The Evangelist or the Commentary of Blessed Theophylact, Archbishop of Bulgaria, on the Holy Gospel

Этою притчею указывает на грубость и своенравие иудеев: им как людям своенравным не нравились ни строгость жизни Иоанна, ни простота Христова, но они подобны были глупым и своенравным детям, которым никак не угодишь – хоть плачь им, хоть играй на свирели. Впрочем, выслушай и другое объяснение: у иудеев некогда была в обычае следующая детская игра: дети, во множестве собравшись на площадь, разделялись на две части, и одна часть их, как бы в поношение настоящему житию, представлялась плачущею, другая, напротив, играла на свирели. Между тем торговцы, занимаясь своими торговыми делами, не обращали внимания ни на тех, ни на других. В укоризну иудеям Господь говорит, что они, поступая подобно сему, не подражали ни Иоанну, когда он проповедовал покаяние, не уверовали и во Христа, которого жизнь казалась как бы радостною, но на обоих не обратили внимания, не плакали ни с плачущим Иоанном, ни сочувствовали играющему на свирели Христу.

Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: «в нем бес». Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: «вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам».

Жизнь Иоанна уподобляет плачу, потому что Иоанн обнаруживал большую строгость и в словах и в действиях, а жизнь Христа уподобляется свирели, так как Господь был весьма приветлив ко всем, снисходителен, да всех приобрящет; благовествовал Царствие, не показывая той строгости, какую обнаруживал Иоанн. Пища Иоанна была грубая и не везде находимая: ни хлеба он не ел, ни вина не пил; напротив, у Христа была пища обыкновенная. Он и хлеб ел и вино пил. Таким образом, жизнь их была противоположна одна другой. Однако иудеям не нравилась ни та, ни другая; об Иоанне, который не ел и не пил, говорили: в нем бес, а Христа, который ел и пил, называли человеком, любящим есть и пить. Евангелист не записал всех клевет их, почитая достаточными и сии слова к их обличению.

Притча: Как два ловца, желая поймать неудоболовимого зверя, становятся с двух противоположных сторон и делают одно дело, так Бог устроил и здесь. Иоанн вел жизнь строгую, а Христос свободнейшую, чтобы иудеи уверовали или тому, или другому и таким образом уловлены были если не тем, то другим. Ибо хотя образ жизни их был противоположен, но дело было одно. Впрочем, иудеи, как дикие звери, бегали от обоих и обоих ненавидели. Спросим же их: ежели, по вашему мнению, строгая жизнь хороша, то почему вы не следовали и не верили Иоанну, который указывал вам на Христа? Если же простая жизнь хороша, то почему не веровали Христу, указывавшему вам путь спасения?

Вопрос: Но почему Иоанн вел особенно строгую жизнь?

Ответ: Проповеднику покаяния так и следовало представлять в себе образ сетования и плача, а Подателю оставления грехов – быть веселым и радостным. Притом Иоанн ничего более, кроме высокой жизни, не показал иудеям: Иоанн, сказано, знамения не сотворил ни единого (Ин. 10, 41), а Христос свидетельствовал о Себе только всемогуществу Божию приличными чудесами. Еще: Христос оказывал снисхождение и немощам человеческим, чтобы и сим приобресть иудеев. Поэтому Он участвовал и в трапезах мытарей и говорил укорявшим Его, что «пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». Впрочем, Христос не оставлял и строгой жизни; потому что жил в пустыне со зверями и постился сорок дней, как сказано было прежде, да и участвуя в самих трапезах, Он ел и пил благоговейно, воздержно, прилично святым.

И оправдана премудрость чадами ее.

Когда уже, говорит, ни Иоаннова, ни Моя жизнь не нравится вам, и вы отвергаете все пути спасения, то Я – премудрость Божия – оказываюсь правым – не пред фарисеями, а пред чадами своими, и уже вы не будете иметь оправдания, но непременно подвергнетесь осуждению, ибо Я со своей стороны исполнил все, а вы неверием своим доказываете, что Я прав, как не опустивший ничего.

Тогда начал Он укорять города, в которых наиболее явлено было сил Его, за то, что они не покаялись.

Показав, что Он сделал все, что надлежало сделать, а они между тем остались нераскаянными, начинает укорять их, как непокорных.

Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида!