Так мы должны строить свою жизнь, и так она должна течь по тем общим канонам, по которым живет Церковь. В церковных установлениях, в духовной литературе нам предлагается масса возможностей для приложения наших духовных сил. Мы должны делать то, что обязательно для христианина, а дальше по нашим силам и склонностям выбирать то, что еще возможно нам к этому приложить, уже в том направлении, которое лежит в русле нашей жизни, к которому более склонна наша душа. Как говорил преподобный Серафим: «Как купцы торгуют тем товаром, который лучше идет, так и вы подвизайтесь более в тех душеспасительных делах, которые у вас лучше получаются»15. Кто-то служит ближним, кто-то молится в глубине своей кельи, кто-то постится, кто-то бдит ночами – в общем, кто как может. Что при этом нам надо помнить? Почему, собственно, задают такой вопрос и почему ответ, который я сейчас даю, часто вызывает некое разочарование? Почему я со стыдом всегда об этом говорю? Да потому, что человек ждет от меня совсем другого. Он ждет, что я ему сейчас скажу: «Делай то и то», дам ключик, который сразу откроет желаемую дверку. Он ждет, что я его мгновенно чему-нибудь научу, скажу что-нибудь, чего он не знал: «Читай такую-то молитву или клади в такое-то время столько-то поклонов перед такой-то иконой». Вот, кстати, поэтому многие и любят священников, которые дают такие определенные советы: «Пойди к такой-то иконе и так-то помолись». И кажется: сейчас я вот это сделаю и сразу что-нибудь получу16. А такой общий ответ: живи, как Церковь учит, и старайся изо всех твоих слабых сил, – не удовлетворяет. Мы думаем: «Ну и что, я и так вроде все делаю, что же мне еще сделать?» А ответ – терпеть, потому что всякий другой путь оказывается неправильным. И уж конечно неприемлем всякий путь возгревания себя к покаянию искусственными приемами, как это часто получается у дамочек истеричного склада. Я как-то уничижительно сказал, но уничижительности тут нет никакой, просто истеричность – это обратная сторона чувствительности женской натуры. Женское сердце чувствительно – что хорошо, но от этого оно может впадать в истеричность – что плохо. Вот люди с чувствительным сердцем, особенно дамы, могут себя разогревать в этом плане – бить себя в грудь: «Я такая грешница», слезы будут литься ручьями. Но это ничего не значит. Нам надо трудиться, терпеть и ждать, потому что дар покаяния – это тайна (мы с вами сегодня уже об этом говорили), это дар Божий, который придет к нам тогда, когда Тот, Кто дарит, захочет нам его подарить. Когда Он захочет, почему, при каких обстоятельствах – сие нам неведомо. А пока нам надо претерпевать то, что мы имеем, – окамененность нашего сердца. Мы знаем одно – что мы не видим своих грехов. И в этом мы каемся: «Господи, сердце наше окаменело, нам кажется, что у нас грехов мало, мы их не видим, а те, что видим, те видим только умом, а сердцем о них не сокрушаемся, нам все равно, что они есть. Мы не осознаем всю мерзость нашу перед Твоей святостью, мерзость каждого малого греха перед Твоей чистотой и перед тем образом и подобием Божиим, по которым Ты нас создал. Мы не ощущаем, кем мы были и откуда мы ниспали». А далее, мы должны терпеть состояние некой духовной скуки, которая бывает у нас оттого, что мы все время понуждаемся – покаяние, покаяние, покаяние... А покаяния в нас нет, и спрашивается: зачем мы все это делаем? Зачем мы отказываемся от мирских радостей, а вместо этого понуждаем себя на какие-то скорби о каких-то грехах? Не лучше ли, наоборот, забыть об этих грешках и радоваться жизни? Такие мысли могут приходить, их надо терпеть и терпеливо отбрасывать. Одному игумену было откровение про двух монахов, которые жили в монастыре, бывшем под его управлением. Он подходил к дверям их келий и слушал, как один из них громко плачет на молитве, а другой, становясь на молитву, начинает стегать себя плетью и говорит: «Прости, Господи, даже плеть не вызывает у меня ни одной слезы, такой я окаменевший». Игумен стал вопрошать: «Господи, кто из них более угоден Тебе?»–и получил ответ, что оба угодны равно. Так что не надо думать, что время, проходящее в такой духовной сухости, проходит зря, напрасно. Этот труд духовно сравним с шествием по пустыне, на которое Господь обрек Израиль после выхода из египетского рабства, прежде чем он вошел в Землю обетованную17. И нам предстоит это странствие, и будет скудная пустыня. И нас ждет терпение пустыни, терпеливое странствование по ней, не забывая о цели и не отказываясь от нее. Господь наказывал народ Израиля тогда, когда он отказывался от этой цели и говорил: «Зачем мы пошли в эту пустыню, не лучше ли нам вернуться в землю египетскую, где нас хотя бы хорошо кормили и вдоволь поили? Где эта Земля обетованная, и вообще, нужна ли она нам, дойдем ли мы до нее, войдем ли в нее?»18 Отбрасывая эти сомнения, терпеливо идя своим путем, мы будем вознаграждены тем, что в Землю обетованную войдем.

