Мы ограничили уже область позволенного тем, чтобы оно не заключало в себе противоестественных элементов. Теперь мы должны сделать новое ограничение в этой области, отмечая слова апостола: все мне позволительно, но не все полезно (1 Кор. 6:12), все мне позволительно, но не все назидает (10:23). Эти слова означают следующее: хотя все названные предметы, принадлежащие к области позволенного, вообще говоря, позволительны, но в частности, т.е. для известных лиц, они могут быть «не полезны», — могут не назидать человека, а портить его, и поэтому они не позволительны. Потому смотря по внутреннему состоянию личности можно решить, в какой мере каждый из нас может принимать участие в развлечениях указанного рода, и как вообще широка для него область позволенного. Что одному позволительно, то другому может быть во вред.

Напр., тому, кто чувствует в себе избыток юношеских сил, — танцы подходящее развлечение; но танцевать под старость — совсем не подходящее занятие, след., танцы приличествуют юношеству.

Таким образом, все те развлечения, которые тормозят нашу нравственную деятельность, должны быть признаны непозволительными. Это те действия, которые оставляют жало в нашей совести или препятствуют настроению духа, выраженному апостолом: непрестанно молитесь. Надо обращать внимание на выбор предметов для отдыха и развлечения, на индивидуальность, на возраст, на звание и состояние, на остальные обязанности, чтобы не причинить им ущерб. Можно припомнить в настоящем случае слова ап. Павла: все, что не по вере, грех есть (Рим. 14:23). Комментируя эти слова, один моралист говорит: «все то грех для меня, что не вышло из того основного убеждения, которое должно быть определяющим началом для всей моей жизни, что не находится в согласии с ним».

«Сверхдолжные» совершенства и Евангельские советы

Устранив учение об адиафорах, или нравственно безразличных действиях, мы доказали, что в области человеческой воли нет ничего слишком ничтожного и маловажного, и все действия определяются законом или божественной волей. Теперь следует доказать, что в области свободной воли нет ничего слишком высокого, что выходит за пределы нравственного закона. А между тем католики допускают последнее в учении своем о сверхдолжном совершенстве. Представляя нравственный закон в виде известного количества заповедей, копируемых человеком в своей жизни, они думают, что возможно подняться выше предписаний закона туда, где начинается сфера чистого изволения человека (проще выражаясь — произвола) и необычайных заслуг его; здесь воля Божия не может предписывать человеку, а только разве советовать.

Католики ссылаются для подтверждения своего учения на различение евангельских Заповедей и евангельских советов. Основывая вообще все учение о «советах» на месте из Евангелия Луки: когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17:10), они, в частности, для обетов нищеты и девства приводят известные места из евангелия от Луки гл. 18:22 и от Матфея, гл. 19:11; 12:21, и из послания ап. Павла к коринфянам, гл. 7; 9:4. 5:14-17. На основании этих мест и в нашей православной церкви существует обет монашества. Но, по учению нашей церкви, монахи своими обетами не совершают чего-либо сверхдолжного. Евангельские советы, по нашему учению, не состоят наряду с заповедями, как нечто совершенно отличное от них, а в пределах заповедей и обязательства; и след., они также есть заповеди, но не для всех, а для известных личностей, при известных обстоятельствах. О евангельском юноше, которому Господь предлагал отказаться от имущества и следовать за Ним, мы знаем, что он опечалился и отошел от Господа Иисуса. Господь, посмотрев вслед отходящему, сказал ученикам Своим: как трудно имеющему богатство войти в Царствие Божие. След., исполнение предложенного юноше совета было для него условием достижения небесного царства; а если так, то это не был совет в обычном смысле слова для всех, а такой совет, который был сказан для этого юноши. То же следует сказать и насчет обета девства, о котором Господь Иисус Христос сказал: не все вмещают слово сие, но кому дано: могущий вместить, да вместит. Выражение дано ясно показывает, что избрание брачной или безбрачной жизни не предоставлено произволу человека, но должно основываться на индивидуальном даровании и состоянии каждого. И, след., кому сообщен дар к безбрачной жизни, но он не воспользовался им, тот должен быть обвинен подобно ленивому рабу, зарывшему свой талант. А если так, то и совет девства имеет значение заповеди, но не для всех, а для лиц к тому призванных. На это обстоятельство и у православных христиан не всегда обращается должное внимание; следствием чего бывает то, что многие лица, имеющие дар к безбрачной жизни, не поступают в монашество (считая поступление в него зависящим только от их изволения, а не от повеления Божия, которое состоит в их индивидуальности и обстоятельствах жизни). И наоборот, многие лица, не получившие этого дара, поступают в монашество (считая это зависящим от их произвола). А место из евангелия от Луки (17:10), в котором говорится о неключимом рабе, неправильно объясняется католическими нравоучителями. По их толкованию, Господь Иисус Христос называет неключимым, т.е. ничего не стоящим, незаслуженным, того христианина, который совершает только то, что обязан совершить; след., говорят, христианин может совершить больше того, чем требуется от него обязанностью. На самом же деле мысль этого евангельского места такова: что бы человек ни совершил доброго, он должен сознавать, что совершил только то, что обязан был совершить, и не может претендовать на заслугу, на сверхдолжное совершенство и награду. Если же Бог награждает нас, то Он делает это по милости Своей. И мы неключимые, т.е. незаслуженные рабы, тем более, что мы грешники и следовательно, нам надлежит просить о прощении, а не претендовать на награду.

Положительное же опровержение католического учения о сверхдолжных совершенствах и выходящих за пределы долга евангельских советах заключается в заповеди о любви, которая есть венец закона. Если мы обязаны любить Бога от всей души, от всего сердца, от всего помышления, то не следует ли отсюда, что все, что бы мы ни совершили благого, будет только исполнением любви; а любовь есть не совет только, предоставленный изволению человека, а общехристианская заповедь. Надо еще принять во внимание место из послания ап. Иакова: кто разумеет делать добро и не делает, тому грех (4:17). След., если евангельские советы добро для кого-то, то неисполнение их вменяется ему в вину, оно грех для него. Таким образом, если человек находится в таком положении, при котором поступление в монашество есть для него наилучшее действие из всех возможных, то оно тогда становится для него строгой обязанностью. Если же оно для такого человека не кажется строгой обязанностью, то только потому что им не понято, что это лучшее действие из всех возможных. Кто не согласен с этим положением, тот предпологает, что человеку позволительно избирать худшее.

В том обстоятельстве, что воля Божия не всех обязывает к одинаковому способу ее осуществления, и что не всегда сразу бывает ясно для каждого, в чем состоит благая, угодная и совершенная воля Божия по отношению к нему (Рим. 12:2), заключается объяснение смысла слова «совет», в отличие от слова заповедь. Истинная сторона католического учения состоит в том, что каждый должен «советоваться» с самим собой и с другими. Но это совещание должно быть направлено только на то, чтобы исследовать волю Божию, которая должна быть непременно исполнена в данном случае; однако это последнее обстоятельство не принято во внимание католиками.

Но исправляя католический взгляд на евангельские советы и проистекающие отсюда следствия, мы не можем оставить без внимания и протестантский взгляд на этот предмет. Протестанты не признают монастырей и монашеский образ жизни, они не хотят знать таких учреждений, которые состоят из лиц, посвятивших себя высшей религиозно-нравственной жизни, сделавших для себя заповедями такие евангельские советы, как безбрачие, нестяжательность и отречение от своей воли. Но если среди христиан есть лица, которые по своим индивидуальным дарованиям делают для себя заповеди из евангельских советов и которые промыслом Божиим направляются на такой путь жизни, то отсюда само собой следует, что эти лица составят особый круг в среде христианского общества и будут жить особыми общинами, в монастырях. Монастыри не создавались искусственно, но они сами возникали вследствие стремления некоторых лиц к высшей духовой жизни. Этот взгляд подтверждается историей. Следовавшие евангельским советам вначале жили разъединенно, скрываясь в пустынях, пещерах и других уединенных местах. Впоследствии, в силу естественного стремления человека к сожительству с подобными себе они соединились в общины и основали монастыри. А что безбрачной и вообще подвижнической жизни их принадлежит высшее нравственное достоинство — это будет объяснено и доказано дальше.

Коллизия обязанностей, казуистика

Хотя долг каждого человека один, но он подразделяется на множество обязанностей. Путем исполнения этих обязанностей, каждый из нас исполняет свой долг, а вместе с тем — нравственный закон. Наша задача состоит в том, чтобы расположить гармонично и своевременно выполнение этих обязанностей, чтобы каждая имела свое время и они между собой не сталкивались. Однако в нашей жизни, где грех произвел расстройство и беспорядок, такое столкновение часто происходит; оно называется коллизией обязанностей. В этом случае человеку надо в одно и то же время исполнить две обязанности (что невозможно), или исполнением одной обязанности нарушить другую. Напр., Ирод поклялся дать плясунье все, что она попросит; она попросила главу Иоанна Крестителя. Здесь, очевидна, коллизия двух обязанностей: обязанности соблюсти клятву и обязанности не причинить безвинно смерти человеку. Или напр., в дом забежал человек, преследуемый убийцей, и умоляет скрыть его; я его скрыл. В этом случае мне предстоит или сказать неправду, заявив, что этого человека здесь нет, или же выдать преследуемого, нарушив обязанность любви к ближнему, поступив безжалостно. Или случай о таких детях, родители которых живут в разладе, отец запрещает то, что мать повелевает, и наоборот: здесь коллизия обязанности повиновения отцу и обязанности повиновения матери.

В средние века образовалась целая «наука» — казуистика, поставившая себе задачей разрешать сомнительные и запутанные случаи совести. Но со временем эта «наука» потеряла доверие вследствие искусственности и непригодности ее для жизни и даже развращающего влияния на общество. Казуисты старались предусмотреть всякий случай нравственной жизни (даже не встречавшийся) и создать для него правило. Выполнение такой задачи невозможно и излишне. Да и занимались они часто такими предполагаемыми случаями, о которых лучше бы умолчать. Остатки казуистики можно найти в современном католическом нравоучении. Протестантские же богословы решительно заявляют, что нравоучение не имеет никакого дела с казуистикой; по их мнению, во всяком сомнительном случае решать дело должна единственно совесть человека, его моральный кодекс, и никаким правилам тут нет места. Мы же, православные, избрали средний путь; он и есть истинный путь.