Мысль о святости христианского брака сказалась в церковных законах о недозволении брака в известных близких степенях родства кровного и свойства, в родстве от святого Крещения. Не только венчание, но и предшествующее ему обручение, которое в древности совершалось иногда за несколько лет перед браком, почитаемо было столь священным, что с обрученной уже не мог другой вступать в брак при жизни жениха (Шестой Собор, правило 98). Соответственно понятию о святости христианского брака венчание в древности соединялось с причащением Святых Тайн, а потому совершалось за Литургией. Когда же оно совершалось после Литургии, то жених и невеста во время самого венчания причащались преждеосвященных Даров, причем священник возглашал: "Святая святым". По правилу Карфагенского собора (13) новобрачные, ради благоговения к совершенному над ними таинству, должны пребывать первую ночь в девстве. Строгие церковные наказания за нарушение супружеской верности (отлучение от причащения Святых Тайн на 7-15 лет) также свидетельствуют, как высоко Церковь смотрит на святость брака. О том же свидетельствует воззрение Церкви на вторичные браки. Церковь никогда не запрещала вторичных браков, напротив, отвергала, как ложное, мнение некоторых еретиков (монтанистов и новатиан), которые хотели за двоебрачие отлучать от Церкви. Впрочем, согласно с учением апостола Павла, Церковь всегда воспрещала поставлять в священные степени двоеженцев. Кроме того, двоеженцам запрещалось причащаться Святых Тайн на один год, троеженцу - на три года, в наказание за недостаток терпения, самообладания и преданности в волю Божию. В чине венчания второбрачных преобладают молитвы о прощении им греха плотской немощи, побудившей их вступить в новый брак. По Василию Великому, третий брак только лучше распутства. Даже язычники в этом отношении были строги. Солон определил тяжкое наказание тому из афинских граждан, кто решился бы дать своим детям мачеху. О несовместности полигамии с христианством и говорить нечего. Мормоны за учение о полигамии лишены покровительства законов даже в такой либеральной стране, как Северо-Американские Штаты.

Ограждая святость брака, Церковь подвергла анафеме бракоборцев (Правила Апостольские, 5,51. Гангрский Собор, 19,14). О появлении их предрек апостол Павел (1Тим.4:1-3). По учению евангельскому и апостольскому, девство одобряется, даже предпочитается браку, но оно никому не вменяется в непременную обязанность, а предоставляется только хотящим и могущим вместить. По слову апостола, "брак (сам по себе) честен и ложе (супружеское) нескверно" (Евр.13:4). Не так смотрели на брак появившиеся после апостолов лжеучители. Они гнушались браком, как делом греховным, и старались распространить свое гнушение повсюду, так что, если бы восторжествовало их лжеучение, род человеческий скоро исчез бы с лица земли, а вместе с тем и Церковь. Апостол называет бракоборцев, имеющих появиться между христианами, лицемерными лжесловесниками, сожженными совестью. Это значит, что они будут возбранять брак во имя благочестия, почитая брачную жизнь препятствием к спасению; но благочестие их будет лицемерно, ибо недобросовестно, то есть, гнушаясь браком, они будут вести жизнь распутную, каковыми и были многие из бракоборцев, появившихся вскоре после времен апостольских. Бракоборство господствовало в сектах ессеев, Сатурнина, Василида, Маркиона, потом у энкратитов, манихеев, евстафиан и других. По учению этих сектантов, заимствованному из восточной философии, брак произошел от злого начала. Потому некоторые из них, осуждая брак, предавались необузданному разврату, оправдывая себя тем, что тело есть произведение диавола, и потому назло ему надобно измождать тело посредством распутства.

Бракоборцы по убеждению существуют и в наше время. Их немало в Америке, обильной всякого рода сектами. Там есть так называемые библейские коммунисты, которые проповедуют всеобщий брак - пантагамию. Они признают нездоровой и гибельной исключительную привязанность двух особ друг к другу. В домашнем быту у них господствует кровосмешение, так что одна и та же женщина бывает и сестрой, и женой своего мужа. Шэкеры, тоже американские сектанты, называют себя сынами благодати, верят, что наступило воскресение мертвых, и - согласно словам Спасителя, что по воскресении люди не женятся, ни посягают, но живут как ангелы, - отрицают брак, как ненужный для ангелов. Тункеры же презирают брак как зло, отвергают его как одно из таких учреждений, которые исполнили свое назначение и теперь исчезли, по крайней мере, насколько это касается избранных детей благодати [4].

Обратимся к русским бракоборцам. Главные между ними - беспоповцы федосеевского толка. По их учению, брака со времени Патриарха Никона нет, потому что некому венчать. Наступило царство антихриста. Не только священники, но и гражданские власти, начиная с царя, суть слуги антихриста. Государственные гербы на монетах и на документах - печати антихриста. Федосеевцы проповедуют безбрачие; но это не значит, что они проводят девственную жизнь. Их секта позволяет своим последователям, как в мире живущим, так и подвизающимся в общинах или монастырях, блудное сожитие, к общему соблазну сограждан и крайнему несчастью незаконнорожденных детей. Блудное сожитие они хоть и почитают грехом, но, при отсутствии благодати таинства Брака в антихристово время, грехом извинительным и легко очищаемым. "Женатые грешат, да не каются, а мы грешим, да каемся", - говорят они. Вражда к браку выражается у них и в других более грубых поговорках [5]. Детей от блудного сожития они не всегда держат при себе, но сбывают их в воспитательные дома, а прежде даже убивали и топили их в знаменитом Хапиловском пруду. Почитая брак непростительным грехом, федосеевцы поступающих в их общество женатых людей разлучают с женами. Те же, которые по переходе в их секту вступают в брак, совершаемый через родительское благословение, называются у них новоженами и, как величайшие грешники, не допускаются в общение с ними в молитвах, пока не разведутся. Детей, рожденных от новоженов, федосеевцы или не крестят, или, если окрестят, то с тем, чтобы матери не кормили их грудью и своим молоком не оскверняли их. Такова бракоборная секта, уничтожающая в корне семейную жизнь, враждебная Церкви и вредная государству. Между тем, как ни дико, как ни безнравственно учение этой секты, за нее, как и вообще за раскол, стоят многие органы гласности. Раздаются громкие жалобы на стеснительные для раскола законы, на неуважение к свободе совести. Против свободы совести никто, конечно, не думает восставать, запрещается только оказательство раскола, стесняется свобода его распространения. Но защитники раскола требуют для него безусловной свободы в богослужении и в распространении его учения даже путем печати. Нас возмущает сквернословие на улицах и на площадях; но в случае, если бы расколу разрешено было защищать себя и распространяться посредством печатной гласности, это было бы ничем не лучше сквернословия: не только против Церкви, но и против гражданской власти посыпались бы тогда в печати омерзительные выражения, какие только может придумать заклятый враг Церкви и государства. Защитники раскола не боятся торжественного поругания Церкви, лишь бы господствовала свобода выражения мнений. И пусть бы требовали этой свободы ни во что не верующие и вместе с тем враждебно относящиеся к существующему государственному строю: они вступаются за раскол потому, что стоят на одной с ним почве вражды к Церкви и иногда к государству. К сожалению, и между ревнителями Православия есть многие, которые тоже стоят за свободу раскола и которых ревность к Православию омрачается враждой к православному духовенству. Духовенство, по их словам, ничего будто (!) не делает для противодействия расколу путем убеждений, но оно пробудилось бы от постыдной спячки, если бы стало лицом к лицу перед расколом, свободным в своих действиях. Справедлив или нет расчет таких защитников свободы раскола, но во всяком случае сочувствием к свободе раскола и ожесточенными нападениями на духовенство они сильно поддерживают раскол в его упорстве против истины. Предоставляя одному духовенству обличать и обращать раскольников, они ни одним, словом не проговорятся для вразумления их.

Все исчисленные бракоборцы восстают против брака по религиозным побуждениям. Но есть и такие, которые отвергают брак во имя чисто животных побуждений. Разумеем наших социалистов и нигилистов. Вместо брака они проповедуют проституцию. "Нельзя считать падением, - говорят и пишут они, - если женщина предается с полнейшей свободой половому наслаждению любовью. Действительное падение - брак. Проституция выше брака, и против публичных женщин могут восставать только чопорные пуристы формального целомудрия" (см. изложение их учения в "Русском вестнике", 1881, ноябрь, стр. 99). Дай волю этим бракоборцам, они весь мир готовы были бы обратить в непотребный дом.

К бракоборцам должно отнести, наконец, тех, которые уклоняются от брака затем только, чтобы пожить в свое удовольствие. Брачная жизнь пугает их сопряженными с ней тяжкими заботами и обязанностями. То ли дело, рассуждают они, не отказывать себе ни в чем и всеми удовольствиями наслаждаться спокойно, зная, что за вами не следят ревнивые глаза жены, не тревожат дети. Брак они иначе не называют, как цепями, которые опутывают мужа и жену так, что они лишены свободы ни идти, куда бы каждому из них хотелось, ни разойтись. Они ненавидят брак, потому что ненавидят обязанности, которые он налагает. И следуя сами такому воззрению на брак, они стараются навязать его другим, особенно тем, на кого простирают беззаконные виды. И кому не известно, какие печальные последствия проистекают от того! Там девица, радость и утешение отца с матерью, делается легкой жертвой соблазна, здесь жена нарушает супружескую верность, - и счастье благословенного дотоле семейства навеки пропадает.

Нарушение супружеской верности есть один из тяжких грехов, которыми оскорбляется святость брачного союза. О тяжести его можно судить по строгости епитимий, за него налагаемых. Оно есть поругание благословения Божия, освятившего супружеский союз. Прелюбодей даст ответ перед Богом не только за унижение дара благодати, преподанной ему в таинстве Брака, но и за горе, которое он причиняет своим поведением верной жене, за соблазн для детей и ближних, за тех лиц, с которыми он беззаконничает. К сожалению, этот грех - обыкновенное явление в наше время. В низших слоях общества он усиливается от распространения пьянства, от фабричной жизни, отвлекающей рабочего человека от семьи, в средних и высших кругах - от легкого воззрения на брачные обязательства. Многие не дают им никакого значения, потому что не придают значения самому таинству Брака: в их глазах это одна формальность, которой должно волей-неволей подчиняться для законности брака. Нарушение супружеской верности они почти и грехом не почитают. "Разве я не могу отобедать в ресторане потому только, что у меня дома есть своя кухня?" - говорят они в оправдание своего беззакония, не обращая внимания на то, что ресторан сам по себе не предосудителен, следственно, не может быть сравниваем с приютом разврата. Ходячие повсюду идеи о женской эмансипации пагубно отзываются на супружеской верности. Иная жена, пропитанная этими идеями, до того увлекается мечтами о своих правах, что не хочет знать об обязанностях. Она имеет общего с мужем только то, что живет под одной с ним кровлей, но не признает для себя обязательным нераздельно принадлежать тому, с кем должна составлять одну плоть. Напрасно муж стал бы напоминать ей о долге, о приличии; она назовет его требования смешными, устарелыми, дикими, заговорит ему о сердечном влечении как о единственном законе, которому она должна подчиняться в выборе предмета личной привязанности. Напрасно муж стал бы указывать ей на детей, данных им от Бога, напрасно стал бы говорить ей, что дети должны быть предметом общей их привязанности и любви, следственно, хоть ради детей ей не следует пренебрегать мужем: эмансипированная жена всегда бывает дурная мать. Она тяготится детьми, они ей мешают пользоваться свободой жизни, а потому заботу о них она сваливает на одних нянек, кормилиц, гувернеров. Понятно после этого, каковы могут быть отношения между супругами, из которых один признает священными узы брака, а другая ни во что ставит их. Впрочем, есть и такие браки, где муж совершенно согласен с ложным мнением жены об эмансипации и сквозь пальцы смотрит на ее распущенное поведение, лишь бы только она не мешала ему самому жить так, как ему хочется, не стесняла его сношений с женщинами, которые ему нравятся. В одной из наших столиц за несколько лет была оригинальная свадьба. Жених и невеста запаслись обручальными кольцами, на которых вырезано было слово: свобода. От чего свобода? От супружеского долга. Будем жить вместе, рассуждали они, пока это удобно для нас и пока не надоели друг другу. В противном случае каждый из нас волен поступать, как хочет, даже выбрать для себя какое угодно знакомство и т.д. Но в таком случае - зачем было и вступать в брак? Брак есть обязательство, а отнюдь не свобода. Зачем было обручаться, зачем меняться обручальными кольцами? Эти кольца - залог супружеской верности, залог священный, ибо, прежде чем священник вручает их жениху и невесте, он полагает их на престол, освящает их прикосновением к нему и потом уже с молитвой соединяет ими жениха и невесту во Имя Святыя Троицы. Какое поругание святыни - знаки обязательства обращать в знаки свободы от него! Какое возмутительное кощунство над церковным священнодействием!

Святость брачного союза оскорбляется не одной супружеской неверностью, но и другими грехами, особенно раздорами между мужем и женой и вообще семейными неурядицами. Исчислять их не имеем времени. Скажем только, что семейные неурядицы, ослабляя узы брачной жизни, бывают причиной исков о разводе. Развод возможен, по слову Христа Спасителя, в случае прелюбодеяния, также, по слову апостола Павла, в случае оставления супругом нехристианином другого супруга, принявшего христианство. Кроме того, не в противоречие словам Христа и апостола, а отчасти с применением к разводу учения о свободе от брачных уз в случае смерти одного из супругов, по действующим у нас законам, брак может быть расторгаем по причине ссылки одного из супругов с лишением прав состояния, если другой не последует за ним; по безвестному отсутствию одного из супругов, продолжающемуся более пяти лет. Дозволение развода по природной неспособности к супружескому сожитию, а также в случае взаимного согласия обоих супругов поступить в монашество может быть рассматриваемо как действие особенного снисхождения к желающим разлучения, как исключение из общего строгого правила о разводах [6]. Но людям века этих причин к разводу недостаточно: они хотят или добиться неограниченной свободы разводов, или расширить круг причин к разводу. В последнем отношении многим хотелось бы достигнуть того же, что существует в протестантских государствах. Так, в прусских законах развод дозволяется по поводу жестокого обращения с женой, зазорного промысла того или другого из супругов, упорного пьянства, развратного поведения, мотовства, вследствие явного отвращения супругов друг к другу, когда нет надежды на примирение. Даже дозволяется искать развода без воли супруга вследствие отвратительных и тяжких болезней его, затрудняющих исполнение супружеских обязанностей. Прусские законы предоставляют суду расторгать брак в случае бездетства, если решение супругов можно будет признать в этом случае обдуманным. Такое легкое отношение к делу о разводах понятно в государствах протестантских. Протестанты, хотя не отвергают важности церковного благословения для брака, не признают Брак за таинство, запечатлевающее особенной благодатью неразрывный супружеский союз. Если брак есть простое обрядовое действие, то, конечно, уничтожить силу брака есть дело менее противное благочестию, чем решиться на это при воззрении на него как на таинство. Строгие протестанты не одобряют разводов, но примиряются с ними потому, что видят в них и в следующих за ними новых бракосочетаниях лучший исход из неправильного положения в несчастном браке. Но с христианской точки зрения, нехорошо то, что ввиду легкой возможности освободиться от нелюбимого лица посредством развода с ним ослабляются христианские отношения к нему, не принимается никаких мер к тому, чтобы при помощи христианской любви и терпения сделать сколько-нибудь сносным продолжение сожития с ним. Уклонение от этого христианского долга - дело не нравственное и не христианское. Если и чужие должны носить немощи ближних, не паче ли должно так поступать в отношении к своему мужу и жене. Как ни тяжело жить вместе с тем, к кому не только не лежит сердце, но еще чувствуется положительное отвращение, - чувство долга должно превозмогать. Христианин ни в каких обстоятельствах жизни не должен забывать заповеди Христа о кресте и самоотвержении. Скажут ли, что эта заповедь требует от человека непосильной жертвы и неудобоисполнима? Но Христос не дал бы заповеди неудобоисполнимой и невозможного не потребовал бы от нас. Он знает нашу немощь для борьбы с искушениями. Он даже Один ведает человеческого существа немощь. Он, притом, не только всеведущ, Он еще всемогущ. Он всегда готов дать помощь для исполнения заповеди, которую Он же дал. Ваш муж буен, развратен - жить с ним сущий ад. Но лучше здесь пережить адское состояние, чем подвергнуться опасности попасть в загробный ад в наказание за нетерпение, за своевольное и дерзкое презрение заповедей Господних. Особенно безнравственно искать развода с мужем или женой по причине их тяжкой болезни. Болезнь - несчастие. Несчастному надобно помогать, а не бежать от него. Так должно поступать в отношении не только к своим, но и к чужим. Причиной иска разводов нередко служит желание узаконить свои нечистые отношения к другому лицу, ставшему между мужем и женой. Случается, что знакомство с этим лицом переходит в греховное пристрастие и сопровождается нарушением супружеской верности, и мирные дотоле супружеские отношения расстраиваются, а немирные еще больше ухудшаются, и является мысль о разводе с надеждой счастливо зажить в законном браке с любимым лицом. Говорят: "Другого исхода нет. Человек не властен над своим сердцем. Положение человека, законом связанного с одним, а сердцем преданного другому, - фальшивое положение, лучше прекратить его". Так выходит с плотской точки зрения. Но не так должен рассуждать христианин. "Если око твое правое соблазняет тебя, - вырви его; если правая рука или нога соблазняет тебя, - отруби их" - вот заповедь Христова. Это значит, что христианин должен пресечь соблазнительное для него знакомство с таким же самоотвержением, с каким решаются на операцию отсечения больных членов тела. Пусть лицо, к которому ты привязался, для тебя дорого, как правый глаз, сделалось для тебя необходимым, как правая рука или нога, - прерви во что бы ни стало общение с ним, не жалей себя здесь, чтобы в наказание за продолжение этого пагубного общения не попасть в геенну огненную. Требуют изменения законов о разводе на более льготные ввиду помянутых поводов к разводу. Но уступать этим требованиям несогласно с достоинством законодательства. Эти требования суть следствия нравственного упадка в обществе, освящать их законом значит узаконять беззаконие. Законодательство должно противодействовать нравственному упадку общества, а не малодушно подчиняться заявляемым жизнью легкомысленным требованиям. Это было бы не законодательство, а контракт победителя с побежденными: оно очутилось бы в положении побежденной стороны, самом унизительном. Либералы от самой Церкви требуют льготных узаконений для облегчения разводов. Но Церковь не вправе отступать от древних вселенских канонов. Пусть так, говорят, но нельзя ли, не изменяя законов, делать снисхождение в применении их? Нельзя ли пустить в ход теорию усмотрения, которая, говорят, в обширных размерах практикуется в единоверных нам Церквах Востока, когда находят нужным обойти закон? Но подобные примеры для нас необязательны, особенно в наше время, не удовлетворяющееся никакими уступками. Не дай Бог, чтобы в этом случае закон остался мертвой буквой и принято было в нарушение его руководствоваться теорией усмотрений. Сделай на основании этой теории одному снисхождение, нельзя было бы отказать в нем другому, чтобы не навлечь упрека в пристрастии к одним и в несправедливости к другим. Недовольные нашими законами о разводах желали бы изъять суд по этим делам из церковного ведомства и передать в светские суды. Но повторим слова митрополита Платона: "Если Брак есть таинство, а власть совершать таинства принадлежит Церкви, то и уничтожать силу таинства, расторгать брак, может одна Церковь. Если светские присвоят себе власть расторгать брак, то следует им и благословлять брак" (Мнение митрополита Платона см. в книге "Предполагаемая реформа духовного суда", часть 1,85). Передать церковное дело светским судам и предоставить Церкви только исполнение их решений, уничтожение силы таинства, значит подвергать крайнему уничижению Церковь. Благодаря известному искусству адвокатов белое делать черным и черное белым, легко торжествовала бы на светских судах по этим делам самая вопиющая неправда. Сообразно ли было бы с достоинством Церкви закреплять ее своим утверждением? Жалуются на крайнюю неудовлетворительность приказных форм консисторского суда по делам бракоразводным. Это правда, но дело поправимое. Несколько лет тому назад был рассматриваем в особом комитете проект реформы духовного суда. Проектом предположено было изъять бракоразводные дела из духовного ведомства. Предположение не было принято, но необходимость улучшения консисторского судопроизводства была признана всеми, и надобно думать, что реформа в этом смысле со временем осуществится и для жалоб на епархиальный суд не будет справедливого повода.

С бракоразводным вопросом имеет связь вопрос о гражданских браках. Брачный развод несовместен с заповедью Христовой: яже Бог сочета, человек да не разлучает. Но если сочетавает человек, то человек же и разлучать может, дело человеческое может быть разрушаемо человеком же. Гражданская форма брака явилась сначала в Голландии, потом, со времени революции, во Франции; позже в Бельгии, в Австрии и других странах. Из православных государств она существует только в Румынии, где в 1864 году, по настоянию господаря князя Кузы, стремившегося повсюду вводить французские обычаи вопреки желанию и нравам народа, приняты в закон постановления французского кодекса о браках. Нужно ли желать, чтобы и у нас появился подобный закон? Нужно ли желать, чтобы брак православных русских заключался не в церкви, при посредничестве священнослужителя, а в камере мирового судьи, нотариуса, в квартире участкового пристава, в волостном правлении? Нужно ли нам в этом отношении брать за образец иностранные государства? Избави Бог. Там гражданская форма брака введена вследствие условий, совершенно чуждых нашей жизни. Прежде всего она появилась в странах с господствующим римско-католическим вероисповеданием. Римская церковь редко уживается мирно с государством вследствие притязаний на политическое преобладание, вследствие стремлений к достижению отдельных от государства политических целей. В видах противодействия этим стремлениям для государства на Западе стало потребностью провозгласить теорию отделения Церкви от государства. Эта теория должна была коснуться и брака по поводу беспрерывных пререканий о браке между Церковью и государством, например, по поводу пререканий о смешанных браках и о степенях родства, дозволительных для брака. Брак взят государственной властью в свое заведование, и гражданская форма брака явилась в смысле или общеобязательной, или дозволенной и произвольной формы, с предоставлением, впрочем, и в первом случае после гражданского заключения брака обращаться желающим к благословению Церкви. В государствах протестантских еще легче было дать мирской характер заключению браков при отрицании таинства Брака. В нашем отечестве нет ничего похожего на борьбу Церкви с государством. Наша Церковь уважает законы государства, и государство всегда соображает свои узаконения с церковными. При таком единении Церкви и государства есть ли какая надобность сочинять и вводить в действие гражданскую форму браков? Для кого она нужна? Для верующих? Напротив, это только возмутило бы их совесть, оскорбило бы их религиозное чувство. Для неверующих, число которых возрастает значительно в наше несчастное время? Но изменять в угоду им вековые законы о браке значило бы только поощрять их нечестие к соблазну верующих душ. Но, с другой стороны, нельзя же венчать их в церкви, когда всем известно их неверие и пренебрежение к Церкви. Как тут быть? Ничего тут не остается делать, как предать их действию их злой воли: скверный да осквернится еще, неправедный да творит неправду еще, - и молить Господа о вразумлении их. Но как быть с детьми от незаконных сожитий этих людей? Детей надо пожалеть. Они невиновны, что имеют неверующих и нечестивых родителей. Не беремся здесь решать вопрос о гражданских и имущественных правах незаконнорожденных детей. По крайней мере, надобно позаботиться о религиозно-нравственном их воспитании. Этих несчастных детей непременно надобно оградить от нечестия их родителей, от их пагубного воспитания. Можно ли это сделать, не разлучая их с родителями? Можно. У нас есть институт восприемников или поручителей за веру крещаемых. Дело восприемников не в том только состоит, чтобы постоять при купели, прочесть за крещаемого Символ веры, принять на себя известные расходы, но, главным образом, в попечении о воспитании крестных детей в духе веры и благочестия, в страхе Божием, в послушании Святой Церкви. Устранять восприемника от этого попечения не вправе плотские родители. Их дети суть вместе с тем дети Церкви. Она имеет над ними непререкаемую духовную власть - она их мать. Но так как всей церковной общине неудобно следить за каждым из своих членов, то ближайшее попечение о детях возлагается на их восприемников, которые в этом случае являются представителями церковного общества и обязаны наблюдать за отношениями к своим крестникам плотских родителей их, не вредят ли эти отношения вере и благочестию детей, не препятствуют ли им быть истинными чадами Церкви. Особенно зорко должно следить за воспитанием детей родителей неверующих и нечестивых. Не дай Бог детям иметь таких родителей. От незаконных сожитий рождающиеся дети вообще подвергаются опасности или совсем не получить воспитания, или получить худое. Но эта опасность увеличивается, если незаконно сожительствующие родители недугуют неверием и нечестием. Ни Церковь, ни государство не в силах пресечь незаконные сожития; по крайней мере Церковь и государство могут и должны принимать меры к спасению от нравственного растления незаконнорожденных детей. Церковь не должна терять в них послушных чад, государство - благонадежных граждан.

Примечания

1. Происходило 17 января 1882 г. в зале московской городской Думы.

2. Имеется в виду убийство народовольцами в 1881 г. Императора Александра II. - Ред.

3. Исключение было допущено только в пользу древнего права ужичества (левирата), по которому брат или другой ближний родственник умершего должен был жениться на вдове его, чтобы восстановить семя умершему бездетным брату или родственнику.