Ну а по дороге, конечно, будут нам утешения, будут моменты, когда откроется нам истина благодати и благость покаяния. Это только кажется, что нам предстоит какой-то унылый путь, на котором мы должны стремиться к тому, чтобы быть скорбными и плачущими вместо веселья и радости, так обильно предлагаемые нам окружающим миром. Мы уже отошли от этого мира и, живя в Церкви, начинаем забывать, как мы нахлебались этих «радостей» в своей прежней жизни, что они из себя представляют. Нам они уже начинают казаться действительно радостями. Как евреи, взывая ко Господу в пустыне для того, чтобы вернуться, забывали, как они стенали в земле египетской. Так вот, будут нам даваться как утешения такие мгновения, когда мы будем познавать сладость покаяния. Потому что покаяние – это не есть уныние и горе. В момент искреннего покаяния, и только в этот момент, мы начинаем ощущать любовь Божию. В нашем теперешнем состоянии любовь Божия ниспадает к нам по капле. Но даже эта капля превосходит все те радости, которые может предложить нам мир, если бы даже по нашему велению, по щучьему хотению все радости мира даны были бы нам сразу. Недаром есть такое святоотеческое выражение – радостотворный плач. Оно обозначает, что покаянный плач приносит радость, утешение и мир в душе19. Мир20, который мир21 не может дать, а может дать только Господь, и с которым ничто в окружающем мире не сравнится. Такие мгновения у нас будут. Если в стене, о которой я говорил, пока нет постоянного окна, в которое вливается этот мир Божий, через которое свет Божий светит и манит нас, то, по крайней мере, вдруг иногда это окошко, по благодати Божией, будет открываться. Окошко, окошечко, дырочка, щелочка. Через нее будет пробиваться лучик света, капля мира будет капать и попадать на наше сердце.

Если говорить о каких-то специальных духовных усилиях, которые направлены к покаянию, то в первую очередь нам надо стараться держать ум в правильном устроении. А именно – иметь готовность терпеть черствость и окаменелость нашего сердца. Но не только терпеть, еще необходимо их все время осознавать и исповедовать пред Богом, каяться и просить прощения.

Второе: мы должны все время стараться возводить свой ум от низа вверх, от земли к Небесам, и сравнивать себя не с теми, кто живет во грехе, а с теми, кто живет в святости. Необходимо напоминать себе, что, как говорил Господь, если не будет наша праведность выше праведности книжников и фарисеев – не войдем в Царство Небесное (см.: Мф. 5, 20). Надо исключать, изгонять из своего сердца и ума всякие мысли, что высокие заповеди – это для святых, а для простых людей существуют какие-то более простые, более низкие мерки. Может, и существуют, но только как временные явления. Господь не требует и не спрашивает это от нас сегодня, потому что видит нашу немощь, но все равно мы, в конце концов, должны к этому прийти.

И третье, очень важное: это то, что мы должны меньше смотреть на внешнее и больше смотреть на внутреннее. Во многом наше окаменение зиждится на том, что мы смотрим на внешнее наше поведение. В основном мы заботимся о том, как мы выглядим в глазах людей, то есть что мы выдаем наружу, внешне: дела и слова. А надо напоминать себе все время о том, что мы предстоим пред Богом. Бог судит не наши дела и слова, а состояние нашей души, устроение нашего ума и сердца. А сделали мы дело или не сделали, сказали мы слово или не сказали – это не так суть важно.

