церкви буду и народ причащать… самогоном!..

Мы это немножко побледнели и дрогнули, ну а потом, разошедши… все стало нипочем! Одним словом, «леригия опиум» и тому подобное… Чего уж там!.. Плевать с высокого дерева!..

На другой день, часиков это около десяти, один из наших в колокол ударил… Село–то ка–ак всколыхнется – звонят–де! Дивуются. Что такое? Мы объявляем, что–де власть, идя навстречу народу, разрешила Бога и даже попа прислала… Пошло в народе ликование. Валом повалили в церковь… Плачут от радости… Иконы в церкви целуют, цветами их украшают… Пыль с них смахивают…