Получив послание (первое) Гонория, Сергий, вероятно – не долго думая, приступил к осуществлению своего нового плана воссоединение монофизитов с православными, проектированного им в послании к папе и безусловно одобренного этим последним. С этой целью Сергий побудил императора Ираклия от своего имени издать в сентябре месяце 638 года составленный самим Сергием55 декрет веры, известный под именем «??????? ??? ???????» [Изложение веры]. В этом эдикте впервые является на Востоке формула Гонория «?? ??????». Согласно с советом Гоно–рия, в «Ектесисе» запрещается говорить об одном или двух дейс–твованиях и повелевается исповедовать, что во Христе Господе нашем ?? ??????, так как (аргумент тот же самый, что и в послании Сергия к Гонорию) «разумно одушевленная плоть Его раздельно и из собственного импульса, вопреки мановению (???????? ?? ???????) ипостасно соединенного с ней Бога Слова, никогда не совершала своего естественного движения (желания), но когда, как и сколько хотело само Слово» (??? ?????, ??? ???? ??? ???? ????? ? ???? ????? ????????)56.

В последней четверти57 638 года в Константинополе Сергием был созван собор для утверждения «Ектесиса», которое состояло в собрании подписей присутствовавших на соборе. Римские апокрисиарии, явившиеся в Константинополь за утверждением (consecratio) Северина, избранного на место умершего Гонория, отказались от подписи «Ектесиса» (dogmaticam chartam), заявив, что это выше их полномочий, и с согласия собора взяли хартию в Рим для представления на рассмотрение папе58. Таким образом, дело отобрания подписей отсрочилось на неопределенное время. Между тем, в самом непродолжительном времени после созвания собора, а именно в начале декабря 638 года, Сергий скончался59.

Преемник Сергия Пирр на первых же порах по вступлении на патриаршую кафедру60 открыто и решительно заявил себя сторонником унии, провозглашенной Сергием61. На соборе (conciliabulum), созванном, вероятно, по случаю вступления Пирра на патриаршую кафедру и состоявшемся под его председательством (что видно из «Диспута Максима с Пирром»)62 «decreta… а Sergio et Суго Phasiano (т. е. Capitula IX и ???????) Pyrrhus corroboravit»63. Мало того, Пирр не только вновь подтвердил «Ек–тесис», но позаботился и о том, чтобы и отсутствующие епископы изъявили свое согласие на принятие его. В Александрии Кир принял «Ектесис» с великой радостью, прославляя Бога за то, что Он даровал своему народу столь мудрого царя64.

Не смотря на такое радение константинопольских патриархов об унии, новая попытка введения унии (на началах монофе–литизма, уния Сергия) едва ли имела больший успех, чем первая (уния Кира, на началах моноэргизма). С одной стороны, нет оснований думать, чтобы монофизиты охотнее принимали унию Сергия, чем унию Кира, хотя провозглашения начал той и другой – учения о ??? ???????? и об ?? ?????? – они, разумеется, не могли не приветствовать как торжества своего учения. С другой стороны, православные были так тверды и строго последовательны в исповедании Халкидонского вероопределения, что были слишком далеки от пожертвования выражением «??? ?????????» и от принятия новой формулы «?? ??????». Нам известен уже характер отношения ортодоксии в лице Софрония к унии Кира. Те же черты безусловного отрицания при апологетическом стремлении доказать несостоятельность чужого и законность собственного воззрения характеризуют отношение ортодоксии и к унии Сергия. Деятелями православия в этот новый (второй) период истории моно–фелитских движений являются: на Западе преемственно один за другим следовавшие папы (Северин, Феодор, Иоанн IV и Мартин), а на Востоке – Максим Исповедник, вполне заменивший собой Софрония, благотворное влияние которого на ход церковных дел сначала было прервано, вследствие осадного положения и взятия Иерусалима в 638 году, а потом и совсем должно было прекратиться за смертью его, последовавшей И марта 639 года65.

Таковы были обстоятельства, среди которых Максим открыто выступил на защиту интересов православия. Начало полемической деятельности Максима находится в связи со временем удаления его из монастыря. Известно, что Максим недолго оставался в монастырском уединении. Так, в 633 году мы застаем его уже в Александрии, где он, по его собственным словам66, вращался вместе с Софронием. Когда именно Максим покинул монастырь, и что собственно привело его в Александрию, решительно никаких сведений об этом в жизнеописании Максима мы не находим: биограф Максима совершенно умалчивает о путешествии Максима в Александрию и говорит лишь о путешествии его в Африку. А письма самого Максима вообще крайне скудны сведениями, касающимися обстоятельств внешней его жизни. Тем не менее, отчасти на основании содержания писем Максима, отчасти на основании некоторых черт детального характера, заключающихся в них, можно составить некоторое приблизительное представление об обстоятельствах путешествия Максима.

И, прежде всего, что касается причины удаления Максима из монастыря, то в этом отношении крайне ценно единственное в своем роде показание самого Максима. В письме к Иоанну пресвитеру Максим выражает желание вернуться на родину, «если только действительно совсем миновал страх (причиненный нашествием) внешних врагов67, из боязни перед которыми, ради сохранения жизни, он переплыл столь обширные пространства морей»68. Настоящее письмо написано в 643 или в 644 году из Африки69, и в только что приведенном месте должно видеть ближайшим образом указание на грозное нашествие сарацин (арабов) на Египет и взятие Александрии в 639 году, наведшее на жителей страшную панику и сопровождавшееся переселением многих из Египта в североафриканские провинции. Максим в этом случае, как видно, подвергся участи этих многих и из Александрии переселился морем в Африку. Ближайшим образом, повторяем, здесь должно видеть указание на это обстоятельство из жизни Максима. Но ничто не препятствует видеть в приведенных словах Максима указание и на причину первоначального удаления его из монастыря в Египет, тем более, что время нашествия сарацин на малоазийские провинции совпадает со временем удаления Максима из монастыря: сарацины начали угрожать целости Восточной империи, и именно, прежде всего, Сирии, с 631 года70; к тому же приблизительно времени должно быть отнесено и удаление Максима из монастыря. Разумеется, для Максима могли быть и иного рода побуждения: усиление монофелитизма, не дававшее ему покоя во дворце, естественно, мешало ему успокоиться и в монастыре, и его влекло туда, откуда должно было начаться распространение унии. Действительно, на первых же порах по удалении из монастыря мы застаем Максима в Александрии.

План путешествия, на основании некоторых данных, заключающихся в письмах Максима, можно представить себе в таком виде. Было ли в намерении у Максима прямо отправиться в Александрию, или подобная мысль пришла ему в голову потом уже, по удалении из монастыря, неизвестно. Во всяком случае, он не сразу, нужно полагать, очутился в Александрии. Есть основание предполагать, что по удалении из монастыря Максим, прежде всего, посетил о. Крит. Среди писем Максима к Марину находим одно, посвященное воспоминанию о пребывании его на о. Крите и о происходившем там собеседовании с лже–епископами севе–рианами. Письмо это, как увидим потом, написано сравнительно поздно, в 641 – 645 годах, за время пребывания Максима в пределах Африки. На основании характера самого воспоминания об этом событии, как о событии отдаленном71, можно заключать к тому, что означенное пребывание было сравнительно задолго до времени написания письма, в котором упоминается о нем. А предмет диспута, происходившего за означенное пребывание и воспроизведенного Максимом по памяти, позволяет еще ближе определить время самого события. То обстоятельство, что в этом диспуте Максим, по воспоминаниям его самого, полемизирует лишь против учений Севера и Нестория и совсем не упоминает ни о «Ектесисе» Сергия, ни о «религиозном новшестве», введенном в Александрии, как сам он иногда называет унию Кира (между тем как в полемике последующего времени, направленной хотя бы то и против Севера, Максим нигде не упускает из виду ни того, ни другого декрета), не оставляет места сомнению в том, что диспут с северианами, а следовательно, и самое пребывание на о. Крите должно быть отнесено ко времени до введения унии в Александрии, значит – к 632 или к началу 633 года.

С о. Крита Максим направился в Александрию72, где и застаем мы его в 633 году обращающимся, как выше было замечено, с Софронием. Из того письма Максима к Петру, в котором находится упоминание о протесте Софрония против обнародования униатских глав Кира, не видно, как держал себя Максим на первых порах пребывания в Александрии в отношении к унии Кира. Но другое его письмо к Петру проливает некоторый свет на положение, какое занял Максим относительно унии. На основании этого другого письма73 можно судить о том, что на первых же порах Максим заявил себя явным сторонником Софрония, которого он называет отцом и учителем74, разумеется – прежде всего, своим. После того, как протест Софрония не был уважен Киром, Максим, подобно Софронию, думал найти поддержку ортодоксальной партии в Константинополе. С этой целью Максим писал в Константинополь к сенатору Петру, прося его оказать содействие Софронию, который тогда нарочно за этим явился в Константинополь.

Прибыл Максим в Александрию в начале 633 года или, по крайней мере, не позже конца 632 года, а удалился в 639 году, и все это время, около шести лет, он провел, нужно полагать, в Александрии или в окрестностях ее, вообще в Египте. Не подлежит сомнению, что в Африку Максим явился из Александрии: об этом достаточно говорит указанное выше обстоятельство, заставившее его переселиться в Африку. Оно же говорит и о том, что событие это случилось не раньше 639 года, и, вероятно – в этом именно году. С другой стороны, нет решительно никакого основания предполагать, что после более или менее продолжительного пребывания в Александрии Максим возвратился в Хрисопольский монастырь, как обыкновенно представляют дело75, а затем вторично явился в Александрию: было бы более чем непонятно, по каким побуждениям и зачем Максим вторично прибыл в Александрию. Напротив, есть некоторые данные, косвенно указывающие на то, что Максим не возвращался в Хрисополис после путешествия в Александрию. Сюда должны быть отнесены, во–первых, вышеприведенные слова Пирра: «мы, – говорит Пирр про себя и Сергия, – не знали тебя в лицо»; едва ли бы подобное явление было возможно, если бы Максим вернулся из Александрии и жил в монастыре. Во–вто–рых, за то же говорит и то обстоятельство, что в письме к сенатору Петру, написанном уже из Африки, Максим рассказывает про известное столкновение Софрония с Киром в Александрии. Если бы Максим вернулся из Александрии в монастырь, то он постарался бы, конечно, не раз побывать в Константинополе у Петра, к которому он раньше обращался письменно за содействием. И быть не может, чтобы при личном свидании Максим не рассказал про это столкновение. Разумеется, странно было бы представлять дело и так, что все шесть лет Максим высидел в самой Александрии: ничто не мешало ему путешествовать по окрестностям города с проповедью обличения «религиозного новшества, появившегося в Александрии». Но где именно и в чем собственно провел Максим все эти шесть лет, об этом положительно нельзя ничего сказать. Кроме упомянутого выше письма к сенатору Петру, сохранились ехце два письма, написание которых должно быть отнесено к самому концу этого, александрийского, периода. Это письма к Косьме, диакону Александрийской церкви, и другое (рекомендательное) к Петру (смотр, во II отделе: время, место, цель и повод написания писем Максима). Но они ровно ничего не поясняют нам относительно пребывания и деятельности Максима в Александрии или вообще в Египте. Правда, одно из них – к Петру – показывает, что Максим работал в это время в направлении, указанном полемикой, углубляясь в самые основы ее; но это указание слишком общо, и не может быть распространено на весь александрийский период.

Со времени переселения Максима в Африку начинается новый период его жизни – период открытой, непрерывной и оживленной деятельности, всецело направленной на борьбу с широко распространившимся злом Церкви, всему Востоку угрожавшим серьезной опасностью. Дело в том, что до 40–х годов в Североафриканской церкви о монофелитизме знали лишь по слухам; но с 40 года и сюда начала проникать преступная пропаганда моно–фелитизма. Она занесена была сюда переселенцами из Египта, принужденными удалиться оттуда вследствие указанного выше обстоятельства, среди которых было, разумеется, немало и приверженцев монофелитизма. Понятно, что среди такого положения дел в Североафриканской церкви появление и деятельность здесь Максима были как нельзя более своевременны.

Прекрасно характеризует деятельность Максима в Африке за это время автор похвального слова Максиму. «Вступая в разговор с африканскими епископами, – говорится в жизнеописании Максима, – он своими божественными устами утверждал их в вере, наставлял и вразумлял их, как избегать коварства врагов и опровергать софистические умствования их. Многоопытный муж этот хорошо понимал, что для нас необходимы великое искусство и навык в диалектике, если хотим победить противников и низложить их надменную гордость, попирающую истинное знание. Поэтому он всячески возбуждал их (православных), одушевлял, воспламенял в них дух мужества, исполнял духом ревности. Правда, они (епископы) превышали его саном, но в отношении мудрости были гораздо ниже его, не говоря уже о других высоких качествах этого мужа. И они охотно внимали его речам, беспрекословно повиновались его убеждениям и советам, польза которых была так очевидна… И не только клир и все епископы, но и народ, и все начальники – все чувствовали в себе какое–то непреодолимое влечение к нему. Все жители не только Африки, но и близ лежавших островов почитали Максима как своего наставника, учителя и вождя»76.

Деятельность Максима за время пребывания в Африке не ограничивалась одними устными собеседованиями с африканскими епископами. Одновременно он вел полемику и письменно: из Африки Максим написал большую часть сохранившихся до нашего времени своих писем. Следя за развитием монофелитизма, насколько позволяли ему это обстоятельства его внешней жизни и пространственная отдаленность от центров монофелитского движения, в письмах, написанных за это время, Максим полемизирует, главным образом, против основного положения собственно монофелитизма, впервые сформулированного в известном послании Гонория.

Помимо прямого своего интереса – догматического (а с этой стороны они особенно ценны) – письма рассматриваемого периода, который можно назвать по месту нахождения Максима африканским, не безынтересны для нас еще в том отношении, что в них и только в них мы находим некоторые довольно ценные биографические данные относительно места деятельности Максима за время пребывания в Африке, относительно времени написания самых писем и т. п. Так, из одного письма к Марину, пресвитеру Кипрской церкви (t. II, col. 133 – 137), очевидно, что Максим вращался сначала в Бизаценской области (?? ?? ???????), а потом в проконсульской Африке, и именно в Карфагене77. В другом письме–к Иоанну кубикулярию (col. 460 – 509) – находим прямое указание на время и повод написания его78. При сопоставлении этих двух указаний мы приходим к следующему заключению: перед и во время написания упомянутого письма к Иоанну кубикулярию Максим проживал в Карфагене79. Следовательно, пребывание Максима в Карфагене падает на 641 год. А пребывание в Би–заценской области, на основании письма к Марину, должно быть отнесено к непосредственно предшествовавшему времени, т. е. или к началу 641, или к концу 640 года. А мы знаем, что как раз около этого последнего времени Максим и прибыл в Африку. Следовательно, по удалении из Александрии Максим явился, прежде всего, в Бизацинию, и именно, быть может, в Адрумет – приморский портовый город; затем переселился в Карфаген. Обращая внимание на то обстоятельство, что впоследствии епископы трех африканских провинций – Бизацинии, Нумидии и Мавритании – на соборах, составившихся в этих провинциях, решительно высказались против монофелитизма, можно допустить, что после пребывания в Карфагене, более или менее продолжительного, Максим путешествовал по Нумидии и Мавритании и отсюда снова вернулся в Карфаген.

Максим прожил в Африке около пяти лет. Пятилетнее пребывание его здесь завершилось весьма знаменательным фактом, имевшим значение не только в жизни Африканской церкви, но и в целой истории монофелитских движений. Это знаменитый диспут между Максимом и экс–патриархом Пирром. Дело в том, что после довольно непродолжительного управления Константинопольским патриархатом в октябре 641 года 80 Пирр должен был сложить с себя патриаршее звание81 и бежал через Халкидон82 в Африку. Время появления Пирра в Африке неизвестно. Известно только, что в Африке Пирр имел несколько столкновений с Максимом, после чего между ними состоялся публичный диспут. Это было в июне месяце 645 года. Хотя о месте столь важного события нигде не упоминается, но, скорее всего, можно допустить, что оно имело место в Карфагене, резиденции наместника Африки. На диспуте присутствовали несколько епископов, Григорий «????????????» патриций и много «знатных и благочестивых» мужей83.