Мы много и часто упоминаем архимандрита Иоанна, старца Псково-Печерского монастыря, как, может быть, одного из последних остатков старчества, с которым нам посчастливилось жить в одно время. Не дерзаю говорить за Господа, но такое впечатление, что Господь поддерживает его жизнь ради нас с вами. Ему 93 года и кажется, что он давно уже готов к тому, чтобы Господь призвал его. Но чтобы не лишать нас одной из последних опор в этом мире, Господь оставляет его с нами†. Изданы его замечательнейшие письма. Отец Иоанн является тем примером святости, о котором можно сказать: «Вот он сейчас есть», а не то что это когда-то было, а теперь не бывает. Так вот, однажды кто-то его спросил (точно не помню: то ли он рассказывал, что ему задали такой вопрос, то ли этот вопрос задали ему при мне): «Отец Иоанн, вы прозорливый?» А он ответил: «Нет. Для того чтобы быть прозорливым, надо очень сильно уметь любить людей». Почему он так ответил? Потому, что если мы станем прозорливыми, то нашему взору откроются внутренние помышления каждого человека, даже тех, кого мы любим, и мы можем перестать их любить. Представьте себе, что вдруг кому-нибудь станет известно абсолютно все, что вы думаете и чувствуете по его поводу. Очевидно, что этому человеку будет трудно нас любить22. Теперь остается только представить, что Богу-то все открыто. Господь как раз и есть то Существо, Которому все тайны известны. И только всепобеждающая любовь Божия может победить ту мерзкую массу, которая живет в нашем сердце, в нашем уме и в наших чувствах. Итак, чистота пред Богом – есть чистота внутренняя. А все внешнее (дела и слова) – это лишь свидетельство внутренних состояний. «Отмоете внутренние сосуды, и внешние будут чисты», говорит Господь23. Отмывая же внешние сосуды, а внутренние оставляя в грязи, мы уподобляемся фарисею, о котором мы сегодня столько раз вспоминали. Внешне он выглядел безупречно: постился как надо, десятину на храм отдавал, не совершал грехов, как казалось24.

Конечно, не надо мои слова понимать таким образом, что мы не должны бороться с внешними проявлениями наших страстей, наших внутренних скверн: «А, все равно, какая разница, главное нам с внутренним бороться». Ничего подобного. Пресекать внешнее – это один из способов утеснить внутреннее. Внутрь мы не можем проникнуть и оттуда что-то вырвать, а отсекать внешнее, которое находится в нашей власти, это уже действие нашей воли и наших трудов. Отсекая внешнее, мы, во-первых, запираем страсть внутрь и она, не находя выхода, начинает выдыхаться, а во-вторых, этим трудом мы привлекаем себе на помощь благодать Божию для того, чтобы искоренить страсть изнутри. Но цель наша не отсечение внешних побегов. Если сравнивать это с сорняком, то, отсекая внешний побег, мы лишаем корень силы. Даже если корень остается и дает новый побег, но, все время его лишаемый, он в конце концов иссякнет. То есть пресечение внешних действий греха является не самоцелью, а средством к тому, чтобы вырвать внутренний корень. Об этом мы должны помнить, и если будем взирать на внутреннее, то найдем в себе предостаточно материала для покаяния.

Если говорить о совсем конкретных средствах для стяжания покаяния, то надо сказать о том, что наша исповедь должна быть достаточно частой. Мы должны, конечно, постоянно каяться перед Богом, но тем не менее исповедь со священником имеет совершенно особое значение. Редкая исповедь и раньше-то считалась явлением не очень здоровым, а тем более в нынешнее время. Если во дни Православной России считалось, что можно исповедоваться несколько раз в год, то теперь все старцы, все духовно мудрые люди призывают приступать к исповеди не менее одного раза в месяц. Если у кого-то есть возможность и будет получаться, то можно вести дневниковые записи о своих грехах. Конечно, это не входит в обязательные требования, и это может не получаться – не вмещаться в рамки и режим нашей жизни. Да и вообще, это уже частные, индивидуальные вещи. Кто-то, может, попробует и для него это окажется сложным, он не увидит в этом пользы. Так что это никоим образом не надо понимать как какое-то универсальное и необходимое для всех средство. Но если у кого-то есть возможность, то можно попробовать. Это поможет лучше видеть свои грехи, лучше исповедоваться. Это очень хороший, благочестивый обычай.

На этом, наверное, нам уже можно подойти к концу. Грядет Великий пост, давайте стараться усердно его соблюдать. Соблюдать в части пищи – это даст нам необходимую телесную легкость и подвижность, освобождение души для духовных дел. Давайте также стараться, как можно чаще бывать в храме, там мы все будем молиться знаменитыми словами Ефрема Сирина: «Дай мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». Точно по словам сегодняшней притчи о мытаре и фарисее: «Дай мне, в отличие от фарисея, как мытарю зреть моя прегрешения и не осуждать, как фарисей осуждал мытаря, брата моего». Будем с усердием молиться, чтобы Великий пост придвинул нас к покаянию. Чтобы к концу поста мы не увидели, насколько мы стали лучше за это время, а увидели бы, насколько мы стали хуже. Тогда, значит, пост мы провели правильно и стяжали плоды.

О СТРАСТЯХ

Без сокрушенного сердца невозможно освободиться от страстей.

Преподобный Нил Синайский